Считаю шаги: делаю один, два, три шага вперед в пустоту и вдруг слышу звуки, которые не могу не узнать. В отличие от странного языка болотных жителей и шумного веселья обитателей пещер, они хорошо мне знакомы – я часто слышала их при дворе.
Видите ли, такие звуки издают лошади. Точнее, лошади и карета.
Обернувшись, я наблюдаю за сценой, ошеломляющей красотой и артистизмом.
По белому соленому морю мчится в моем направлении крошечная, будто игрушечная карета, и копыта лошадей сотрясают сухое ложе. Это не простая карета. Она белая, как соль. Ее присутствие выдают лишь скачущие лошади и стук их копыт.
Карета приближается, и я замечаю, что оба жеребца тоже совершенно белые. И даже кучер с головы до ног в белом. На нем потрясающий белый костюм, отделанный кружевом и шелком в стиле барокко.
И да, его кожа тоже белая – цвета соли, моря и кареты.
Волшебное видение надвигается, и тут меня озаряет мысль, что я стою, разинув, как идиотка, рот, хотя мне следовало бы подготовиться к встрече с теми, кто едет сюда, или даже придумать, как защитить себя, если это потребуется. Но представший моим глазам роскошный образ умиротворяет меня. Будто в шелке и парче есть нечто успокаивающее.
Оглядываю порванное и испачканное платье. О боже. Кошмар. Кем бы эти люди ни были, они не признают меня ровней. На это нет ни малейшей надежды.
Осознание этого огорошивает меня в тот момент, когда лошади резко останавливаются. Карета стоит неподвижно, и я смотрю на нее. Мы замираем посреди белого ложа, будто статуи, готовые позировать портретисту.
Наконец украшенная изысканной резьбой дверца кареты открывается.
Я с нетерпением жду – похоже, целую вечность, – пока из нее не показывается белая туфля.
За ней следует лодыжка, затем нога, торс и голова. И все это до такой степени украшено, что стушевалась бы любая графиня. Шелка, кружева, парча, вуаль.
Пассажир разговаривает будто сам с собой, отряхиваясь и, очевидно, не замечая меня.
– Ради всего святого! – лающим голосом произносит он. – Напомни мне, чтобы я никогда не нанимал кучеров из Нува! На дороге не осталось ни ухаба, ни ямы, на которые ты не наткнулся бы!
Мой родной язык! Он разговаривает на моем языке!
Я удивленно втягиваю ртом воздух, и это немедленно привлекает внимание путешественника, его голова дергается. У него совершенно белое лицо. Кожа цвета слоновой кости, а на голове белый напудренный парик. Из-под парика выглядывают его настоящие волосы. Они имеют серый оттенок. Не русые и не каштановые, словно не знают, на каком из цветов остановиться.
– Ну! – Он смотрит на меня аспидно-синими глазами. – Ну-ну. И что мы здесь имеем?..
У него не самый приятный голос. По правде говоря, мне приходит на ум волк, взирающий на стадо овец.
– Вот чудеса! – констатирует он. – Благородная девица в беде посреди Бланшевого моря? Это правда? Или мираж? Я вроде бы трезв как стеклышко.
Вдруг я понимаю, что убежать не получится. Что эта мысль пришла ко мне слишком поздно.
Он подходит ближе, в его походке угадывается тщеславие.
– А это видение умеет разговаривать? Кто она? Фантом из Урейтена? Или пропавшее сокровище из Сапфира? Или же просто немая? Ее выгнали из дома? Она дура? Тупица?
Не зная что ответить, я внезапно слышу мамин голос: «Ты принцесса. И это чувствуется в твоих осанке, грации, голосе. И самое главное, об этом свидетельствует твое сердце. Принцесса не может конфузиться. Она сама приводит в смятение других».
Моя спина распрямляется, я словно вытягиваюсь в струнку от талии до макушки.
– Мое имя принцесса Элизабет Клементина Де Буда Руа из королевства Руа, из династии Ле Бразьо. Второй дом Де Буда. Мой отец король и хранитель королевства Руа. Моя мать, в девичестве графиня Александра Де Буда, королева.
Воцаряется тишина, даже перестает вздыматься пыль.
