В сказании называется и точная дата основания Словенска Великого – 2395 год до н. э. (или 3113 год от Сотворения мира). Спустя три тысячи лет, после двукратного запустения, на месте первой столицы Словено-Русского государства был построен его преемник – Новгород. Потому-то он и назван «новым городом» – ибо «срублен» был на месте старого, по имени которого новгородцы долгое время еще продолжали прозываться «словенами» (таковыми их знает и Несторова летопись). Досталась Ново-граду от его предшественника также и приставка – Великий.
Рис. 56. Город строят. Художник Николай Рерих
К сожалению, большинство историков – крупных и мелких, отечественных и зарубежных, умерших и здравствующих – односторонне представляют связь между устной и письменной историей. В качестве документальной основы признаются, как правило, только письменные и материальные источники. Так называемая устная традиция передачи сведений о прошлом отвергается начисто, высмеивается и шельмуется. При этом в упор не замечаются самоочевидные истины: многие основополагающие исторические труды (от Геродотовой «Истории» до Несторовой Повести временных лет) зиждятся исключительно на устных преданиях и рассказах.
У устных преданий другая жизнь, нежели у письменных. Как отмечал академик Борис Дмитриевич Греков (1882–1953), «…в легендах могут быть зерна истинной правды». Поэтому непременным условием аналитического и смыслового исследования исторических сказаний является отделение «зерен от плевел». Легенды о происхождении любого народа всегда хранились как величайшая духовная ценность и бережно передавались из уст в уста на протяжении веков и тысячелетий. Рано или поздно появлялся какой-нибудь подвижник, который записывал «преданья старины глубокой» или включал их в подредактированном виде в летопись. Таким образом поэмы Гомера (беллетризированные хроники Троянской войны) были записаны еще в античные времена, русские и польские предания – в начале 2-го тысячелетия н. э., Ригведа и Авеста – в XVIII веке, русские былины и карело-финские руны – в XIX веке и т. д. По логике же ученых-ригористов: раз Ригведа и Авеста (и соответственно – подавляющее большинство фольклорных произведений) не были записаны во времена их создания, значит, все эти тексты являются сомнительными.
О схеме устной передачи, сохранения, записи и печатного воспроизведения древних текстов можно судить по магическим заговорам. Никто не станет оспаривать, что большинство заговоров (безотносительно какому народу они принадлежат) уходят своими корнями в невообразимые глубины далекого прошлого. Как уже отмечалось, во многих русских сакральных заговорах присутствуют такие архаичные мифологемы, как остров Буян, Алатырь-камень и пр., наводящие на мысль о гиперборейских временах. Тексты эти исключительно консервативны, то есть передаются от поколению к поколению на протяжении многих тысячелетий практически без изменений. Передаются тайно, с оговорками и соблюдением различных условий – в противном случае заговор теряет свою магическую силу. Вместе с тем и сегодня любой, кто захочет и приложит не слишком большие усилия, может отыскать такой древний заговор (не обязательно в глухой деревне и у столетней старухи), записать его и при желании – опубликовать. И что же – разве будет означать публикация, к примеру, 2002 года, что перед нами подлог, обман или фальсификация? Ничуть! Но ведь именно так рассуждают те, кто подвергают сомнению устную традицию передачи исторических знаний.
Современные историки-снобы, как и их позитивистски настроенные предшественники, не видят в легендарных сказаниях о Русе и Словене никакого рационального зерна, считая их выдумкой чистейшей воды, причем сравнительно недавнего времени. Так, прославленный наш историк Николай Михайлович Карамзин (1766–1826) в одном из примечаний к I тому «Истории Государства Российского» называет подобные предания «сказками, внесенными в летописи невеждами». Спору нет: конечно, безвестные историки XVII века что-то добавляли и от себя, особенно по части симпатий и пристрастий. Но так было всегда и повсюду (наше время, кстати, тоже не исключение).
О том, что «Сказание о Словене и Русе» долгое время существовало в устной традиции, в Петербургскую академию наук написал историк Петр Никифорович Крекшин (1684–1763), происходивший, кстати, из новгородских дворян. Обращая внимание ученых мужей на необходимость учета и использования в исторических исследованиях летописного «Сказания о Словене и Русе», он отмечал, что новгородцы «исстари друг другу об оном сказывают», то есть изустно передают историческое предание от поколения к поколению. Это – очень важное свидетельство. Из него недвусмысленно вытекает: помимо летописной истории на Руси существовала всегда еще и тайная устная история, тщательно усваиваемая посвященными и так же тщательно (но безо всяких записей) передаваемая от поколения к поколению.
