К сыну князя подбежал Алимка, паренек, который работал в доме Дэнеула гонцом, и затараторил:

– Молодой господин, я подслушивал, позволь мне пойти с вами! Я так мечтаю о путешествии! Я так хочу посмотреть мир, это будет самым ярким событием в моей жизни! Я…

– Понимаю твои чувства, Алимка, – прервал его Нэвлис, – но искренне не советую увязываться. Шаманы – сложные люди. Особенно в таком количестве. Я не гарантирую безопасность и не собираюсь за тобой присматривать. У меня есть дела гораздо важнее.

– Меня даже смерть не остановит! Это шанс, который бывает раз в жизни! – Алимка пылко прижал руку к сердцу и лукаво подмигнул Нэвлису. – А кто среди этих сложных людей, включая тебя, будет готовить?

– Сихиртя с тобой! – махнул рукой Нэвлис.

Ему подумалось, что безобидный и непосредственный парень и вправду разбавит гнетущую атмосферу в их компании. Только бы не через свой труп.

Г

лава 9. В петлю и обратно

Село Большой Яр, неподалеку от Изысков

Эслин плакала во сне. На грубом дощатом полу слезы смешались с засохшей кровью. Всхлип разорвал тишину как выстрел. Эслин дернулась, вскочила и ошалело осмотрелась. Взгляд ударился о ржавые прутья, и волна свежих воспоминаний смыла остатки сна.

Она в полицейской управе этого богомерзкого села! Что вчера выплюнул тот грязный боров в форме, когда притащил ее сюда? Виселица в полдень?! Да быть не может…

Маленькое зарешеченное окошко выходило на таежный лес в рассветных лучах. Эслин вдохнула полной грудью и принялась отрешенно переплетать косу из волос, спускающихся до колен… Как же ей раньше нравилось сооружать себе хитрые прически, подводить глаза, красить губы в цвет плодов шиповника… Вот бы сейчас обновить узоры на теле, что служили не только украшением, но и памятью!

Она горько усмехнулась. Нелепо думать об этом в ее положении. Едва вырвалась из одного плена, и тут же попала в новый.

Роковая нелепость случилась вчера утром. Эслин, затравленно, как побитая собака, выбежала из леса к домам, чтобы попросить еды у какой-нибудь доброй женщины. Возле колодца на окраине селения беседовали трое крепких парней в белых праздничных рубашках с вышивкой. Эслин поспешила скрыться, но ее окликнули:

– Эй, красавица! Иди сюда, не обидим! Хочешь пить?

Жажда поборола страх. Она медленно подошла и приняла из рук загорелого шатена железное ведро, на дне которого плескалась вкусная ледяная вода. Эслин сделала несколько жадных глотков и собралась уйти, но привычка угождать остановила ее, когда этот же парень открыл рот:

– Слушай, а ты, часом, не лесная жена?

– Кто?

– Ну, лешачиха. У нас байки травят про девиц-оборотней. Охотник уйдет на промысел в леса, заскучает по жене вечером, а тут раз – жена и входит в хижину. Или другая красотка. Порадует, согреет, а потом задушит и съест.

Эслин со слабой улыбкой пожала плечами, а второй парень хмуро пробурчал:

– Пусть чешет дальше. Правда твоя, Сон, может и нечисть. Волосы вон какие отпустила, одета в рванину, чумазая, да еще тело размалевано.

– А пусть и нечисть. Говорить-то может! Так и найдем общий язык, – парень подмигнул Эслин. – Сон – это мое погоняло. Девушкам дарю луну, звезды и сладкие воспоминания наутро. А те, кто перешел мне дорогу, спят мало и только со светом, – Сон рассмеялся, и его спутники подхватили веселье.

У Эслин громко заурчало в животе, и парни рассмеялись еще громче, а Сон протянул ей руку:

– Пошли с нами, повод есть. Сестренку мою замуж выдаем. Гудим всем Яром третий день, сейчас вон столы по новой накрывают. И тебя посадим. Я, кстати, тут будущий староста.

Эслин позволила увести себя в село, то и дело ощущая на спине прикосновение мужской руки. Сын старосты что-то самодовольно рассказывал и махал рукой на деревянные дома, а Эслин рассуждала о том, что все идет хорошо. Хотя ее до скрипа сжатая челюсть вопила об обратном. Да она налысо побреется, если он не потребует от нее ответную и весьма теплую любезность за пищу и кров!

