Дивится честной купец такому богатству несказанному, а вдвое того, что хозяина нет; не только хозяина, и прислуги нет; а музыка играет не смолкаючи; и подумал он в те поры про себя: “Всё хорошо, да есть нечего” – и вырос перед ним стол, убранный-разубранный: в посуде золотой да серебряной яства стоят сахарные, и вина заморские, и питья медвяные. Сел он за стол без сумления; напился, наелся досыта, потому что не ел сутки целые; кушанье такое, что и сказать нельзя, – того и гляди, что язык проглотишь, а он, по лесам и пескам ходючи, крепко проголодался; встал он из-за стола, а поклониться некому и сказать спасибо за хлеб за соль некому. Не успел он встать да оглянуться, а стола с кушаньем как не бывало, а музыка играет не умолкаючи.

Дивуется честной купец такому чуду чудному и такому диву дивному, и ходит он по палатам изукрашенным да любуется, а сам думает: “Хорошо бы теперь соснуть да всхрапнуть” – и видит, стоит перед ним кровать резная, из чистого золота, на ножках хрустальных, с пологом серебряным, с бахромою и кистями жемчужными; пуховик на ней как гора лежит, пуху мягкого, лебяжьего. Дивится купец такому чуду новому, новому и чудному; ложится он на высокую кровать, задёргивает полог серебряный и видит, что он тонок и мягок, будто шёлковый. Стало в палате темно, ровно в сумерки, и музыка играет будто издали, и подумал он: “Ах, кабы мне дочерей хоть во сне увидать! ” – и заснул в ту же минуточку.

Просыпается купец, а солнце уже взошло выше дерева стоячего. Проснулся купец, а вдруг опомниться не может: всю ночь видел он во сне дочерей, своих любезных, хороших и пригожих, и видел он дочерей своих старших: старшую и середнюю, что они веселым-веселёхоньки, а печальна одна дочь меньшая, любимая; что у старшей и середней дочери есть женихи богатые и что сбираются они выйти замуж, не дождавшись его благословения отцовского; меньшая же дочь любимая, красавица писаная, о женихах и слышать не хочет, покуда не воротится ее родимый батюшка. И стало у него на душе и радостно и не радостно.

Встал он со кровати высокой, платье ему всё приготовлено, и фонтан воды бьёт в чашу хрустальную; он одевается, умывается и уж новому чуду не дивуется: чай и кофей на столе стоят, и при них закуска сахарная. Помолившись Богу, он накушался, и стал он опять по палатам ходить, чтоб опять на них полюбоватися при свете солнышка красного. Всё показалось ему лучше вчерашнего. Вот видит он в окна растворенные, что кругом дворца разведены сады диковинные, плодовитые и цветы цветут красоты неописанной. Захотелось ему по тем садам прогулятися.

Сходит он по другой лестнице из мрамора зелёного, из малахита медного, с перилами позолоченными, сходит прямо в зелены сады. Гуляет он и любуется: на деревьях висят плоды спелые, румяные, сами в рот так и просятся, инда, глядя на них, слюнки текут; цветы цветут распрекрасные. Махровые, пахучие, всякими красками расписанные; птицы летают невиданные: словно по бархату зелёному и пунцовому золотом и серебром выложенные, песни поют райские; фонтаны воды бьют высокие, инда глядеть на их вышину – голова запрокидывается; и бегут и шумят ключи родниковые по колодам хрустальным…».