– Ха-ха-ха-ха-ха! – При этих звуках пыль снова поднимается. – О боже! Ну-ну. – Мужчина, сняв шляпу и торжественно прижав ее к груди, отвешивает мне преувеличенно любезный поклон.
– Итак. Это бесприютное создание, обнаруженное мной посреди Бланшевого моря, к северу от Креффского леса, принцесса. Разве я не счастливейший из дворян в этой части Урейтена?
– Вы дворянин? – с сомнением спрашиваю я. Хотя, по правде говоря, тонкие черты его лица ассоциируются с представлением об этом сословии.
– Я не могу предоставить вам доказательств этого. Хотя, думаю, вы тоже вряд ли способны убедить меня, что вы принцесса, – язвит он.
– Я ничего не должна вам доказывать, неважно, дворянин вы или нет, – отвечаю я.
Он внимательно оглядывает меня с головы до ног, отмечая особенности моего платья и осанки.
– Хм. Есть вероятность, что я отыскал бриллиант в грязной коробке, – щурит он глаза. – Можно поинтересоваться, куда вы, принцесса, направляетесь?
– Мне нужно вернуться в мое королевство Руа. Вы знаете о нем? Вам известен путь туда? – Я стараюсь не выдать своего отчаяния.
Он на минуту задумывается.
– Моя дражайшая принцесса, даже если бы я знал, то ни за что бы вам не сказал. Но я не знаю. Так что, к счастью, у меня нет необходимости лгать. В любом случае вам нельзя здесь оставаться.
Он разворачивается, идет к карете и, кивнув кучеру, садится в нее.
Я стою не двигаясь, охваченная паникой.
Но мужчина высовывает из окошка голову.
– Вы едете?
– Но… Я не знаю, кто вы такой. Вообще ничего о вас не знаю. Как я могу…
– Боже мой. Через два часа солнце покинет небо, а луна сможет предложить вам не так уж много света, поскольку сегодня она будет представлять собой лишь узкую полоску, и в темноте на вас нападут подонки и каннибалы, рыщущие в здешних местах в поисках еды. Я не говорю о гигантских ящерицах. Об огромных пауках. Все они сочтут вас великолепным яством.
Я с содроганием думаю над его словами.
– Так что на вашем месте я бы, сделав пируэт, быстро запрыгнул в предложенный вам вид транспорта, прежде чем солнце не опустится еще ниже и нам троим не придется противостоять варварам. – Он улыбается и добавляет: – Но это, разумеется, в том случае, если вы не желаете принести себя в жертву богам сегодня вечером.
Я, ощутив вспышку ярости, все же иду к карете.
– Но в таком случае, – добавляю я, – мне придется настаивать на том, чтобы вы сидели как можно дальше от меня.
– Разумеется, Ваше Высочество. Я же не какой-нибудь мещанин. Кроме того, ненавижу делить каретную скамейку с кем-либо, особенно с принцессами.
Я не вполне уверена, что он говорит правду о разбойниках и каннибалах. Или о своей неприязни к принцессам. И все же. Если мне суждено умереть, я предпочитаю сделать это в элегантной, цвета слоновой кости карете, а не на вертеле.
Не знаю, что подобное предпочтение говорит обо мне, но в настоящий момент мне это безразлично.
17
Разумеется, в сложившейся ситуации меня должна бы бить дрожь – ведь я оказалась в странной карете в чужой стране в компании незнакомого человека, намерения которого могут быть как добрыми, так и не вполне.
Хотя ничто в нем не выдавало сострадания к моему бедственному положению, я, как ни странно, чувствовала себя как дома.
Может, дело в том, что он говорил на моем родном языке, а может, в его высокомерных манерах… успокаивающе знакомых среди хаоса. В нашем королевстве полно благородных кавалеров. Саркастичных щеголей в парче и бархате. В замке они везде.
– Итак, возможная принцесса, поведайте мне, что привело королевскую особу вроде вас в эти унылые земли на краю мира? – Он откидывается на сиденье в другом углу кареты. Происходящее явно забавляет его.
Интерьер кареты – несомненно, самое великолепное из увиденного мной в этом чужом месте. На сиденьях лежат мягкие подушки, а стены украшены миниатюрами в овальных позолоченных рамках – пухленькие розовощекие дети позируют в пышных нарядах в саду с буйной растительностью.
– А мы на краю мира? – спрашиваю я.