Внутри всё возмутилось. Люди так не одеваются! Смущал ещё внешний вид. Все, кого человек видел, выглядели какими-то бледными, словно росли без солнца. И в их белых, как снег, волосах и бровях ощущалось нечто ненатуральное. Люди должны выглядеть по-другому. Но как? Он не мог себе этого объяснить. Как и понять, откуда взялась эта уверенность.

Дорога под колёсами раздвоилась. Возле самого перекрёстка росло дерево. Человек видел его мощный чёрный ствол и нижние ветки без единого листа.

Мимо проплыла огромная железная дверь с изображением человеческого глаза. На ней были ещё какие-то узоры, но человек не смог их рассмотреть. Странное сооружение спряталось за стенами домов. Только теперь они были выложены из светлого, почти белого, кирпича.

Дорога расширилась, растеклась во все стороны, будто каменное озеро.

— Прр! — скомандовал Эйнар.

Телега остановилась.

— Как охота? — поинтересовался сиплый голос. — Удачная?

— Такое себе, зверя мало: зайцы, белки да куницы.

Здания стояли полукругом, словно обнимая площадь. Человек видел высокие двери из тёмного дерева, украшенные резьбой окна с многочисленными перекладинами, небольшие крылечки. Он старался рассмотреть любую деталь, чтобы узнать, запомнить про это место как можно больше.

Обзор заслонил серый тулуп, перевязанный бечёвкой, и рука с обгрызенными до мяса ногтями.

— М-м-м, неплохо. Крупный какой заяц. Продай, а? Заберу за два Сольт, — раздался сиплый голос.

— Подожди, — осадил Эйнар. — Дай нам до дома добраться. Мы устали и замёрзли, как волки. Надо сначала поесть да выпить, а потом уже вести торговые дела.

— Ну, лады. Ты знаешь, где меня найти.

Телега пришла в движение. Каменное озеро площади снова собралось в реку-дорогу, берега которой расчертили плетёные заборы и бревенчатые стены.

Курицы шныряли через дорогу, коты спали на лавках, дети гонялись друг за другом, гогоча во всё горло.

— П-р-р, стой! — закомандовал Эйнар.

— Приехали! — воскликнула Мириам.

Раздался скрип калитки. Эйнар похлопал по боку телеги.

— Лежи ещё и не высовывайся. Как в пуню заедем, я скажу.

Ароматы варёного мяса и картошки поплыли по избе, когда Хельга достала чугунок из печи и приоткрыла крышку. Рот наполнился слюной, а в желудке заурчало. Хельга взяла ложку и зачерпнула немного, попробовала, громко чмокая. Эх, хороший получится суп! Но пусть ещё немного настоится, и когда дети придут, то будет в самый раз. Хельга взяла ухват, подхватила горшок и засунула его в печь.

Сегодня что-то неспокойно было на душе, тревожно сжималось сердце. "Дети не в первый раз уходят на охоту, — мысленно успокаивала себя Хельга. — Они уже взрослые и умные. Всё должно быть хорошо". Но мысли не помогали. Чувство плохого приходило, словно порыв ветра, заставляло напрячься от его холодного дыхания, прислушиваться. Хельга подходила к окну в надежде, что сейчас она увидит Мириам и Эйнара, но мимо проходили чужие дети. Это словно подтверждало её неясные опасения. Что-то случилось.

Чтобы отвлечься, она решила убраться: смахнула крошки со стола, протёрла скамейки, подоконники, сложила стопкой тарелки, расставила кувшины по величине. Затем выдвинула ящик буфета, что стоял в углу у стены гостевой комнаты, и посмотрела на полотенца. Те, которые показались ей неаккуратно сложенными, достала и принялась заново складывать.

Боги, всемогущие боги, пожалуйста, защитите моих детей. Отведите от них опасность, уберегите от голодных иллидов и диких зверей. Прошу вас! Молю вас!

И словно отвечая ей, скрипнула дверь. Чувство опасности схлынуло, подобно волне. Хельга спрятала лицо в полотенце и счастливо улыбнулась. Живы! Они живы!

— Раздевайтесь и марш к столу! Я суп приготовила, — строго проговорила она, пряча облегчение и радость. Обернулась.

Рядом с дочкой и сыном стоял незнакомец: худой, словно никогда не знал тяжёлого труда. К тому же голый! Лишь платок дочери скрывал непотребство. Незнакомец походил на дворового пса, которого впервые завели в хату: мышцы напряжены, шея втянута в плечи, а взгляд внимательно осматривает каждый угол, каждую вещь.

