– Надо будет заскочить в магазин одежды, – крикнул он Уэрфу, тот храпел на диване, куда сел посмотреть телевизор, пока Салли принимает душ.
– Что?
Салли надел туфли на босу ногу.
– Мне надо купить носки.
На миг повисло молчание, Уэрф старался осмыслить сказанное.
– Как у тебя могли закончиться носки, ведь ты же был в тюрьме?
– Легко, – ответил Салли. – Они закончились еще до того, как я туда сел. Так нормально?
Кроме чистых носков, у Салли отсутствовали костюмные брюки, остался только пиджак. Если бы Салли любил делать ставки – а он любил делать ставки, – он поставил бы на то, что отнес брюки в химчистку и забыл забрать. Когда он в последний раз надевал костюм? Обычно вещи, которые он относил в химчистку, дожидались его там до следующего раза, когда в них возникнет нужда.
– Шикарно, – без особого интереса ответил Уэрф. – Я бы даже не стал морочиться из-за носков. Ни к чему выряжаться.
– Сказал человек, которому грозит отморозить только одну ногу, – бросил Салли. – Идем.
Уэрф встал, посмотрел на телевизор в дальнем конце просторной гостиной.
– Тебе нужен пульт для него, – заметил он.
Салли обвел взглядом комнату, составил мысленный список. Ему требовалась масса вещей. И пульта в списке не было и в помине. Но у Салли сложилось впечатление – точнее, он почувствовал это, как только вошел к себе, – будто что-то изменилось. Ничего не пропало, все вещи, насколько он мог судить, на своих местах, но все-таки что-то не так. Салли решил, что изменилась атмосфера, как бывало после самовольных визитов Клайва-младшего, но о том, что Клайв заходил, легко было догадаться по запаху его одеколона. Сейчас же в комнатах витал неуловимый сладковатый запах. Так пахнет молодость, подумал Салли.
А может, так пахнет его отсутствие. Неделю его зловонная рабочая одежда не копилась в шкафу в спальне. Салли вспомнил, что через два дня, первого января, он обещался съехать.
– Где та квартира, которую мне надо посмотреть? – спросил он Уэрфа.
– На Спрус, – ответил Уэрф. – Двести пятьдесят в месяц.
– Спальня одна?
– Две.
– Две мне вообще-то не надо. – Салли накинул куртку на пиджак, его полы торчали из-под куртки дюймов на восемь.
– Иисусе Христе, – сказал Уэрф. – У тебя что, пальто нет?
– Зачем мне пальто? – спросил Салли. – Двести пятьдесят в месяц дороже, чем я плачу здесь.
– Тогда оставайся в кутузке, – предложил Уэрф. – Это решит твою проблему с жильем. А я буду тебя оттуда вытаскивать на свадьбы и похороны.
– И зарабатываю я там больше, – подхватил Салли.
За шесть дней в камере он выиграл у трех копов в криббедж двести с лишним долларов.
Они медленно спустились по лестнице, Салли хромал и стонал, Уэрф топал и отдувался.
– Надеюсь, остальные все-таки не калеки, – сказал Уэрф на лестничной площадке.
Пусть и не калеки, но тех, кому предстояло нести гроб Хэтти, нельзя было назвать крепышами. Кроме Уэрфа и Салли, гробоносцами назначили Карла Робака, которому недавно сделали четырехстороннее шунтирование, Джоко (этот испортил себе колени еще в школе, когда играл в футбол, и ему уже дважды меняли суставы, иногда они громко щелкали) и Отиса, у того подскакивало давление и кровь приливала к лицу, даже если он просто садился в машину или вылезал из нее. И, слава богу, Питера. В такие короткие сроки все равно не удалось бы найти никого лучше, если не брать в расчет женщин. Гроб старой Хэтти был бы в более надежных руках, если бы его несли Рут, Тоби Робак, Касс и Бёрди. Во всем городе только две женщины, подумал Салли, которые не справились бы с этим делом лучше мужчин. Первая – его квартирная хозяйка, а вторая лежит в гробу, который им предстоит нести. Но традиция есть традиция, а традиция в данном случае требовала, чтобы гроб несли шестеро мужчин, и плевать, в какой они физической форме.
Вспомнив о хозяйке, Салли решил заглянуть к мисс Берил, они не виделись с того самого утра, когда он застал ее всю в крови. Питер проведывал ее пару раз и уверял, что у нее все хорошо.
