Пожилой джентльмен смотрит на нее поверх книги, которую пытается читать, с легкой улыбкой на лице.

На противоположном конце комнаты женщина притопывает ногой в такт песне. Неужели Кэссиди не волнует, что люди могут услышать?

Неужели не волнует, что у нее ужасный голос?

Или она настолько забывчива и не осознает окружения?

Последнее меня беспокоит. Беззаботное сумасшествие гораздо менее привлекательно, чем бредовое сумасшествие.

Я проношу сумку с бельем через дверь и кидаю прямо рядом с ней. Кэссиди вскрикивает, оборачиваясь, и замечает меня.

Она нажимает на экран телефона и музыка прекращается.

— Ты меня напугал.

— Не думал, что услышишь меня за всем этим визгом.

Она упирает руку в бедро.

— Имеешь что-то против музыки 80-х?

— Нет, мне плевать. Скорее проблема в исполнении.

Ее щеки становятся ярко-красными.

— Бойфренд не должен разговаривать в таком тоне, ты же в курсе?

Я ворчу.

— Обязательно поработаю над этим.

Жужжит сушилка, и она наклоняется, чтобы сложить одежду в корзину для белья.

— Я собираюсь заказать доставку сегодня вечером. Тебе следует зайти, обсудить договоренность. Селеста прислала мне по электронной почте расписание предстоящих тренировок, и скоро ты станешь очень занятым человеком.

— Что тут обсуждать?

— Нужно убедиться, что мы оба со всем согласны.

Она поднимает пару черных брюк и складывает их пополам, пока взгляд мечется по комнате.

— Плюс, у меня есть несколько вопросов. Я ничего не знаю о хоккее, а это кажется довольно важным, поскольку должна встречаться с хоккеистом.

Все время забываю, что она не знает, кто я такой за пределами этого здания. Прошло много времени с тех пор, как я встречал кого-то подобного. Думаю, переезд через всю страну помог… Я десять лет жил в хоккейном клубе в Сиэтле и не мог дойти до машины без того, чтобы кто-нибудь не узнал меня или не попросил автограф.

Однако для Кэссиди я просто соседушка, который слишком сильно хлопает дверью и смеется над ее пением.

Когда в последний раз я был самим собой без хоккея?

Может быть, с ней смогу стать таким.

Если она готова помочь, то это самое малое, что я могу сделать.

Я заливаю в стиральную машину колпачок моющего средства и бросаю туда одежду.

— Что будешь заказывать?

— Все, что пожелаешь. Я не привередлива.

Она достает из стопки лоскуток красного кружева и откладывает его в сторону. Продолжает копаться в одежде, пока не вытаскивает подходящий к трусикам бюстгальтером.

Боже милостивый, ее тело в этом комплекте было бы… нет. Я не буду представлять свою фальшивую девушку в нижнем белье. Это неправильно.

Кэссиди прочищает горло, и я встречаюсь с ней взглядом.

— Разыграй карты правильно, и увидишь меня в этом.

Мои глаза расширяются.

— Что?!

— Я шучу. Боже, ты все время такой серьезный?

Возьми себя в руки, Уорд.

Она смеется и качает головой.

— Давай закажем свинину из Гамильтона. Их еда настолько вкусная, что я могла бы попробовать все, что есть в меню.

Я сглатываю.

— Я слышал много хорошего о здешней еде.

Ее рот приоткрывается.

— О боже, я совсем забыла, что ты не местный. Расскажу обо всех лучших местах, где можно поесть. Может быть, стоит пойти куда-нибудь, а не заказывать доставку. Хотя, возможно, еще слишком рано. Не думаю, что мы готовы выглядеть как пара на публике, пока нет. Это было бы ошибкой новичка. Определенно нужна практика. Я прочитала слишком много книг с подобным сюжетом, и герои всегда оказываются неподготовленными к первым публичным выступлениям. Знаешь, хорошо, что ты ввязался в эту историю, потому что я на самом деле много знаю о фальшивых свиданиях и…

Она продолжает бессвязно болтать Бог знает о чем, но я ловлю себя на том, что мысли возвращаются к одному единственному вопросу:

— Зачем ты это делаешь?

Она останавливается на середине предложения.

— Делаю что?

