— Модель из «Плейбоя», — говорю я, потупив глаза. — Вы только не думайте, что я с такими общаюсь... Она, — я оборачиваюсь по сторонам и чуть наклоняюсь вперед, чтобы женщины тоже склонили головы, — такая шлюха!..
Ульрике уже успела сбегать за шампанским и теперь пробирается с двумя бокалами в руках к Филиппу. Другая бы его порвала на части за то, что он не приехал в Гамбург, а этой хоть ссы в глаза. Улыбнется и скажет, что очень даже ничего. Освежающе. Я набираю побольше воздуха в легкие и продолжаю рассказ.
— ...прямо в первый же день знакомства, представьте?.. — я выдыхаю и прищурив глаза, перевожу взгляд с женщин на Ули. Никогда не была любимицей, но такое чувство, что сегодня здесь кое-что может измениться. — Прямо в машине... Не удивлюсь, если она повторит это с кем-то другим, если Филипп ее пошлет... Она в отчаянии: просто в панике!.. Почти что разорена!
Женщины негодуют, высматривая, где и как проводят время их собственные мужья. Ропот недовольства становится более явственным. Приперлась без приглашения, очаровала всех их мужчин. Ульрике не знает, но несколько башен для ведьм сохранились, а соорудить на площади небольшой костер — плевое дело.
— Можно тебя на минутку? — спрашивает Филипп, останавливая меня, когда я покачиваясь проплываю мимо него. Руки у него в карманах, второй бокал сиротливо стоит на перилах террасы.
— Скоро, — говорю я, чарующе ему улыбаясь. Или, мне кажется, что чарующе?
Возле бара, ухмыляясь, словно порядком выпившая гиена, стоит Антон. В руках стакан с пивом, но я-то знаю, что он почти что не пьет. Алкоголя во всяком случае. Вид у него сейчас, словно он не откажется от глоточка крови.
— Где Свеня?
— Плевать на Свеню, — его взгляд прикован к Ульрике, как кандалы к ногам. Как был прикован к феррари. — Я бы почку отдал за эту женщину...
Я привстаю на цыпочки. Шепчу в красивое тонкое ухо:
— Она сейчас на мели... В полном отчаянии... Если бы ты...
У Антона вспыхивают глаза. Тут же гаснут.
— Она не поверит.
— Попробуй, — говорю я, ударяя его плечом. — Где твой чемпионский дух, дрочер?
Язык слегка заплетается. В голове мерцающий золотой туман, как волшебная пыльца фей. Хочется подпрыгнуть и расставив руки в стороны воспарить над лужайкой, подставив лицо чуть влажному бархату ночи. Хочется петь, смеяться, любить... Разбиться...
— Давай, загадаем желание, когда упадет звезда?
— Ты что, пьяна? — спрашивает он.
— Да, — говорю я кротко. — Очень.
Антон недоверчиво взвесив что-то в уме, успевает подхватить меня за талию, когда я делаю попытку запрокинуть голову назад, чтобы увидеть звезды.
— Тебе когда-нибудь хотелось умереть? — спрашиваю я, лежа на его руке, словно в танго.
Злой холодный блеск в глазах Антона сменяется виноватым. Так быстро и резко, как такси меняет огонек «свободно» на «занято». Он дергает рукой, возвратив меня в исходное положение.
— Ну, эта... — начинает он тоном тупого спортсмена, который использует на людях, чтобы скрыть, что его проходной балл на самом деле один из самых высоких в школе. — Ну, я как бы...
Больше ему в голову ничего не приходит. Я вдыхаю запах парфюма, такой интенсивный, словно Антона пытались утопить в цистерне с туалетной водой. Чуть прислонившись к его плечу головой, говорю чуть слышно:
— Ты был прав: он никогда не возьмет меня в жены.
Антон молчит. Неловко поглаживает меня по руке, бормоча какие-то нелепые оправдания. На его счастье кто-то успел донести его девушке, что ее любовь в опасности и Свеня пробивается через строй гостей с упорством маленького целеустремленного ледокола. Я даже ей завидую в какой-то момент. У меня никогда не хватало храбрости бороться за парня с соперницей.
— Я из-ви-няюсь!
Прошептав что-то Антону на ухо, Свеня решительно уводит его. Я остаюсь одна. Может и мне пора? Я смотрю на крышу автомобиля. Джессика ждет меня. Но сперва... мне хочется напоследок разобраться с Ульрике.
