— Тамара Валентиновна, но как же так? Я была уверена, что вашему здоровью могут позавидовать молодые.

— Если бы, Саш, если бы.

Действительно ли врач ей запретил перелеты? Тогда я была в такой растерянности, что не задавала лишних вопросов. Лишь намного позже я задумалась о том, что она могла это сделать специально, чтобы нас помирить. Потому что знала наверняка, я не полечу, если отправится она. Как минимум из-за того, что у нас не хватит денег…

Когда в следующий раз я зашла в палату Дениса по его вдруг резко остановившемуся на мне взгляду, поняла — Тамара Валентиновна все ему рассказала.

— Зачем?

— А ты бы не сделал для меня того же? — тихо спросила в ответ.

И больше мы не сказали ни слова.

За все это время ни разу не зашел разговор про Веру. Я все ждала, что он попросит ей позвонить или хотя бы спросит, приходила ли она. Но он молчал. Из чего я сделала вывод, что они разошлись какое-то время назад. По крайне мере, когда я пришла домой, чтобы собрать вещи для поездки в Германию, в квартире не было ни следа Веры. Я почему-то вздохнула с облегчением. Может быть, потому что не была готова к разборкам с ревнивой любовницей мужа? Не готова была отстаивать свое права быть рядом, заботиться…

До отлета в Германию оставались считанные дни. А внутри с каждым часов нарастала тревога. Я улетала слишком далеко от того, к кому хотела быть невыносимо близко…

Все эти безумные, бесконечные несколько недель я каждый день думала о Тимуре. Как он там? В новостях не было никакой информации, что я считала хорошим знаком. Ведь если бы его посадили или что-то случилось, это бы точно появилось в новостях. И, конечно, я была уверена, что он разберется со всеми проблемами. Это ведь Тимур Старцев. Я не знала никого, кто шел бы по этой жизни таким же уверенным, четким шагом. Он был несокрушим, непобедим, так я считала. И перестала в какой-то момент переживать за его судьбу. Возможно, во мне просто не хватило сил, чтобы одинаково сильно беспокоиться за две жизни — моего мужа и Тимура. И в текущих условиях более слабым и нуждающимся выглядел именно Денис…

Думал ли Старцев обо мне? Вспоминал ли? Наверное, нет. Так и не смог простить. Слишком гордый и упрямый.

Его грубое, резкое “уходи” все еще набатом звучало в голове.

Я не злилась на него, не обижалась. Не знаю почему. Я просто очень сильно сожалела, что все сложилось так, как сложилось. Ведь все могло бы быть иначе… С нами, между нами. Если бы. Так много если бы.

Но сейчас это все уже не имело значения. Я приняла единственное верное решение — быть рядом с человеком, которому я действительно нужна…

Прекрасные мои, всех, кто оставил отзывы под первой книгой и под этой — обнимаю крепко-крепко. За подаренные награды — отдельное большущее спасибо!

Не запутайтесь в главах, так как поменялась нумерация. 15 мая вышли 2 главы — глава 27 и 28.

— Тимур Сергеевич, она улетела.

— Улетела? В смысле? Куда?

В телефонной трубке раздается шуршание, после Эмиль, мой помощник, ровным голосом продолжает.

— В Германию.

— В смысле? — тупо и растерянно спрашиваю.

Эмиль пытается что-то объяснить, но я уже ничего не слышу. Невидящим взглядом смотрю в стену и не могу поверить. Не понимаю, что вообще происходит.

Какая к черту Германия? Еще вчера она была в Санкт-Петербурге. Две недели назад у Самойлова не было вообще никаких изменений, он был в коме. Неделю назад он, наконец, очнулся, но состояние все еще было крайне тяжелым. Я был уверен, что она будет продолжать дневать и ночевать около его койки.

— Одна? Она улетела одна? — вдруг резко и отчаянно спрашиваю.

Кажется, я перебил Эмиля, но мне посрать. Я даже не слушал, что он там говорил последние несколько минут.

— Хм… что вы имеете в виду?

— С мужем или одна? — раздраженно уточняю вопрос.

— Я проверю.

Я сжимаю челюсть, сдерживаясь, чтобы не обматерить несчастного.

— Жду. И пришли мне на почту всю информацию — когда улетела, с кем, есть ли обратный билет, по какой, мать твою, причине. Проверь все. Узнай все, что только можешь.

— Хорошо, Тимур Сергеевич. Будет сделано.