Старинные легенды про Бальта всплыли в памяти. Неужели это он? Бальт? Бог справедливости и порядка спустился в их мир, чтобы узнать, как здесь живут люди?

Хельга растерялась, она не знала, как себя вести и что сказать. Она лишь открывала и закрывала рот.

Дочка бросилась к ней и, размахивая руками, затараторила:

— Не кричите, мама, пожалуйста, выслушайте. Я спасла его от иллидов! Представляете? Мы с Эйнаром, как обычно, пошли проверять ловушки. Вдруг понимаю, что-то неспокойно мне на душе. Сердце щемит нехорошо так. Думаю — беда. И знаете, мама, меня словно чутье какое-то вело. Я шла — и вдруг вижу, на него уже тварь одна бросается! Выпить хочет! У-у-у, гадюка! Благо, что я шустро стреляю…

Эйнар прислонился к косяку, руки сложил на груди, глаза прикрыл, а на лице застыла злость вперемешку с триумфом. Видимо, о чём-то поспорил с сестрой и теперь не сомневался в своей победе.

Вдруг Хельга дёрнулась, как будто получила подзатыльник. Мол, чего сидишь, глазами хлопаешь? Прими гостя дорогого!

— Сына, принеси одежды гостю. Он же лишь платком Мириам прикрывается!

Эйнар посмотрел на неё так, будто она сказала что-то несуразное, но не стал спорить, сдержанно кивнул, повесил тулуп на оленьи рога у двери и пошёл к себе в комнату. Заскрипели петли сундука, раздался глухой удар — наверное, сын выпустил гнев.

— Доча, приберись в гостевой, — бросила Хельга.

Мириам непонимающе взглянула на мать:

— Э-э-э, да, сейчас! — и выбежала в сени.

Хельга посмотрела на гостя.

— Вы присаживайтесь, не стесняйтесь. Вы, наверное, замёрзли. Я Вам сейчас супу налью. Он тёпленький. Только приготовила, — проговорила она и медленно пошла к печи. Затем хлопнула себя по лбу, вернулась к буфету, положила полотенце, которое до сих пор держала в руках, и задвинула ящик.

В голове царил кавардак. Она не могла поверить, что именно в её дом, к ней, простой крестьянке, зашел такой гость. Она не знала, как встречать его, как ухаживать, и переживала, что всё делает не так; что дети не догадались; что Эйнар мог выкинуть что-то плохое. Каждый шаг, каждое действие сейчас определяет судьбу мира, а это такая большая ответственность!

Хельга взяла с подоконника глубокие миски и поставила их на шесток. Достала чугунок.

— Присаживайтесь. Не бойтесь, мы не кусаемся, — приговаривала Хельга, наливая суп в глубокую миску.

Эйнар бросил рубаху и штаны на лаву у стены.

— Последнее отдаю, — буркнул он, а затем добавил с издёвкой: — Гостю дорогому нашему.

— Сына! — возмутилась Хельга, внутри всё сжалось от страха. — Нельзя так! Извинись!

— Извините, — ответил Эйнар язвительно, низко поклонился и тут же выскочил за дверь, не дав матери возмутиться.

— Пойду коня Бломам отдам, а ещё дичь в таверну занесу, — крикнул он в сенцах.

Хельге захотелось схватить тряпку да хорошенько отхлестать негораздка, чтобы выбить из него всю дурь, но Эйнар уже вышел на улицу. Было слышно, как хлопнула дверь. Хельга тяжело вздохнула. Сын дальше собственного носа не видит и не понимает, какой вред могут нанести его слова.

— Простите его за грубость, — Хельга виновато улыбнулась и поставила миски с супом на стол. — Он подросток. Он сам не знает, что творит. Но он парень не злой. Дурной немного.

Гость почесал шею и тяжело вздохнул.

Неужели всё произошедшее уже записалось и повлияло на цвет камня? Она собралась с волнениями и кивнула на одежду, что оставил сын.

— Примеряйте, пожалуйста. А суп пускай остынет. Горячий еще. Я не смотрю, не смотрю.

Она специально отвернулась к печи, открыла заслонку, чтобы перемешать угли и подкинуть несколько поленьев. Хельга бросала быстрые взгляды в сторону стола и гостя, но так, чтобы он ничего не заметил. Когда ей показалось, что он оделся, она повернулась.