— Это, — я жестом указываю между нами и понижаю голос. — Почему ты так хочешь притворяться, что встречаешься с кем-то, кого не знаешь? Не берешь деньги, и уже хорошо известна благодаря книгам, так что все происходящее не ради популярности или славы. Ты даже не знаешь, кто я такой, так что могу с уверенностью сказать: не хочешь сделать еще одну зарубку на своем поясе хоккейной фанатки. Итак, почему, Кэссиди Куинн? Почему ты мне помогаешь?

Она заканчивает скатывать пару носков в комок и бросает их в корзинку, залезает на стиральную машинку, свесив ноги, прежде чем ответить:

— Неужели так трудно поверить, что кто-то хочет сделать тебе приятно?

— Ты про все те случаи, когда пыталась убить меня на протяжении недели?

Кэссиди хихикает, и я стараюсь не замечать, какая у нее милая улыбка.

— Еще никто никогда не умирал из-за фальшивого пения.

— Значит, признаешь, что твое пение ужасно? — выгибаю бровь. — Но я думал, мама называла тебя своей маленькой певчей птичкой.

Ее брови поднимаются.

— Ты посмотрел все мои видео?

Попался.

Я пожимаю плечами и веду себя так, словно в этом нет ничего особенного.

— Ты хороший рассказчик.

Ее глаза сужаются.

— Просто хотел услышать ту часть, где я говорю, какой ты красивый, не так ли?

— Ты не можешь винить меня. Это было единственное приятное, сказанное обо мне за всю серию из трех частей.

Она тяжело вздыхает и смотрит мне в глаза.

— Ну, я знаю, каково это, когда тебе изменяют. Быть преданным единственным человеком, который, как ты думал, любил тебя. Не иметь возможности никому доверять, потому что если это случилось однажды, то может произойти вновь, верно? Чувствовать себя идиотом, потому что этого не предвидел. И если единственный способ, с помощью которого мы можем пережить случившееся, — это отомстить и притвориться счастливыми.

Печаль пронзает сердце. Ее ответ такой реальный, такой откровенный. Это заставляет хотеть быть честным с ней в ответ.

Я потираю затылок, прежде чем положить руку на стиральную машину.

— Я делаю это, поскольку хочу показать миру: независимо от того, что происходит в личной жизни, я по-прежнему чертовски хороший хоккеист. С кем встречаюсь, в какой команде состою, и возраст не имеют значения. Важно — это то, что я оставляю на льду.

Кэссиди уверенно кивает.

— Тогда давай покажем им именно это.

Тепло разливается по телу, скапливаясь в груди. Приятно, когда кто-то на моей стороне. В старой команде все пошло наперекосяк и каждый отвернулся от меня. Конечно, никто не был согласен с произошедшим. Не стоило уводить невесту у лучшего друга. Но, в конечном счете, пришлось уйти и никто не боролся за то, чтобы я остался. Никто не заступился, кроме меня самого. Я никогда раньше не чувствовал себя таким одиноким.

И все же эта незнакомка здесь ради меня, стремится стать фальшивой девушкой. Готова окунуться в водоворот профессионального хоккея и папарацци.

— Это будет нелегко, жить под прицелом целого мира, — я делаю паузу, не желая пугать ее, но нуждаясь в том, чтобы предупредить соседку. — Твоя жизнь вот-вот станет по-настоящему публичной.

Она широко улыбается.

— Мне нечего скрывать, соседушка. Продолжай.

И я ей верю. Глупо говорить, что я доверяю кому-то, кого даже не знаю, но она, похоже, не из тех, кто стыдится чего-либо, способного выплеснуться в Интернет. Может, я и не знаю Кэссиди, но уверен: она именно такая, какой себя показывает.

— Что принести на ужин?

Она поднимает корзину для белья и делает несколько шагов назад.

— Если хочешь, чтобы я кокетничала, принеси вина. Если хочешь, чтобы сняла футболку и станцевала на столе, тогда текилу. Но если хочешь, чтобы я была счастлива, тогда принеси мятное мороженое с шоколадной крошкой — зеленое, с большими кусочками шоколада внутри.

Мои брови поднимаются едва ли не до линии роста волос.

— Это проверка, не так ли?