Я откидываю телефон в сторону. Резко встаю, наливаю виски в бокал. Выпиваю залпом. А потом неожиданно даже для самого себя запускаю бокал в стену. Раздается звон и грохот. Легче не становится.

У меня через неделю суд. Суд, после которого я могу сесть в тюрьму лет на пять. Прогнозы адвоката — пятьдесят на пятьдесят. А все о чем я могу думать — какого черта Саша улетела в Германию? Я безумно хочу, чтобы она была рядом, сжать ее в гребаных объятиях, почувствовать запах, заглянуть в зеленые глаза. А она… укатила в Германию. Тошно, адски разрывает грудину от непонимания, неверия.

Я дал ей возможность понянчиться с Самойловым. Я ждал… ждал, что ему станет лучше, но ничего не происходило. Время шло, бежало, текло. Я был по уши в своих проблемах. Скучал и дьявольски злился на нее.

А потом встретился со Смоляновым, который выглядел очень довольным. Его радовало все происходящее, и он не пытался скрывать эмоций. Он наслаждался триумфом, местью. Ему было наплевать, что я сяду в тюрьму, он этого и хотел. И я вдруг перестал так сильно злиться на Сашу. Понял — она просто оказалась посреди смерча, который образовался из-за нашей со Смоляновым вражды… Я был уверен — она даже не понимала, не предполагала, чем закончится вся история. Единственное, что меня продолжало адски бесить — она, черт возьми, так и не извинилась, не признала свою вину. Не попыталась нормально поговорить, объясниться. Она обиделась, что я был с ней слишком груб и холоден? Но, черт возьми, меня просто рвало на части от ее гребаного предательства и отсутствия хоть каких-то признаков угрызений совести или банального чувства вины…

Наверное, я недооценил ненависть Смолянова. Конечно, наши отношения уже много лет трещали по швам, и мы друг другу периодически переходили дорогу, подставляли, но по мелочи. Я не ждал такого серьезного и мощного удара исподтишка, не думал, что он готовит какой-то обстоятельный план мести. Не верил, что он действительно решится на что-то весомое. Все же я муж его сестры, да и отец Смолянова был на моей стороне. Но Костя умудрился все выкрутить так круто и резко, что я до сих пор в шоке наблюдал за тем, как в моей жизни сносит нахрен все опоры и ориентиры — остается только неизвестность и адская непредсказуемость.

А снимки с Мальдив еще больше подкинули дров в уже знатно полыхающий костер, окончательно разозлив Аркадия. В ином сценарии он был еще готов помочь, впрячься, но теперь считал, что это его отцовская миссия — постоять за честь дочери. Где же он был раньше, когда я честно сказал перед свадьбой, что дочь его не люблю и трахаться с другими не перестану.

Моя правда жизни — сплошное лицемерие и двуличие. А еще, конечно, эгоизм и деньги… Все крутится вокруг денег, власти и человеческих желаний, потребностей. Все ради, для. Не осталось вокруг ничего настоящего и честного. Может быть, поэтому я так нуждался в том, чтобы продолжать изо дня в день тонуть в бесконечно влюбленных зеленых омутах одной сводящей меня с ума девушки?

Это сейчас со Смоляновым наши отношения напоминали минное поле, а когда-то мы были даже друзьями…

Родители еще с самого нашего детства общались, и мы дружили, пока были маленькими. Затем начали подрастать, а там — соперничество, гормоны, борьба за статус “кто лучше и круче”.

Все испортилось окончательно и бесповоротно, когда Смолянов влюбился в одноклассницу, в десятом классе. Он ухаживал за ней, бегал, а она строила из-за себя неприступную принцессу. А потом дала мне на какой-то очередной вечеринке. Потеряла со мной девственность вот так вот просто — без фанфар и реверансов с моей стороны.

Смолянов, когда узнал, превратил нашу холодную вражду в настоящие военные действия. А уж после того как я женился на его сестре, наверное, и вовсе начал искать номера киллеров и планировать мое убийство в самых мучительных красках и сценариях. Костя всеми силами пытался помешать нашему браку — он любил свою сестру, заботился о ней. Но Смолянов-старший редко интересовался чьим-либо мнением. Да и наверное, не малую роль сыграл факт того, что сама Элиона была вовсе не против выйти за меня. Ее странная влюбленность в меня тянулась через года и никогда не была ни для кого секретом…