— Идем, — говорит Филипп. — И помни: без фокусов, без истерик и без признаний.
Он пытается положить ладонь мне на спину, но я ускользаю. Решив, что это какая-то женская игра, Филипп закатывает глаза и знаком предлагает мне идти первой.
— Ты как Эльза из «Фроузен», — Антон с родителями и младшей сестрой, необыкновенно красивый и благоухающий парфюмерией, представляет мне свою девушку. — Свеня!
Я протягиваю ей руку; машинально что-то говорю. Даже сейчас, полностью убитая, я нахожу в себе силы взбодриться. Эта Свеня — тощее ничтожество. Мелкая и плоская... Как Джессика! Сердце больно екает, сжимаясь в груди.
Если ради таких меня все время бросают, чего тогда стою я?.. Неужели, Лона была права? И дело не только во внешности, дело еще и во внутреннем мире.
— С днем рождения, Верена! Спасибо, что пригласила! — сладким фальшивым тоном поет Свеня. Так, обычно говорят с покупателями кассирши в «Нетто».
Свеня училась не с нами и видит меня впервые. Я слышу, как она шепотом спрашивает: «Что у нее с волосами?» Негромко, но так, чтобы я слышала. А Антон, который чувствует себя идиотом и уже успел записать мою тоску на свой счет, шипит, веля ей немедля заткнуться. — Одно твое слово «согласна» и я отправляю ее домой, — чуть слышно шепчет он мне.
— Ты слишком добр, — отвечаю я, мигом развеселившись. — Но мои миллионы требуют от парня большей изобретательности!..
— Ты такая красивая сегодня, Верена! — говорит сестра Антона еще более сладко, чем Свеня или же я. — Прямо, кинозвезда! Жаль, что когда бог раздавал глаза, Антон тренировался на «короткой» воде.
Сюзанне явно приготовила речь заранее и теперь декламирует в лицо Свене, под ободрительным взглядом отца. Расправив плечики, уходит, оставив брата и его подружку делать вид, что это было жутко забавно.
— А где твой граф? — спрашивает Антон, глазея по сторонам. — Он сегодня предстанет перед селянами?
— Разумеется! — говорю я. — Граф подбирает запонки под цвет семейного герба. Мы ожидаем прибытия госпожи графини.
— Будет драка или вы просто обменяетесь оскорблениями?
— Наберись терпения, друг мой. Вечер еще так молод, даже кровавая луна еще не взошла.
— Тебе бы полечиться, Вив. Пока еще не совсем поздно.
— Не пошел бы ты к проктологу, дорогой?..
На этом позитивном ключе мы расходимся. Антон, довольный удаляется к бару, где его отец уже расспрашивает бармена об ассортименте, а мать — покачиваясь, пьет... Сад наполняется. Люди откровенно пялятся на мою кожу, волосы, блестящие алым губы и платье. Жаль, что сумерки мешают им рассмотреть глаза.
Филипп расположился в углу террасы. Как Джеймс Бонд на задании. Тетя порхает между гостей, довольная, словно бабочка. Ей кажется, что раз фрау Вальденбергер нет, все пройдет как по маслу. О том, что Джессика сбежала из клиники, ей решили не говорить. И она, искренне сожалея о том, что епископу вздумалось умирать так некстати, пытается вести себя с Филиппом, как обычно с Ральфом.
— Ах, мой дорогой, ты просто обязан помочь мне с шампанским!
Он поднимается, но встает так, чтобы держать меня в поле зрения. Довольно сложно будет сбежать, если он так и будет на меня пялиться. Впрочем, куда спешить? До рассвета еще куча времени.
Филипп ставит бутылки на стол и открывает одну из них, чтобы разлить шампанское по чистым бокалам. Гости прибывают так быстро, что шампанского постоянно не хватает. И все, конечно же, с деревенской простотой желают взглянуть на «настоящего графа». Я рассеянно беру один из бокалов и так же рассеяно, залпом, выпиваю его до дна.
Филипп ухмыляется, доливает и ставит бутылку в ведерко со льдом.
— Все еще думаешь, что поступила по-умному?
— Я думаю, что сегодня я сильно напьюсь. Так, чтобы вообще ни о чем не думать.
— Да?
— Да. Я вообще туповата. Побочный эффект кровосмешения.
— Ты была почти что у финиша. К чему было все ломать?
— Ты не получишь его денег. Вот зачем.
Филипп сужает глаза, но ответить не успевает. К нам несется Антон.
— Ты что, пригласила Ульрике Свенсон? — его глаза горят. Он с силой хлопает меня по спине, словно своего парня. — Охренеть! Ну, ты и мать твою!.. Ульрике Свенсон!..
— Да, — отвечаю я, взволнованная не меньше, чем он. И ответ выходит таким же «осмысленным». — Разумеется. Это я пригласила Ульрике Свенсон. Погоди минутку... Я сейчас подойду.
Мир крошится на куски и исчезает во тьме, которая совсем не похожа на ту, в которую я погружаюсь после оргазма. Это не призрак, не кошмарный сон наяву. Это Ульрике в длинном голубом платье.
— Какого черта? — спрашиваю я, с трудом преодолевая желание упасть с каблуков прямо в обморок. — Ты что, издеваешься надо мной?!
Филипп сам выглядит изумленным, но я уже убедилась, что он прекрасный актер. Чего только стоили все его признания на яхте. А уж в отеле, перед отъездом сюда...
— Я ее не звал.
— Кто тогда? Дитрих?
Мне кажется, что сама мысль о его имени вызывает во рту вкус желчи. Я просто не могу заставить себя назвать его Ральфом.
— Ты говорила, вы переписываетесь через Фейсбук, — отвечает Филипп. — На твоем телефоне установлена геолокация?
Вся в испарине, злая, я наблюдаю за тем, как Ульрике идет сквозь толпу гостей, провожаемая восхищенными взглядами. А Антон буквально скачет перед ней, словно лабрадор, позабыв о себе, о Свене-с-которой-можно-поговорить и том, что его могут видеть его родители.
— Я ваш фанат! — вопит он. — Эти ваши последние фото в «Плейбое»...
— Какого черта она вообще сюда притащилась? — спрашивает Филипп.
— Пойди и спроси! Я ее не трахала!
— Я тоже ее не трахал, — отвечает Филипп спокойным мертвенным тоном. — Если мне понадобится шлюха, я схожу в бордель. Там по крайней мере, расценки честные.
— Ты на кого это намекаешь?! — взвиваюсь я.
— Не истери, — отрезает он так холодно, что у меня застывает кровь.
— Выгони ее!
— Размечталась. Сегодня нас ничто не разлучит, моя девочка. Я буду держать тебя за руку, даже если вокруг начнут взрываться снаряды.
— Презервативы есть? — огрызаюсь я.
— Жаль, что у твоего отца не было! — парирует он.
— Где бы ты был тогда?! Ах, да! Ты сдавал бы задницу пожилым содомитам...
Филипп затыкается, выразительно посмотрев на мой палец, уткнувшийся в его грудь. Я убираю руку.
— Пойду, поздороваюсь.
Взяв еще бокал, я отхожу подальше. Через живую изгородь видно лишь крышу автомобиля. Но что-то мне подсказывает: это Джессика. Соединяющая нас нить натянулась, как пуповина. Мне кажется, я вижу ее и мне кажется, что она может видеть меня.
Она приехала. В этом мире можно положиться только на сумасшедших...
— Привет, именинница! — прохладные ладони Ульрике ложатся на мои плечи и она целует воздух возле моей щеки. Запах ее духов — сладковатый и приторный, как запах разлагающейся плоти. — Спасибо за приглашение!
Она выпрямляется, не сводя с меня сияющих глаз. Все взгляды прикованы к нам. Женщины сплотились, пока еще не решив, кого из нас ненавидят больше. Мужчины затаили дыхание: так она красива в полупрозрачных сумерках. Загорелая, белокурая, в светло-голубом мерцающем платье.
— Ты пожалеешь, — говорю я, ей на ухо.
— Еще посмотрим, — отвечает она.
— Можно? — Филипп берет ее за руку и она обращает на него взгляд, от которого должно расплавиться сердце. Он отводит ее в сторонку, ничем не выдав собственных чувств. Ульрике поправляет волосы, вибрируя словно голограмма. Меняет позы, зазывно кусает губы... В его глазах мне чудятся отражения гаремных плясок. А может быть, это просто лампочки в живой изгороди.
Я отворачиваюсь. Еще только не хватало сейчас от ревности сдохнуть.
— Верена, — фрау Мюллер на правах несостоявшейся тещи, подзывает меня к себе. — Кто эта женщина?
Впервые в жизни, на меня смотрят, как на одну из них. Свою. И это разбивает мне сердце. Всю жизнь я пыталась быть принятой, красила волосы, прятала от мира глаза. А теперь когда все это больше не имеет значения, они просто так, без всяких на то усилий, дарят мне свою благосклонность.
