Гарольд со вздохом кивнул.

– Я так и думал, – продолжал Салли. – Правда, экран был маленький, ее прическа целиком в него не поместилась, так что я засомневался.

Гарольд пропустил эту шпильку мимо ушей.

– Наш мальчик лежит там на кладбище, – пояснил он. Салли совсем забыл, что сын Проксмайров погиб во Вьетнаме. – И она не хочет, чтобы его покой потревожили.

– Понимаю. – Салли уже жалел, что прошелся насчет миссис Гарольд.

– Странно, что она решила протестовать именно сейчас. – На глаза у Гарольда навернулись слезы. – Во время войны она почему-то не протестовала. И мне не давала.

– Если я правильно помню, мы-то с тобой воевали, – напомнил Салли Гарольду, который тоже служил.

Гарольд кивнул:

– Так и было. Я думал, это не кончится никогда.

Некоторое время оба молчали.

– Я слышал, твой сын вернулся? – наконец спросил Гарольд.

Салли подтвердил, и его охватило странное чувство. Мало кто помнил, что у него есть сын, и немногие из тех, кто помнил, считали Питера сыном Салли. И теперь, когда Гарольд упомянул о Питере, в голове всплыли слова Веры: “Ты выиграл, он выбрал тебя”.

– Приехал на неделю-другую, помочь мне, – пояснил Салли и едва не добавил, что потом Питер уедет обратно, преподавать в университете. Но вовремя сообразил, что жестоко говорить такое человеку, чей сын лежит на кладбище в миле от города. Вдобавок получилось бы, что он хвастается. Дескать, мой сын – преподаватель университета. Салли чувствовал, что не вправе этим хвалиться.

Гарольд кивнул на Клайва-младшего, тот наконец убедил свою плачущую невесту спуститься с крыльца и вел ее, поддерживая под локоть, словно слепую, к машине, которая по-прежнему стояла посередине лужайки:

– Когда я был маленький, у меня был ирландский сеттер, вот в точности как она. Комок нервов.

Клайв-младший усадил женщину на пассажирское сиденье, обошел вокруг машины, сел сам. Машина завелась сразу, Клайв-младший медленно съехал с лужайки, осторожно перевалил через бордюр.

– И все-таки ему надо проверить мост, – сказал Гарольд. – Но он вряд ли это сделает.

– Все у него будет нормально, – заверил Салли. – У банкиров не бывает проблем. – Он вспомнил дурные предчувствия Карла Робака относительно “Последнего прибежища” и подумал: а что, если у Клайва-младшего и правда неприятности? Но ради мисс Берил понадеялся, что это неправда.

– На его месте я больше не пускал бы ее за руль. Ведь вроде бы так и погиб его старик, да?

– Некоторые люди ничему не учатся, – ответил Салли. – Передай Эсмеральде привет.

Эвакуатор уехал, и Салли заметил, что Руб помрачнел.

– Чего ты? – спросил Салли.

– Лучше бы ты взял, – ответил Руб.

– Что взял?

– Он давал тебе двадцать долларов.

– Кто? – спросил Салли.

– Банкир этот, – пояснил Руб. – Двадцать долларов мне пригодились бы.

– Ты хочешь сказать, десять.

– Там была двадцатка, – уперся Руб. – Я видел.

– Но ведь тебе причиталась лишь половина?

Руб пожал плечами.

– Или ты хотел забрать себе двадцатку, а меня оставить ни с чем?

– Мне не досталось и половины, – заметил Руб. – Мне вообще ничего не досталось.

– Как и мне, – ответил Салли.

Руб вздохнул. Разговор все больше смахивал на очередной спор, который ему, Рубу, не выиграть.

– А вот и Питер, – грустно произнес Руб, заметив приближающийся “эль камино”. – С ним-то ты наверняка поделился бы, а ведь его при этом даже не было.

– Как работа? – полюбопытствовал Уэрф, когда Салли тем вечером пришел в “Лошадь” и уселся на табурет рядом с ним. Салли по голосу друга догадался, что вопрос не праздный.

– Тяжелая, – ответил Салли. – Грязная. Неблагодарная. – Он кивнул на запотевшую бутылку пива, стоявшую перед Уэрфом. Последнее время Уэрф старался пить меньше, и, пока Салли не присоединялся к нему где-нибудь после обеда, Уэрф довольствовался газировкой. – Я смотрю, ты уже того-этого.

