– Теперь ты должна отдохнуть, – сообщает она мне. – А завтра начнешь учиться.

– Учиться? – недоумеваю я, выходя из состояния блаженства.

– Да. Учиться. Ты должна научиться сражаться.

Она кивает мне, поворачивается и растворяется в толпе.

Две девочки смотрят на меня, похлопывая по рукам, будто пытаются утешить. Хихикая, они выводят меня из толпы. Мы идем вдоль скалы к пещере, расположенной в каньоне вдалеке от дома Свана. Я неожиданно расстраиваюсь, поняв, что не знаю, увижу ли его когда-нибудь еще.

Жилье, куда они приводят меня, куда более спартанское, чем то, где я ночевала, что кажется почти невероятным. Рядом с дверью выстроены в ряд металлические инструменты, которые при ближайшем рассмотрении оказываются… оружием. Я замечаю ядро на цепи. Есть здесь и разнообразные дубинки – некоторые заостренные, другие шипастые. Имеется здесь также множество ножей, и я вижу также несколько простых, но устрашающих топоров.

Девчушки вручают мне шерстяную одежду и ведут к скамье в задней части пещеры, на которой лежит матрас. Я изо всех сил стараюсь сохранять спокойное выражение лица – несмотря на находящиеся в непосредственной близости от меня и наводящие ужас орудия смерти.

Девочки улыбаются мне и оставляют в одиночестве и раздумьях.

Золотая женщина, Кила, сказала, что я начну завтра. И буду учиться сражаться.

Но как? И с кем?

Прежде меня учили НЕ драться и не причинять никому вреда и боли, поэтому происходящее начинает казаться… тягостным и, судя по жуткой обстановке, реальным.

И все же эти люди радушно приняли меня, когда мне некуда было податься. Так что прикажете мне теперь делать?

И тут я вдруг получаю ответ вселенной на свой вопрос. Снизу до меня доносятся звуки – там сильно шумят и нервничают. Сначала я принимаю это за болтовню… но скоро различаю в словах агрессию и страх. Посмотрев вниз, вижу две противостоящие группы людей. Одна – это несколько мужчин Серых скал. Другая – двое болотных мужчин, тела которых раскрашены в разные оттенки зеленого и коричневого.

Они, похоже, ожесточенно о чем-то спорят и при этом отчаянно жестикулируют. Наконец один мужчина из Серых скал решает, что с него довольно. Он выступает вперед, и не успеваю я сообразить, что происходит, и отвести взгляд… как он набрасывается на обоих дикарей сразу. Силы, казалось бы, неравны, но лесные обитатели оказываются немедленно повержены. Я, задыхаясь от удивления и ужаса, смотрю, как их головы катятся прочь от тел.

Преисполненная отвращения, отшатываюсь назад, закрыв рукой рот.

Как такое возможно? Наверное, это игра моего воображения?

Обезглавлены!

В какое безнравственное общество я попала? Что это за место? Насилие – всегда неправильно, а ведь это убийство! И я не желаю иметь к нему никакого отношения!

Осторожно продвигаюсь вперед, всматриваясь в происходящее внизу в надежде, что все это мне померещилось. Или, может, я наблюдаю репетицию пьесы. Театральное представление.

Но нет, ничего не изменилось, и люди со скал не спешат убрать трупы.

Ужас!

Не могу поверить, что оказалась среди таких жестоких людей. Почему меня ввели в заблуждение несколько добрых поступков? Неужели этого оказалось достаточно, чтобы расположить меня к варварскому племени? И что теперь делать?

Прислоняюсь к стене пещеры, не в силах стоять и боясь присесть.

Нет. Нет. Не могу здесь оставаться. Что, если эти дикари примутся за меня? Что, если меня обезглавят следующей? На какие еще зверства они способны?

Вдруг Кила имела в виду именно это? Когда мне прикажут «сражаться», не должна ли я буду обезглавливать чужаков и вести себя при этом так, будто ничего особенного не происходит?

Нет, мне нужно найти путь домой – назад в Руа – любым способом.

