– Хадалан долон. Хамнгахи найман.

Дурная птица растерялась и упустила свой шарик. Он выпал из ее тихого круга и пропал в пурге. Му-шубун гневно заклокотала и захлопала крыльями.

– Мне что, повторять?! – нахмурился Дархан, вставая на самом краю безветренного участка. – Хадалаевы семеро. Хамнагановы восьмеро. Именем старейших шаманских родов, что положили начало переговорам людей и духов, ты должна меня выслушать.

– Не я, а ты мне должен, человек! Вы все должны! – сипло проговорила му-шубун, упершись в шамана безумным взглядом ясных глаз.

Она топталась на месте, явно изучая соперника.

– Ошибаешься, – не сводя с нее строгого взгляда, Дархан медленно начал выкладывать из мешка замороженную бруснику и морошку, съедобные коренья, шоколад, зеркальце в оправе из мелких стеклышек, позолоченную кружку и другие предметы, способные порадовать любую девушку. Дух места следила за ним исподлобья. Шаман уверенно продолжал:

– Твой гнев я разделяю – сам не сторонник убийства без причин. Но ты обратила его не на тех. Нарвалы погибли от когтей духа из Нижнего мира, что хотел нам насолить. Я сам слышал. Уведи пургу обратно и взамен я приведу людей, чтобы очистить твой берег. В придачу ты получишь в пять раз больше подношений, чем видишь сейчас.

– Я не верю ни одному слову! – пронзительно выкрикнула му-шубун, хлопая крыльями. – Люди лживы насквозь. Мужчины уж точно!

– Я не совсем мужчина. Точнее, лишь наполовину человек, – Дархана раздражала истеричная курица, но он искренне пытался войти в ее положение. – Ты сабдаки, а значит, никогда не была в мире духов. Как долго ты скучаешь на берегу? Соглашайся скорее, и я постараюсь переправить тебя на отдых в Верхний мир.

Му-шубун опорожнилась и презрительно просипела:

– Я не стану слушать, полумерок! Кто бы это ни сделал, а заплатите вы!

С этими словами полуптица взлетела, и на Дархана обрушилась пурга. Едва он укоренился на месте, чтобы не унестись вперед, как сабдхи напала сверху. Голова шамана откинулась от мощного удара клювом. Полуптица попала в бровь, едва не повредив глаз и висок. Заточенные когти оставили прорехи в меховой парке на груди. После неудачной атаки сабдаки вновь скрылась во мгле.

– Я пытался быть милым, тварь! Ну почему никто не ценит?! – острая боль и гнев заставили шамана кричать, хотя порыв ветра не дал звуку вырваться.

Дархан лег на живот и открыл дверь темной силе, что назойливо прорывалась откуда-то изнутри. По телу разлилось знакомое онемение, а глаза загорелись ярким ледяным светом. От следующей атаки он уклонился, прокатившись вбок, а потом на секунду поймал взгляд нападавшей. Этого хватило, чтобы его зловещая сила сдавила ее сердце. Птица рухнула на землю, как подстреленная. Шаман с удовольствием понаблюдал, как сабдаки корчится, а затем достал другое зеркальце из своей поклажи и поймал на него последний вздох полуптицы. В отражении появилось едва различимое женское лицо в слезах.

– Пощади, шаман! Хадалан долон. Хамнагахи найман, – прошелестел дух.

– Вот как мы заговорили, – ухмыльнулся, Дархан. Он весь сочился злобой, которая все прибывала несмотря на поражение противника, – что ж, понимаю. Ты вспылила. Вернуть тебя на берег, да? Или лучше в Верхний мир?

Полудевушка быстро закивала, ее заплаканное лицо засветилось надеждой.

– О, благодетель! В Верхний мир, молю! Ты так добр, благослови тебя Нум…

– Забудь, тупое создание. Ты отправишься в самую беспросветную расщелину Нижнего и слуги Нга за тебя так возьмутся, что будешь с нежностью вспоминать свою мучительную смерть!

Дархан с размаху бросил зеркало на землю, склонился над ним и ударил своим ритуальным ножом. Стекло треснуло, мелькнули полные паники женские глаза и раздался душераздирающий визг. Вместе с этим, пурга вновь ударила по шаману, и тот улегся на землю, лицом вверх, смеясь, как ребенок. Рука на ощупь извлекла из мешка флягу с самогоном. Дархан сделал щедрый глоток, а остальное выплеснул на землю. Его глаза продолжали сиять голубым, а губы беззвучно произнесли призыв духа Воздуха. Пурга усилилась, от воя заложило уши. Чтобы ветер не резал веки, шаману пришлось натянуть шарф на глаза и ориентироваться на ощущения.