— Давай же, — говорю я себе.
Совсем, как Лона и девочки в Гремице, когда подбадривали меня немедля броситься и отбить у Ульрике Филиппа.
— Давай! Она пытается увести у тебя мужика, а ты, словно размазня...
Я ставлю стакан на стол и нахожу взгляд Антона. Он чуть сужает веки, словно спрашивает: ну, что? Подбородком указав на Филиппа, я шепчу одними губами: сейчас? Он кивает на Свеню. Я подношу ко рту свернутые цилиндриком пальцы и языком оттопыриваю щеку. Антон решается.
— Филипп! — я решительно разбиваю полуинтим. — На минутку.
Меня трясет и он тотчас откликается, решив, будто дело важное.
— Мне кажется, я видела Джессику. Там, среди машин...
Поверх его плеча, я вижу, как Антон подкатывает к растерянно застывшей Ульрике и что-то ей говорит. Показываю Филиппу в дальний конец квартала, тыча пальцем в пышную живую изгородь фрау Вальденбергер. Он всматривается. Вытянувшись в струну, делает стойку, как охотничья собака. Я ощущаю запах его парфюма. И горьковато-сладкая меланхолия вскрывает душу, словно консервный нож.
Запретив себе знать, я в последний раз втягиваю в себя его запах.
— Будь осторожнее, хорошо?
Он оборачивается. Сперва удивленный, затем растроганный. Словно прочел мои чувства в моих глазах. Двумя пальцами коснувшись моего подбородка, Филипп кивает.
— Не выходи из толпы.
— Вы только взгляните! — говорю я приходским дамам. — Она пытается повеситься на шею Антона!
Коллективный «ах» перекрывает музыку. Взгляды устремляются к террасе, где Антон завладел Ульрике, точнее, к стенке ее припер. Но тетя Агата далеко не единственная, кто обладает способностью видеть то, чего нет, когда это в ее интересах. Женщины глядят на них, словно чайки на припозднившегося прохожего.
— Вы только взгляните! — возмущенно говорю я. — Да она же его практически на себя уложила!..
Это полностью грешит против истины; но когда речь заходит о том, чтобы осквернить красивую женщину, сгодится любая ложь.
Ульрике на террасе, то и дело теряя терпение, пытается избавиться от «соблазненного» ею Антона. Свеня выглядит так, словно ей на голову вылили ушат ледяных помоев.
— Сочувствую, — говорю я ей одними губами. Она вскидывает голову, словно я плюнула ей в лицо. Уходит вглубь сада. Туда, где за изгородью влажно сверкает крыша автомобиля.
Антон, поставив ногу на скамью и облокотившись на нее руками, завис над Ульрике, словно утес над пляжем.
Отстранив его, Ульрике элегантно встает. Она на самом деле потрясающе выглядит в этом своем небесно-голубом платье, идеальными локонами, сверкающими в свете освещающих сад маленьких золотых фонариков. И за одно только это ее готовы убить. А она и не знает. Привыкла, что в среде первых красавиц Гамбурга, она сама — страшная. Забыла, что там этим первым грозит...
— Верена, дорогая, где Фил? — спрашивает он своим карамельно-пафосным голосом и изящным жестом вскидывает руку, чтобы посмотреть на часы. — Я хотела бы лечь пораньше.
— Ты именно с Филиппом хотела бы лечь? — спрашиваю я, ощущая за собой бастион вздымающихся от возмущения легких. — Я думала, тебя на молоденьких мальчиков потянуло?!
— Мне нужен Филипп.
— В твоем возрасте уже давно пора самой укладываться в постельку, — отвечаю я.
С этим бы она еще справилась, но Антон не соврал, сказав что Свеня умеет слушать. А еще, быстро-быстро бегать. Как мышка. Когда она успела переместиться и привидением возникнуть у меня за плечом?
— Не суди всех по себе, — произносит она так сладко, что в первый миг Ульрике даже ей улыбается, решив, что Свеня на ее стороне.
Я бы и сама так решила, если бы не видела этот взгляд на терассе.
— Это ты можешь лечь в постель сама, когда пожелаешь... — продолжает Свеня доверительным тоном. — А в возрасте фрау Свенсон требуется помощь медбрата!
Вот это удар! Неудивительно, что Антон влюбился. Она, наверное, пробила грудную клетку и выдрала его сердце одним рывком. Гости смеются. Кто открыто, кто в кулачок из чего можно делать выводы кто и сколько тут выпил.