Не очень хорошо, когда тебя радушно принимают, а ты, не попрощавшись, убегаешь, как неблагодарная пройдоха. Да, такое поведение нельзя назвать достойным. Это скорее смахивает на предательство.

И тем не менее.

Если я не исчезну отсюда, то скорее рано, чем поздно моя голова слетит с плеч.

Я решаю подождать, пока солнце не исчезнет за деревьями и убывающая луна не провисит в небе некоторое время.

В предрассветные колдовские часы я уйду отсюда. И найду, должна найти путь домой.

Эта запись, эта писанина появляется на свет при иных обстоятельствах, чем написанное раньше. Боюсь, сейчас вокруг царит паника. Советник сообщил мне, что моя дочь, принцесса, была обнаружена в предрассветные часы в одном из ужасных уголков замка… спящей.

Спящей. Это, пожалуй, самое подходящее слово.

А другое возможное здесь слово – забытье.

Вероятно также, транс.

Она не просыпается. Даже если ее сильно толкают, или трубят в ухо бравурную мелодию, или выливают бадью холодной воды на голову. Я ничего не знаю о таких снах.

Разумеется, моя жена, королева, пребывает в ужасном состоянии. Она отказывается отойти от принцессы, и, полагаю, мне не следует винить ее в этом. Ведь она как-никак женщина.

Я сказал ей, что мы найдем самых лучших в королевстве целителей и провидцев. Мы не пожалеем для них монет. Мы будем искать их по всем городам и весям.

Но каждый раз, когда я пытаюсь успокоить ее, она плачет еще горше, словно мои слова лишь все усугубляют. В довершение всего она не только утратила веселость… но, похоже, винит меня в нынешних несчастливых событиях. Она даже осмелилась обвинить меня в том, что я настаивал на раннем замужестве нашей дорогой принцессы! Словно у меня был выбор!

Но, конечно, я не мог открыть ей.

Разве я мог рассказать ей… о проклятии?

В мыслях мое спасение представало красивым и грациозным – вращение здесь, пируэт там, – но в реальности оно сопровождается действиями куда более неуклюжими. Я карабкаюсь по склону горы с пещерными жилищами, мое испорченное платье порвалось в нескольких местах. Разумеется, мой наряд, созданный для долгих променадов, не годится для колючего кустарника и приставучих лиан. Но тем не менее я, удивляя саму себя, чуть ли не на четвереньках спускаюсь вниз и, поскользнувшись, очень не по-королевски врезаюсь в стог сена. Пользуюсь этим, чтобы отдышаться и проверить, не слышал ли кто, как я в высшей степени неэлегантно упала.

К счастью, этой ночью не сплю только я, и незамеченная направляюсь в чащу леса или бог знает куда еще.

Как же я хочу оказаться дома, в безопасности, в окружении моих книг, и слышать, как Роза и Сюзетта хихикают, глядя в окно на лиц мужского пола, которых находят красивыми, или умопомрачительными, или смешными. Как отчаянно мне хочется пить чай с мамой, которая, когда я была совсем маленькой, целый месяц держала меня на руках… Ах, если бы она делала это сейчас, то избавила бы от всего этого, вернула бы меня домой. При свете полумесяца я иду прочь от деревни в скалах. Но внезапно понимаю, что за мной кто-то следует. Там хрустнет сучок, здесь хлестнет ветка. Но, оглядываясь, ничего особенного не вижу. У меня за спиной никого нет.

И все же я чувствую, будто кто-то наблюдает за мной, преследует в лесу, становясь свидетелем моих злоключений.

Останавливаюсь, чтобы передохнуть, и, прислонившись к дереву, стараюсь дышать как можно тише, чтобы уловить звуки, издаваемые таинственным преследователем.

Я что-то слышу. Это не шелест. А что-то более решительное.

Но каждый раз, когда я останавливаюсь, повисает тишина.

Я решаю схитрить. Решаю побежать между деревьями, а потом остановиться как вкопанная и заставить того, кто прячется в лесу, обнаружить себя.

Бросаюсь вперед, а затем резко останавливаюсь.

Чик-чик.

Ага! Сейчас я обернусь и застукаю преследователя на месте преступления!