Говоря о «том (ином) свете», нельзя не вспомнить также Данте и Беатриче, совершивших воистину космическое воспарение в «Рае» при помощи светового потока и со скоростью света. Данте так передает свои ощущения от полета, который пригрезился ему наяву:

Дантово видение Ада, Чистилища и Рая, судя по всему, – вообще не есть плод одного лишь поэтического воображения, но, несомненно, также еще результат подключения к биосферной и ноосферной реальности, а также прямого считывания сакральной информации и перевода ее на язык художественных образов. В заключительной книге «Божественной комедии» описывается такая же самая ноосферная реальность, которая предстает перед медитирующим волхвом, шаманом, гуру и другими посвященными, способными настроить свое сознание на контакт с потусторонними (в высшем смысле данного слова) природными и духовными силами. Аналогичные картины рисуют нам древнейшие сакральные тексты – «Египетская книга мертвых» и «Тибетская книга мертвых», рассказывающие о «путешествии» умершего в потустороннем мире. Точно такие же факты сообщают люди, пережившие состояние клинической смерти и снова вернувшиеся к жизни.

Врачи и специалисты задокументировали множество подобных сообщений. «Воскресшие» рассказывают все как один о своем сверхскоростном пролете сквозь кажущийся бесконечным туннель навстречу ослепительному сиянию, являющемуся началом совершенно иного мира. Понятно, что во всех подобных случаях речь идет не о физическом перемещении тела человека. Живое или мертвое, оно остается на месте. «Путешествует» только душа или сознание, «растворяющиеся» на определенное время в энергоинформационном поле и черпающие из ноосферы информацию, доступную только в критических или медитационных состояниях.

В архивах российских фольклористов скопилось множество записей устных рассказов, жанр которых до сих пор никто точно не определил. Речь идет о посещении душой рассказчика «того света» во время летаргического сна или глубокого обморока. Есть даже особое народное название подобным явлениям – обмирание. Случается оно не так уж и редко. Во время одного из полевых сезонов только в Тверской области фольклористами было записано множество подобных свидетельств. При этом нет никаких оснований сомневаться в правдивости рассказов тех, кто пережил подобную «пограничную ситуацию», тем более что сообщают люди, никогда не видевшие друг друга, примерно одно и то же. Единственно, что как-то объединяет всех этих людей, – проживание в районе озера Селигер, уникального реликтового водоема, ландшафтные особенности которого имеют сакральную природу (что вполне могло создать повышенную возбудимость и восприимчивость «путешественников на тот свет»).

Большинство селигерских странников в мир иной пережило глубокий летаргический сон. Некоторых даже чуть было не похоронили заживо, но, вовремя очнувшись, они поведали окружающим о пережитом и увиденном. Самое главное (на что до сих пор никто не обращал внимания) – рассказы этих людей напоминают картины из волшебных сказок: огненная река, через которую нужно переправиться, провожатый (чаще всего женщина, облеченная в лучезарные одежды), наполненные чарующим светом леса и долины, луга и озера, крутая хрустальная гора, на которую следует взобраться, благоухающие сады с поющими райскими птицами и запрет говорить об увиденном после того, как обмерший очнется.

А вот еще один рассказ обмиравшей, записанный среди уральских казаков в XIX веке:

«Тетушка рассказывала, что, когда она легла в постель и задремала, ее яко бы разбудили два лепообразных вьюноша, в светлых ризах и с крылышками за плечами: это были ангелы-хранители, пояснил рассказчик. И повели ангелы-хранители тетушку с собой и показали ей сначала рай, где души праведные обитают и блаженствуют, а потом ад, где души грешные обитают и мучаются. Тетушка не хвасталась, как иные прочие, а говорила самую истинную правду, то ись что видела своими глазами, что слышала своими ушами, о том только и говорила, а чего не видала, чего не слыхала, о том и не говорила. К примеру, в самом раю она не была – и не говорила, а только постояла у золотой решетки с золотыми херувимчиками наверху. И сквозь решетку видела неизреченной красоты сад зеленый, и весь-то он из благоухания, и весь-то он из виноградных и ягодных кусточков, и весь-то он из финиковых и кипарисных деревцев, и весь-то он искрещен ручейками с ключевой водицей, и через каждый-то ручеек перекинут с золотыми перилами мосточек; одно слово – рай, об нем же грешным нашим языком и рассказать не можно.