Впрочем, это все меркнет по сравнению с тем кошмаром, в котором она потеряла свой дар.

Будь при ней Зеленые Нити эмоций, легко заставила бы подарить ей коня и отпустить… Что ж, хоть рассудок сохранила. Неужели не сможет и так улизнуть от бесхитростных селян? Все получится. В конце концов, предстоит долгий путь домой. Нужно отдохнуть и запастись едой. Эта мысль ее слегка воодушевила.

Перед тем как идти на праздник, Сон привел ее в дом с растопленной баней. Пока девушка раздевалась, хозяйка притащила все необходимое для мытья и с откровенным неодобрением уставилась на узоры, которые браслетами обвивали руки и ноги незваной гостьи, и на причудливое солнце под грудью.

Эслин чужой взгляд не волновал. Она наскоро помылась и приняла от хозяйки широкий темный сарафан на тонких лямках и белую рубашку с рукавом по локоть. В столице девушка привыкла к парче и шелку, но и лен с хлопком пришлись ей по вкусу. Она искренне поблагодарила женщину и попросила тряпицу, чтобы унести в ней что-то.

– Ну, чистая-шелковистая, – с усмешкой сказал Сон, встречая ее на улице. – Пора за стол. Мы вчера прям по-свинячьи увалялись. Все еще поправляются, а я уже на ногах, с новой девицей. Да еще какой!

Парень выдержал паузу, ожидая смущения или улыбки, но Эслин сосредоточенно шагала вперед, глядя на дорогу. Тогда Сон недовольно спросил:

– Так язык все-таки есть или поискать? Сама откуда вообще? Как у нас оказалась?

Вопрос выбил Эслин из колеи.

Наверняка он ее ищет… Не стоит облегчать задачу и оставлять за собой след…

– Да я из Заречного, на свадьбу и приехала. Со стороны жениха. Меня Артур пригласил, я его племянница, – медленно ответила она, наблюдая за реакцией.

– Ох, ну это не ближний свет, дня три ходу – покивал Сон. – Ты поэтому припоздала? Так надо было раньше выезжать, мне тебя вчера не хватало.

Он подмигнул, а Эслин выдохнула. Как удобно, что названия сел незамысловаты, а знакомый Артур есть у каждого второго. Теперь нужно надавить на жалость и уехать до темноты.

– Так в пути меня обокрали. Коня, телегу с подарками, все увели! Благо не так много осталось, доплелась по тракту. Страху натерпелась, устала до смерти, но хоть честь сберегла, – грустно объяснила Эслин и задержала на парне молящий взгляд.

Тот довольно прищурился и придвинулся ближе. Переборщила… Впрочем, Сон пообещал ей дать все необходимое и посадить на обоз своего дяди, который завтра отправлялся торговать в нужном ей направлении. Они дошли до площади в центре села, где стоял самый нарядный двухэтажный дом. Возле дома стояли буквой «П» столы, которые накрыли вместо скатертей шкурами быков и лошадей, очевидно, в дань традициям предков. Слуги бодро убирали с земли бутылочные осколки и расставляли тарелки с едой и кружки.

Нарядные селяне рассаживались с суетой и смехом. Каждый успевал кинуть на девушку любопытный взгляд. Послышались удивленные и раздраженные шепотки, когда довольный Сон провел ее к главному столу и усадил рядом с собой. Эслин заметила, что староста, занявший место возле молодых, посмотрел на сына одобрительно, а его жена цокнула и скривилась.

Плевать, что они думают. Эслин не собиралась тут задерживаться даже на ночь. Плевать, что говорят. Ей бы добраться к своим, да не рассыпаться по дороге. Она сейчас как разбитая ваза, непрочно и неправильно склеенная. И главное – пустая. Эслин даже не позволяла себе задумываться о том, что ее ждет дома. Кому она теперь нужна без дара, кем она будет?

От тягостных мыслей ее вскоре отвлекли. Празднование третьего дня началось с обряда кормления духов. Эслин никогда не уезжала на север Ангардаса так далеко, и теперь с удивлением смотрела как местный шаман развел на площади костер. Он пришел в меховой накидке и шапке, несмотря на жару. На шапке красовался череп козленка. Шаман бросил в огонь куски жира и громко попросил у духов благословения для молодых. Затем слуги вынесли мясо, и начался пир под веселую народную музыку.