Я глубоко вздохнул и с размаху зачеркнул Эми, крест-накрест, заставив старика вздрогнуть.

— Она погибнет, понимаете? Она виновата лишь в том, что пыталась помочь людям, помочь мне, хотя я этого даже не заслужил. Мир останется без надежды.

А я останусь без Эми. Навсегда, до конца времён, до конца того, что заменяет мне жизнь. И никогда себе этого не прощу.

Мой собеседник вернул себе карандаш — тот тут же превратился в гусиное перо, взял чистый лист и начал рисовать в ответ. Кажется, он всё же отвечал не только за писательство, поскольку его работа получилась на порядок лучше моей. Что-то вроде комикса из четырёх частей, с ним же в главной роли. На первой картинке старик сидит за письменным столом, на второй — встаёт из-за него и отходит на несколько шагов, на третьей — падает на колени, его руки и голова рассыпаются в прах. На четвёртой, последней, от старика осталась лишь кучка пыли, из которой торчит одинокое перо.

— Вы не можете покинуть свою комнату, — пробормотал я, смотря на рисунок. — Даже просто отойти от стола.

Он кивнул, пусть и не понимая смысла слов, но догадавшись по моей интонации.

Разочарование хлынуло в меня, быстро заполнив до краёв. Конечно, сам факт, что мне с первого раза удалось опознать и привести в чувство безумного бога, не мог не радовать. Но я не исключал, что это было невероятное везение, которому не суждено повториться. Судя по реакции Творчества, он точно бы выступил в суде на нашей стороне. Увы, этот проклятый стол, пусть и способный зависать посреди океана пустоты, явно не предназначался для обычной транспортировки.

Назад, на первую клетку. Не солоно хлебавши, утешаясь лишь тем, что получил смутное представление о том, как работают «комнаты» пациентов местного дурдома.

Должно быть, ход моих мыслей столь явно отразился на моём лице, что Творчество не мог этого не заметить. Он остановил меня жестом руки, когда я начал подниматься, и принялся рыться по многочисленным ящикам своего стола. Из них на свет божий доставались связки запасных перьев, запечатанные баночки чернил, перочинные ножи, прочие письменные принадлежности, а также коробочки и упаковки неясного предназначения. Наконец, с торжествующим видом, старик выпрямился, бережно сжимая свёрток серой ткани, перетянутый простой бечёвкой. Затем находка была вручена мне в руки — и весила она весьма солидно.

Я развернул свёрток, недоверчиво уставившись на цельный слиток металла, серебристый, с едва уловимым красным отливом. Попытка опознания результатов не дала, инструкции к слитку не прилагалось, так что я снова поднял глаза на Творчество — но тот уже с головой погрузился в работу над очередным текстом. На мои попытки завязать новую беседу он реагировал примерно как NPC, у которого кончились опции для диалога — рассеянно пожимал плечами на каждый вопрос. Хотя бы на этот раз исписанные листы он аккуратно складывал в стопку на краю стола, а не смахивал на землю. Может, когда он закончит свой труд, всё-таки сможет отсюда уйти?

Вздохнув, я завернул слиток назад в бумагу и закинул в заплечный мешок. Даренному коню в зубы не смотрят, даже если это не конь никакой, а хрен пойми что. Потом можно будет запросить экспертизу у Насифа.

— Прощайте, уважаемый, — сказал я, отвешивая Творчеству поклон. — Спасибо за подарок и удачи вам с книгой.

Мне могло показаться, но будто бы на миг нарисованный рот старика растянулся в мечтательной улыбке.

Пару минут я раздумывал, не понадобится ли мне возвращаться всю дорогу назад — через архив. Но проблема решилась сама собой, а точнее, с помощью хозяина «комнаты». Меня отвлёк неожиданный порыв ветра, а когда я повернулся назад, в сторону тропинки, там уже стояла дверь. Она открылась от первого же прикосновения, и после лёгкого приступа головокружения я вылетел на каменную площадку возле арки, ведущей в Санитарий.

Лия, как и обещала, терпеливо ждала, сидя прямо на каменном полу и наигрывая полузнакомую мелодию на своей неизменной цитре. Моё неожиданное появление даже не заставило её сбиться с ритма.

— Провал? — спросила она без малейшего осуждения.

— Наверное, успех, но совсем небольшой.

Лия выслушала мой краткий и сбивчивый пересказ событий в «комнате» Творчества, уделив таинственному слитку не более пары секунд внимания.

— За этим — к Насифу или Лейфу, они эксперты и мастера. А ты… — она на секунду задумалась, словно подбирая слова. — Ты молодец. Ты верно понял правила и разбудил бога, пусть и не вывел его в Обитель. Когда ты вернёшься сюда завтра, у тебя получится ещё лучше.

— Завтра? — непонимающе переспросил я. — Почему завтра? Я не против передохнуть, но на пару заходов меня ещё вполне хватит.

— Правда? Ну тогда вперёд.

Не заподозрив подвоха, я развернулся к арке-входу и шагнул во мрак, как и в прошлый раз. Только сейчас вместо молниеносного переноса в Санитарий меня ждало что-то вроде мощного пинка в солнечное сплетение, отбросившего меня метров на пять назад. Ещё с полминуты я лежал на полу, скорчившись и пытаясь вспомнить, как дышать, пока Лия не помогла мне подняться.

— Посланник имеет право войти в Санитарий лишь раз в день, когда рядом с ним проводник.

Она явно цитировала из какой-то книги правил. Жаль, что мне её почитать не дали.

— А пораньше сказать было нельзя? — прохрипел я, как только восстановил дыхание.

— Ты у нас немножко уникум, — серьёзно сказала Лия. — Стоило проверить.

Пфф, «немножко»? У меня даже достижение есть.

Как выяснилось, проводником в божественный дурдом могло стать только божество. Любое, в общем-то, но с этим намечалась проблема. У Лии больше не было времени, чтобы сопровождать меня, а остальных требовалось ещё найти и уговорить. «Адвокатов» — без вопросов, но у Насифа ближайшие дни также намечались дела вне Обители, а Лейф, чей род деятельности я так и не узнал, слыл затворником. Он обычно не покидал свою «комнату», делая исключение лишь для судебных заседаний.

С «прокурорами» было сложнее. Несмотря на разные стороны баррикад, Лия высказывалась о них без гнева или порицания, скорее печально. Пенелопа, она же Веселье, была абсолютно непредсказуема, и раньше на судах часто меняла сторону, чтобы «дозаполнить» ту или иную команду. Морриган, Судьба, почти ни с кем не общалась и считалась первым кандидатом на переселение в Санитарий. Выступавший в суде Улисс славился своим упрямством и жестокостью, хотя и не отвечал ни за один из этих аспектов. Мне не хотелось просить о помощи никого из них, да и неизвестно, как бы они на такую просьбу отреагировали. Правда, и выбора у меня могло не остаться.

Вне групп оставались только двое — Судья и Эми.

— Насиф говорит, что Судья не покидал зала суда последние двести лет, — сказала Лия. — И я не вижу причин ему не верить.

— Вот и отлично. Я и так не планировал попадаться ему на глаза.

— Рано радуешься. Он единственный знает, где Эймей.

— Да бл… ин с горохом. Он держит её под стражей, да?

— В Обители нет стражи. Но Судья, как сильнейший из её обитателей, обладает властью над расположением комнат. Надежде запрещено покидать её покои, кроме как для суда, а вне суда их почти невозможно найти.

Я хотел сказать, что тогда я пойду прямиком к Судье и буду бить его тупой шлем об стену до тех пор, пока он не поделится, где Эми. Кипящая злость внутри подсказывала, что даже этого мало — надо бить, пока шлем не сплющится в лепёшку, вместе с головой внутри, а наружу хлынет кровь пополам с мозгами. И это моментально избавит меня, Эми, Обитель и весь мир от целой кучи проблем.

Потратив добрые пять секунд на внутреннее созерцание этого вдохновляющего образа, я вздохнул и промолчал. Нет, убивать Судью рано — убивалка не выросла. А значит, действуем по плану и в соответствии с местными законами, сколь бы мерзкими и несправедливыми они ни казались.

— Вот видишь, посланник, ты снова всё правильно понял.

Лия грустно улыбнулась и развела руками. Я, кажется, моргнул и пропустил момент, когда она сменила одежду — тёмно-синий плащ обернулся иссиня-чёрным балахоном, искусно расшитым тончайшей серебряной нитью. Цитра также исчезла, её место заняла длинная коса, будто бы целиком сотворённая из чистого лунного света.