– Ты знаком с моей хозяйкой? – спросил Салли Уэрфа.
– Я ее поверенный, – ответил Уэрф.
– Да ладно!
– Мне нужны клиенты, которые платят, чтобы я мог себе позволить и дальше работать даром.
– Как со мной?
– Нет, – возразил Уэрф. – С тобой я работаю дуром. Просто для смеху.
Салли пропустил его слова мимо ушей, постучал к мисс Берил, сразу же открыл дверь и крикнул:
– Вы еще живы, старушка?
Мисс Берил оказалась не только жива, но и успела принарядиться на похороны. Даже шляпку надела.
– Я думала, ты до сих пор в каталажке, – сказала она.
Салли вошел, Уэрф неохотно последовал за ним, он не привык без приглашения вламываться к пожилым женщинам.
– У меня хороший адвокат, – объяснил Салли. – Он договорился, чтобы меня отпустили на похороны.
– Только на те, к которым ты приложил руку, – поправил Уэрф, имея в виду странную кончину Хэтти.
Салли не верилось в случившееся. О смерти Хэтти ему рассказали независимо друг от друга Питер, Уэрф и Карл Робак, и хотя их версии различались по стилю изложения в соответствии с личностью рассказчика (Питер излагал историю раздражающе отрешенно, Уэрф – виновато и сентиментально, Карл захлебывался от смеха), факты совпадали, и Салли решил, что это хоть и невероятно, но правда. Питеру, насколько он знал, выдумать такое не хватило бы фантазии, Уэрф был слишком добрый, а Карл слишком занят собой.
А случилось вот что. После того как Салли придумал поставить старую кассу в кабинку Хэтти, та, довольная, выбивала дикие суммы всякий раз, как посетители закусочной проходили мимо нее к двери. Некоторые из этих посетителей, годами не замечавшие Хэтти, пока та сидела, ссохшаяся, слепая и почти глухая (хоть и по-прежнему грозная), в кабинке у двери, теперь, направляясь к выходу, останавливались рядом с ней и добродушно препирались из-за цены, выскочившей в окошечке кассы, где уже теснились предыдущие суммы. Среди этих посетителей был и Отис Уилсон – быть может, так он хотел показать старухе, что не держит на нее зла за то, что она швырнула в него солонкой. В то злополучное утро, о котором шла речь, старая Хэтти постепенно сползала с диванчика, так что в конце концов стало казаться, будто она вот-вот скользнет под стол, на пол. Кроме ее дочери, которая всегда была чересчур занята, только Салли позволял себе вольность схватить старуху за плечи и усадить прямо. Отис, уж конечно, не осмелился бы прикоснуться к Хэтти, которую считал смертельно опасной, хоть был и не прочь позабавить собравшихся, во всеуслышание отказавшись платить двадцать два доллара пятьдесят центов за чашку кофе. “Плати!” – предсказуемо прокудахтала старуха, подалась вперед, поерзала, силясь выпрямиться, а Отис нажал на старой кассе клавишу “итого”, обычно после этого цифры, скопившиеся в окошечке кассы, исчезали. На этот же раз по невыясненным причинам ящик кассы, долгое время наотрез отказывавшийся открываться, выстрелил с силой подавленного желания и ударил бедную старуху в самую середину лба. Она скончалась на месте, не успев пикнуть, с прямой спиной.
Мисс Берил подошла к столу, взяла большой конверт и протянула Уэрфу:
– Раз уж ты здесь… Уполномочиваю тебя заняться обоими вопросами, которые мы обсуждали.
Уэрф взял конверт без особой охоты, как показалось Салли.
– Вы твердо это решили, миссис Пиплз?
Салли хмуро смотрел на них. Очередная загадка. С тех пор как он вышел, он все меньше понимал, что происходит. Кто бы мог подумать, что после считаных дней за решеткой он настолько отстанет от жизни. Или весь город в его отсутствие спятил?
– Что касается дома, то время пришло, Эйбрахам, – сказала она, не ответив на его вопрос. – Только зловредная и упрямая старая эгоистка тянула бы с этим так же долго, как я. – Мисс Берил взглянула на Салли и кивнула. – Пока старая Хэрриет была жива и вечно пыталась сбежать, я знала, что я не самая чокнутая старуха в городе. Теперь, когда ее нет, я стала главной чудачкой и решила уладить дела, пока вам не пришлось ловить меня сетью.