Что представляли из себя подобные устные предания, тоже, в общем-то, известно. Ибо находились все-таки подвижники, которые отваживались доверить бумаге или пергаменту сокровенное устное слово. Один такой рукописный сборник XVII века объемом в 500 листов, принадлежавший стольнику и приближенному царя Алексея Михайловича Алексею Богдановичу Мусину-Пушкину (ум. ок. 1669), был найден почти через двести лет после смерти владельца в его родовом архиве, хранившемся в Николаевской церкви вотчинного села Угодичи, что близ Ростова Великого. Манускрипт, содержавший записи 120 древних новгородских легенд, к величайшему сожалению, вскоре оказался утраченным: вывезти его в столицу для напечатания без разрешения собственника (а тот в момент находки отсутствовал) не представлялось возможным. Сохранился лишь пересказ новгородских предлетописных сказаний, сделанный ярославским краеведом и собирателем русского фольклора Александром Яковлевичем Артыновым (1813–1896). Содержание многих полусказочных преданий практически совпадает с сюжетами «Сказания о Словене и Русе». Однако не владевший методикой научного исследования литератор-самоучка Артынов попытался «улучшить» имевшиеся в его распоряжении тексты, приблизить их архаичный язык к современному, нанеся тем самым неисправимый вред древним памятникам. Тем не менее налицо недвусмысленное доказательство существования корпуса древнейших новгородских сказаний и попыток сохранить их в записи для потомков.
Так было принято во все времена и практически у всех народов до тех пор, пока в их среде не появлялся какой-нибудь местный «отец истории» (вроде эллинского Геродота или русского Нестора) и не превращал устные сказания в письменные. Наиболее показательный пример (по времени, кстати, почти совпадающий с появлением многочисленных копий «Сказания о Словене и Русе») – «История государства инков», составленная в конце XVI века и опубликованная на староиспанском языке в Лиссабоне в 1609 году. Ее автор – инка Гарсиласо де ла Вега (1539–1616) – рожденный в законном браке сын испанского капитана-конкистадора и индеанки. Именно от матери и ее ближайших родственников будущий историк еще в детстве воспринял всю устную историю древнего народа, что дало ему возможность спустя десятки лет, переселившись в Испанию, связно изложить и издать ее в виде почти тысячестраничного труда. Русская версия собственной древней истории скромнее по объему, но «схема» ее устной передачи и история обнародования практически такая же, как и у тайной хроники инков.
Вот как выглядит, к примеру, в пересказе Александра Артынова начало легендарной истории князя Руса, выступающего в утраченном манускрипте под именем Росс-Вандал (перед тем, как он появился на территории нынешней России):
«Царевич Росс-Вандал, сын царя Рагуила, внук Вамы, правнук Вениамина, младшего сына праотца Иакова, был с самых юных лет храбрый витязь, счастливый полководец и непопятный ратоборец. Он пронес оружие свое до берегов Евксинского понта, на берегу которого построил три города и назвал их так: один – Иберией, другой – Колхидой, а третий – Пафлагонией. И населил их охотниками из дружины, ходившей с ним. Он был страшен своею храбростью всем окрестным царям, живущим вблизи Евксинского понта. Не менее того гремела о нем слава по всему восточному прибрежью Средиземного моря. Даже столица Палестины Иерусалим была покорна ему. Отселе в одно время ходил он в скифский град Вифсану к царю оного Риссону, сыну царя Диссона, по поручению отца своего царя Рагуила. Там увидел он великую красавицу, дочь царя Риссона по имени Полимния, и пленился ее красотой. Стал просить он у отца ее царя Риссона Полимнию себе в супружество. Царь Риссон готов был согласиться, но только при одном условии: молодые должны остаться жить в его царстве. Царь Рагуил, отец царевича Росса, в этом сыну своему не воспрепятствовал. Итак, царевич Росс стал супругом скифской царевны Полимнии, поселившись вместе с ней в городе Вифсане.
