Степан хватанул его корягой промеж глаз, и голова существа безвольно повисла в расщелине трухлявого ствола.

Совсем близко раскрылся омут, и из него шагнули Шмель и Синеока.

— Что произошло? — удивленно спросила, обеспокоенная Синеока.

— Мы услышали шум и почувствовали, что творится неладное. Это Лиля? — спросил Шмель и, не дожидаясь ответа, приблизился к дереву, возложив на него ладони по обе стороны расщелины. Дерево заскрипело и, медленно расправляя старый, пожелтевший от времени луб, открылось. Из пасти лже-арапаймы вывалилась Лиля. А следом…

— Лешак. Одичавший лешак, — опознала чужака Синеока.

Степан подхватил Лилю на руки и понял, что она без сознания. К изумлению присутствующих, он зарыдал.

— Лиличка, Лилёк, очнись! — омывая её лицо градинами слёз, Степан то прижимал Лилю к груди, то, отстраняясь, снова всматривался в неё, ища присутствия искры сознания. Видимо, боясь, что она больше никогда к нему не вернётся. — Ну сделайте же что-нибудь! Сделайте!

— Скрути его и в сарай, — отдала распоряжение Синеока, и Шмель навис нас лешаком. Синеока присела рядом с Лилией.

— Думаю, с ней всё в порядке.

Синеока прикоснулась белыми пальцами к вискам дочери и приблизила лоб к её прохладному, чуть влажному лбу. Несколько секунд Степан наблюдал зеленоватое свечение, соединяющее двух женщин воедино. Резало глаза, и он опустил взгляд. Лилия вздрогнула в его руках, и Степан облегченно вздохнул.

— Как ты себя чувствуешь? С тобой точно всё хорошо? — беспокоился Степан, не отходя от Лилии ни на шаг. Лиля молчала. С момента похищения она ещё не промолвила ни слова. Глаза у девушки были грустнее некуда. Подёрнутые влажной поволокой, они безразлично смотрели в одну точку. Периодически Лилия засыпала, пугая этим Степана. Здоровому человеку не свойственно подобное поведение. Он не находил себе места, мечась в маленькой комнатке, как загнанный в угол зверь. В любой момент он готов был сорваться и уехать в город, чтобы показать Лилю врачу. Заверения Синеоки в том, что ничего страшного в состоянии Лили нет его не успокаивали.

— Ты знаешь его? — спросила Синеока, напряженно вглядываясь в лицо лешака, повязанного верёвкой и лежащего на полу амбара. Тот начал приходить в себя.

— Это Ясень. Он из нашего магического круга. Ушёл он давно. Как только начали пилить лес. Думаю, с ним произошло то же, что со всеми другими, безвозвратно покинувшими родные места. Ясень — старик. Не сладко ему пришлось. Он, видимо, не сразу нашёл приют, наверняка обошёл все окрестные леса в поисках дома, прежде чем поселиться в том стволе. Потому и одичал.

— А где обосновался ты?..

— Я? — удивился Шмель. Каждый вечер он уходил прочь, и Синеока ни разу не спросила «куда». Лешему в первые дни приткнуться было некуда. Никто не предложил угла, он бродил, как неприкаянный, вокруг да около магического узла, оставаясь бездомным в новом месте. Однажды, совершенно случайно, на южной оконечности хрустальных гротов он наткнулся на ель. Со стороны её было не видно: она пряталась в молодняке, одной стороной касаясь склона. Верхушка ели была обломана, и на месте слома из неё торчало несколько тонких верхушек.

Шмель пробрался сквозь заросли и припал ладонями к стволу. Тот чуть слышно загудел, закряхтел, как старый дед, и лопнул, обнажая полупустую сердцевину. Впустил. Принял жильца. Взлетая, загалдели вороны… и берегини, увлеченные обустройством деревни, не заметили изменений в округе, как не заметили потом появление Ясеня. Он так же незаметно пробрался во владения берегинь, завладев старым деревом.

— Я живу у южной оконечности хрустального грота. Там стоит ель, макушка которой троиться.

— Мне кажется, что я последнее время постоянно что-то упускаю. Мой магический взор ослаб? Чужаки заходят в лес, беззакония творят, а я не чувствую, — надломленным голосом сказала Владычица. Будто слетела с плеч королевская мантия, и Синеока предстала слабой, беззащитной женщиной.