– Я думал, – пояснил Уэрф. – А пиво помогает мне думать. Хочешь знать, о чем я думал?

– Нет, – ответил Салли.

– О глупости, – сообщил Уэрф.

Салли взглянул на друга, пытаясь определить степень его опьянения, это всегда оказывалось нелегко.

– Я вижу, ты не в настроении.

Подошла Бёрди, поставила перед Салли пиво – она знала, что он наверняка заказал бы пиво.

– Он сегодня даже не делал ставку в “Народном суде”, – грустно сказала Бёрди.

– Принеси мне еще пива, – попросил Уэрф, – раз уж явился предмет моих раздумий.

Бёрди наклонилась достать из холодильника пиво, Салли демонстративно приподнялся на подножке табурета и заглянул ей в декольте.

– Это что за лифчик?

– Двухместный, – сообщила Бёрди, отнесла Уэрфу пиво и скроила гримасу: – Кстати, о глупости.

– В моем случае это не глупость, – пояснил Уэрф, – а всего-навсего самоубийство.

– Где Джефф? – громко поинтересовался Салли, осознав, что Бёрди давным-давно должна была уйти домой.

– Малыш его уволил, – ответила Бёрди.

– Почему?

– А не надо было воровать, когда дела идут неважно, – многозначительно сказала Бёрди и направилась к Джоко (он только что пришел), оставив Уэрфа и Салли одних в углу.

– Если помнишь, это одна из десяти заповедей, – сказал Уэрф. – “Не кради, когда дела идут неважно”. Она идет сразу за заповедью “Не бросай колледж”. А перед нею “Не попадись за работой, когда получаешь от государства пособие по нетрудоспособности”.

– Послушай, – покачал головой Салли, – я понятия не имею, какая муха тебя укусила, но у меня в кои-то веки хорошее настроение. Не знаю, насколько меня хватит и когда случится очередная фигня, но я не допущу, чтобы ты испортил мне настроение, если ты, конечно, не против.

Уэрф вдруг словно протрезвел и решительно произнес:

– Спорим, я все равно тебе его испорчу.

– Спорим, что нет. – Салли слез с табурета, взял свою бутылку и направился к Джоко.

Поскольку Салли подошел к нему в тот самый миг, когда Джоко принесли пиво, и поскольку последний флакончик таинственных таблеток оказался не в пример лучше тех, от которых Салли спал на ходу, а добермана Карла Робака хватил удар, Салли заплатил за пиво Джоко.

– Только не говори мне, что твоя тройка сегодня выиграла. – Джоко поглядел на Салли поверх очков с толстыми стеклами. – Я знаю, что это не так.

– Я всего лишь хотел сказать спасибо, – негромко ответил Салли. – Эти синенькие пока лучшие.

Джоко кивнул:

– Я так и думал, что тебе понравится. Это новые. Но я не стал бы смешивать их с алкоголем.

– Я бы тоже. – Салли отхлебнул пива. – Я принял их утром, со сливовым соком.

– От последствий сливового сока у меня тоже кое-что есть, – сказал Джоко.

Рядом возникла Бёрди, на этот раз с запиской от Уэрфа. Тот нацарапал на барной салфетке: “И еще одна заповедь – не дай заснять себя на видеокамеру, когда грузишь бетонные блоки в кузов пикапа, если при этом хлопочешь о признании тебя нетрудоспособным”. Уэрф улыбался. Салли видел это с противоположного конца стойки.

– Вряд ли это таблетки, – заметил Джоко. – Говорят, при артрите помогают физические нагрузки. Но это не значит, что с таким коленом я и дальше рекомендовал бы тебе работать.

– Оно почему-то стало меньше болеть. – Салли скомкал записку и запустил ею в Уэрфа.

Тип на темном седане, подумал Салли. Тот самый, кого он принял за детектива, которого наняли собрать доказательства бесчисленных супружеских измен Карла Робака.

Уэрф что-то писал на другой салфетке.

– Наш друг-юрист сочиняет инструкцию, как прикрыть тебе задницу? – полюбопытствовал Джоко.

– Вряд ли. Он свою-то не прикрывает, я не удивлюсь, если он сегодня забыл надеть трусы, – ответил Салли.

Бёрди принесла очередную записку.

“Ибо истинно говорю тебе. Если попадешься за работой, получая пособие по нетрудоспособности, тебе ныне, присно и во веки веков кранты пред очами государства”.

Салли скомкал и эту салфетку, подошел к Уэрфу: