Я понял, что единственные близкие отношения, которые были у этой женщины в прошлом, закончились весьма плачевно. Всё из-за грехов её сына, а также смерти мужа. Друзья, которых за годы жизни не могло не быть у Мишель, оказались достаточно религиозными людьми, чтобы отвернуться от их семьи, узнав о ситуации с Джимом. И я имею в виду не кóму.

Конечно, это случилось не сразу, но понемногу Мишель и Филипп стали париями, которых перестали куда-либо приглашать.

И всё же я не думаю, что из-за подобного стоит ставить на себе крест. То есть всегда найдутся люди, которым будет плевать не то что на ориентацию сына, но даже на твою собственную. Эти люди всегда могут поддержать тебя, стать настоящими друзьями и принять таким, какой есть.

Однако на данный момент Мишель страдала от внутренней скованности. Как и другие представители нашего общества, она окружена миллиардами форм жизни, но при этом умудряется чувствовать себя одинокой. Вот и сейчас, в момент своего отчаяния, метафорически просит у меня руку помощи.

Сейчас — своим разговором, своими неуклюжими попытками найти общий язык — она просит прощения. Но не у меня, не у Джима и даже не у Бога. Мишель просит прощения у самой себя.

Я думаю, у неё получится встать на этот путь. Принять себя такой, какая есть. Пусть она не нашла в себе силы, чтобы воспротивиться решению Филиппа и тем, кто осудил её сына, но никогда не поздно измениться.

— Когда Джим очнётся, — сказала она со слезами на глазах, — я буду рядом. Я приму его, каким бы он ни был, потому что остаток своей жизни хочу прожить без мук и угрызений совести. В мире с ним и самой собой.

Думаю, это не просто слова.

— Может, — продолжила Мишель, — мои слова покажутся тебе глупыми. Всё-таки у тебя нет своих детей, но поверь, это то, через что должен пройти каждый родитель.

Не только детей. У меня никогда не было и жены. Я далеко не стар, чтобы переживать из-за этого. Я не чувствую в себе нужды как-то это менять. Моя жизнь абсолютно устраивает меня, и я приложил немало усилий, чтобы достичь именно этой её формы.

И даже сейчас, поддакивая женщине, я осознаю, что не хочу быть чьей-то жилеткой для слёз. Не хочу решать чьи-то проблемы, не желаю ввязываться в разные приключения и участвовать в этой… жизни.

Пусть из раза в раз я сталкиваюсь с этими трудностями — то с Джимом, то с Элис, то с Мишель, то с Диего… но это скорее исключение, чем правило. Те немногие камешки, которые всё-таки попали в ботинок на моей собственной дороге жизни, полной одиночества и размышлений.

Да, я помогаю им, но сколько из людей никогда не получат моей помощи и даже взгляда?

Наверное, это потому, что моё сердце больше наполнено ненавистью, чем любовью. Похоже, мать всё-таки сумела заразить меня мизантропией. Я ненавижу других людей.

По дороге домой я решаю свернуть и провести ночь в доме моих родителей. Потому что в моём доме развелось слишком много дураков и незваных гостей. Такие люди, как Элис, которые просят помощи в саду. Такие, как Джим, которые без спросу вписывают чужие контакты в анкету для экстренной связи. Такие, как Диего, которые ищут убежища, а потом пытаются скрыть правду и лгут прямо в лицо. Такие, как скудоумная Хэлен, от одного вида которой уже хочется рычать.

Мой дом стал местом, которому я не принадлежу. Проклятые связи опутали меня, заставляя сближаться с другими людьми. Старые знакомые всплывают откуда ни возьмись, переезжают новые соседи, начиная налаживать контакт. Люди внезапно открываются с новой стороны, тем самым обнажая мои чувства, заставляя испытывать новые эмоции, которых я попросту не желаю!

Теперь я сижу здесь. В пустом отчем доме, где вырос. Но даже тут я не ощущаю какой-то причастности. Похоже, для меня вообще нет места в этом мире, полном людей, которых я не могу назвать приятными мне даже на ничтожный жалкий процент.

Засыпая, я вспоминал свою утопию. Место, которому действительно принадлежу. Где я могу найти людей, похожих на меня.

Вот только вместо старого города в голове возник образ Элис, которая улыбалась, глядя на меня, а потом тихо и мирно спала на диване, положив голову на моё плечо.

Утром я некоторое время не мог понять, где нахожусь, но икона с изображением Иисуса, висящая прямо напротив меня, напомнила о решении провести ночь в доме родителей. Вместе с тем я начал вспоминать и только что виденный сон.

— Фрагменты, — поморщился я. — Жаль.

Такое бывает. Разумеется, я запишу и их. Вполне возможно, какие-то повторятся или раскроются с новой стороны. Пока же остаётся лишь это.

В одной части сна Мишель и я приходим к Джиму в больницу. Там она предложила мне жвачку, которую я взял, хоть и не люблю, поэтому кладу не в рот, а себе в карман. Следующее, что я помню, — как склоняюсь над телом Джима, чтобы прочитать, что написано на его армейских жетонах, но те оказались пустыми.

— Короткие небольшие фрагменты, — пробурчал я.

С собой не было дневника, но я обошёлся куском бумаги, который обязательно перепишу дома.

Умывшись и позавтракав, я прибрал за собой, застелил кровать и немного прибрался в доме, где поддерживаю идеальный порядок, время от времени вызывая клининг, который всё здесь чистит. Были мысли сдать дом в аренду, но пока что особой нужды в деньгах у меня не было.

Вернувшись к себе, встал перед собственной входной дверью и зачем-то попытался посмотреть в глазок снаружи, попытавшись что-то в нём высмотреть. Конечно же, оно так не работает, и кроме черноты я не видел ничего. Досадно… Но и логично. Глазок — как дорога с односторонним движением. Нельзя просто взглянуть в него и ожидать увидеть всё так же легко и просто, как с обратной — правильной — стороны.

— И всё же, — тихо произнёс себе под нос, — иногда нужно посмотреть на ситуацию с другой точки зрения.

Или глазами другого человека. Возможно, если вы видите лишь темноту, то нужно довериться кому-то, кто может видеть сквозь неё? Кто поведёт вас вперёд, как проводник?

Тут я услышал хлопок подъездной двери, а потом тяжёлые шаги. Кто-то поднимается по лестнице. Отчего-то смутившись своего занятия, начинаю рыться в кармане, будто бы ищу ключи.

По ступенькам поднялся мужчина. Это Дэн. То есть Денис. Я почти уверен, что он русский, но это всё, что я о нём знаю. Он покосился на меня и кивнул. Я кивнул в ответ, после чего он прошёл мимо, поднимаясь выше.

Как только мужчина ушёл, я перестал изображать поиск ключей и продолжил смотреть в глазок, но видел только тьму. Не знаю, зачем я вообще это делаю, но мне очень хотелось увидеть что-то ещё. Какой-то иной оттенок цвета, кроме чёрного.

— Что ты делаешь? — внезапно услышал я знакомый голос, отчего даже подпрыгнул и резко обернулся.

Конечно же, это была Элис. Женщина держала корзинку белья. Похоже, была в прачечной. Проклятье, она столь маленькая и хрупкая, что я даже не услышал её шагов по лестнице!

— Перевернул глазок, чтобы заглядывать в квартиру, перед тем как в неё войти, — с серьёзным видом ответил я. — Вдруг туда заберётся грабитель, который захочет напасть на меня? В таком случае я увижу его заранее!

Элис рассмеялась своим искренним смехом, который заставил меня засмеяться наравне с ней.

Кажется, — возникла мысль, — я делаю это всё чаще. Правда, лишь в компании с этой женщиной.

— Что же навело тебя на такую гениальную идею? — с широкой улыбкой спросила она.

— Хм, — почесал я затылок, — это анекдот из старого телевизионного шоу. На самом деле глазок не перевёрнут. — Я ткнул в него пальцем, будто предлагая убедиться самой.

Признаться, была мысль, что она продолжит вопросы, но Элис лишь снова рассмеялась, покачала головой и направилась к своей квартире. Вот только… проходя мимо меня, зачем-то остановилась, обернулась и странно посмотрела. Её взгляд был на редкость задумчив, будто бы женщина что-то прикидывала.

— Хочу тебе кое-что показать, — по итогу произнесла она, а потом схватила меня за руку и потащила за собой. Я не сопротивлялся.