– Как ты смеешь взывать ко мне снова? – замогильный вой вкрутился в левое ухо шаману.

– В смысле, снова? Прошлый раз был года три назад. И ты остался весьма доволен нашей взаимовыручкой, насколько помню, – саркастично прошептал Дархан. Он знал, что дух Воздуха прекрасно расслышит его, вплоть до интонации. – И теперь договоримся. Отошли эту пургу!

– Десять человек, – не промедлил с ответом вой, вонзаясь в правое ухо.

– Три! И это еще щедро! – возмутился Дархан, которого уверенно понесло по земле, несмотря на силу Травы.

– Семь. И это даром! Благодари, что вообще говорю с тобой, в знак дружбы с твоим амагят, – порыв пурги, словно невидимая лапа, с силой надавила на горло шаману. Он покраснел, борясь за вздох, но освобожденная злость уничтожила страхи и сомнения.

– Три. Иначе… – выдавил он с решимостью самоубийцы.

Хватка Воздуха слегка ослабла, и Дар добавил:

– Иначе все в мире духов узнают, что какая-то драная курица гоняла твоего слугу почем зря. Если тебе нужна такая слава…

– Нет у тебя друзей в мире духов! Никто тебе не поверит! Ты жалкий изгой!

Дархан взлетел вверх и закружился так, что его едва не стошнило в собственный шарф. Порыв стих, и он упал, чудом успев подобрать конечности. По телу разлилась тупая боль, но злость хлестала Дархана, как бессердечный погонщик изводит упряжных оленей.

– И что с того? Зато в мире духов знают тебя и будут рады любым сплетням. Давай, убей меня. Помнишь ли, что боги даровали шаманам за посредничество между людьми и духами? После смерти я отправлюсь не в Нижний мир, а сразу в Верхний! Я сохраню свою память и расскажу все! Готовься к вечным издевкам собратьев или бери трех!

Пурга слегка стихла, будто в раздумье. Дархан почувствовал в себе необычайную силу, хотя даже пальцем не мог пошевелить.

– Пожалуй, и я возьму себе одного, – пробормотал он, и на это страшное решение что-то внутри отозвалось ликованием.

Воздух захохотал и сделал свой выбор. Ветер улегся так резко, будто его и не было. Дархан полежал пару минут, затем неземным усилием воли поднял свое избитое ноющее тело с земли, и побрел в сторону города.

Времени в обрез, скоро начнут выходить. Нельзя, чтобы его увидели. Повезло, у ближайшего дома он натолкнулся на двух человек, боязливо выглядывающих из арки. Не глядя на лица, шаман взмахнул верным ножом. Кровь обагрила символы подношения и почитания на платиновом лезвии. Теперь маленькая деревянная фигурка санок приняла последнее дыхание жертв, вместе с их душами. С ветерком домчат до получателя. Снова мучительные шаги, больно вертеть шеей. Скрипнула дверь где-то впереди… Бежать? Не пришлось. На счастье, еще пара обреченных отыскалась неподалеку, прицепившись к ограде какого-то склада. Женщина так некстати узнала его и воскликнула:

– Господин Дархан? Уже все?

– Да, все.

Лучше бы она обрушилась с проклятиями. С ней рядом сидел нескладный юноша. Он понял все первым и бросился вперед, прикрыв собой мать. Секунды на размышление. Воздух ждет третью жертву прямо сейчас, ссориться с ним немыслимо. А если забрать только парня и оставить мать? Нет, тогда он сам упадет и не сможет защищаться, если его найдут враги. А врагов у него – не счесть. Найдут и спустят собак, и неважно, что спас всех малой кровью. А может и правда, поделом? Злость быстро улетучивалась под гнетом проснувшейся совести. Ледяной свет в глазах гас. Еще минута, и он не сможет. Рывок. Легкое сопротивление парня. Взмах ножом. Откинуть тело. Второй взмах. Дархан, еле стоя на коленях перед своими жертвами, приложил санки к губам парня и с облегчением закрыл долг Воздуха, прочитав обращение. К губам женщины он припал ненадолго сам и улегся, чтобы впитать силу, перешедшую к нему с ее душой.

Да, четверым не повезло войти в круг перерождения. Пусть Великая песнь согревает души остальных, погибших в пурге. Теперь короткая передышка, и забиться в свою нору, чтобы не застали врасплох. Хорошо великим духам природы. Жизнь человека им безразлична, что людям – прихлопнуть жука или сорвать цветок. А вот ему очередной груз на сердце. Он не соврал му-шубун. С такой тяжестью люди не живут. Он и не человек. Но и не дух.