— Не думаю. Просто ты оказалась не готова к новой жизни. Вы проявились в мире. Не таитесь. Это создаёт посторонний шум. Вокруг много людей, много мыслей, не свойственных вашей обычной жизни. Нужно немножко привыкнуть. Вот и всё.

Синеока положила на плечо Колоса Шмеля красивую головку, и жар прокатился по всему его телу. Он обнял её и шепотом добавил:

— Я буду рядом. Если понадобиться, я сделаю всё, что от меня потребуется.

— Мам, что случилось? В деревне что-то явно произошло. Лиля заболела как-то вдруг. И вы с лешим грустите. Я чувствую…

— Виолочка, в нашем лесу стало немножко небезопасно. Лиля встретила лешака. Дикого лешака, — Синеока отодвинулась в сторону, и Виолка увидела лохматого старика с козлиными ногами. Он приходил в себя, и тело его содрогалось в конвульсиях, ударяясь о магическую верёвку.

— Иди в дом и расскажи Лавру. Одичавшие «магики» приходят в Лисий Бор из разоренных домов. Теперь выходить в лес можно только в сопровождении взрослых. Иди.

Синеока вышла с Виолой из амбара и проводила её взглядом до самого коттеджа. Вернувшись, посмотрела на Шмеля, а потом сразу на Ясеня.

— Его можно спасти только одним единственным способом: вырвать магическую печать. Он станет человеком.

— Это неправильно. Потерять чары — всё равно, что смерть. Мы будем держать его под контролем, пока он не придёт в себя. Я знаю, есть заклинание, способное сковать магию и вернуть разум. Мой дед говорил, что берегини обладают такой силой. Я недавно вспоминал рассказы деда. Тогда я тоже был в шаге от того, чтобы одичать. Поэтому старался проводить время, сидя на срезе Отца Кедра. Он спасал от помутнения рассудка.

Шмель ненадолго задумался.

— В помощь к заклинанию идёт камень… мм-м.… рубеллит. Рубеллит нужно повесить на грудь в качестве амулета и заговорить. Камень может открыть доступ в Навь, а может вернуть разум в пределы физического тела. У рубеллита много целебных свойств. Он восстанавливает кровообращение, согревает, укрепляет нервы. А главное, запускает восстановительные процессы в организме.

— И где мы возьмем сей камень? В моей кладовой много богатств, но есть ли там рубеллит? Мм-м… Приведи кого-нибудь, чтоб посторожил лешака, а мы сходим в кладовую.

Шмель покинул амбар и через некоторое время привёл двоих берегинов. Те вошли и с любопытством посмотрели на связанного лешака.

— Мох, Огонёк! Спасибо, что пришли. Он чужак. И очень опасен. Напал на Лилию. Видимо, сошёл с ума, пока бродил в поисках нового магического пристанища. Мы думали лишить его магии, но Шмель предложил наложить запирающие чары.

— Это очень гуманно, Владычица!

— Я знала, что вы примете наше решение. Нужно поискать в кладовой рубеллит. Я не уверена, что он у нас есть. Пожалуйста, последите, чтобы лешак не сбежал. Раньше он носил имя Ясень. На тот случай, если он придёт в себя.

— Конечно, Владычица.

— Пойдём, Шмель!

Найти красный турмалин оказалось непросто. Среди сверкающей горы прочих кристаллов в сундуке он почти ничем не выделялся. Только огранённые камни сверкают гранями и похожи на кроваво-красные рубины. Не огранённый камень похож на чёрное сердце дракона. Он попал в руки Шмеля и обжёг. Обжег его ауру. Сам камень, конечно, был прохладным, но Шмель с такой силой искал его, что камень моментально отозвался на призыв. Сразу, как только попал в руки жаждущего.

— Вот он! Я уверен. Посмотри скорее!

Синеока присмотрелась так и сяк поворачивая камень.

— Назови себя! — шепнула она, одарив камень тёплым дыханием, и тот моментально вспыхнул, словно внутри загорелась праздничная иллюминация. И моментально потеплел. — Ты тот, кто нам нужен? — вновь заговорила Владычица, и камень запульсировал в такт её сердцу, потом задрожал, треснул, и от него откололся небольшой кристаллик.

— Благодарю, — ответила она камню и бережно положила его обратно в сундук, оставив в ладошке маленький осколок. Сняла с запястья голубую нитку бисера и закрепила на одном конце, словно приклеила.