– Она же сразу показалась мне на кого-то похожей! А оказывается, она дочь Костяна! – восклицает он сейчас.

Я сдергиваю парку с крючка и хватаю рюкзак.

– Всё, я пошёл.

Торопливо целую маму, машу отцу и выскакиваю в подъезд.

– Милый, а шапка? – кричит мама вслед. Я не оборачиваясь качаю головой.

– У меня капюшон!

Милый. Это слово напоминает мне о вчерашнем разговоре, когда Рита так назвала меня. Случайно, сама того не заметив, – я понял это по её реакции, когда попросил её снова так меня назвать. Очевидно, она не смогла удержать ласковое обращение в мой адрес – как я не могу (да и не хочу) больше удерживать "малышку". Она была смущена, и, честно признаться, я не думал, что она выполнит мою просьбу, когда, затаив дыхание, попросил её снова назвать меня так. Но она назвала. Тихонько, но назвала. И это лишний раз подтвердило то, что я понял ещё в четверг. Она готова. Она хочет быть со мной. С четверга, с того самого дня, когда мы впервые были вместе в клубе, я постепенно все больше сокращаю дистанцию между нами. И она не противится этому. Не возражает против крепких объятий, случайных – и не очень – прикосновений, против того, чтобы быть как можно ближе. И эта фотография в моей футболке… Я чуть с ума не сошёл, когда увидел её. Хорошо, что это случилось после выступления, иначе не представляю, как бы я смог выйти на сцену.

Она хочет поцеловать меня, я это знаю точно. И знаю, что она сделала бы это у меня дома, если бы нам постоянно не мешали. Очевидно, она хочет, чтобы в первый раз – хотя это будет уже далеко не первый раз – мы были одни. Только поэтому я сам до сих пор не набросился на неё с поцелуями. Ну и ещё потому, что пообещал ей, что не буду делать ничего, пока она сама не решится на этот шаг. Я привык держать свои обещания, хотя сейчас это делать невероятно трудно.

Мой маленький большеглазый Орешек. Каким я был дураком, что не замечал её долгих четыре года! И как хорошо, что все-таки заметил теперь. Потому что представить, как всего две недели назад я жил без этих чудесных ореховых глаз, я просто не могу. Это не просто симпатия. Это не просто увлеченность. Я люблю её. Я понял это со всей отчетливостью в четверг, увидев, какими глазами она смотрит на меня, беспокоясь из-за драки с Раевским. А потом – как она сидит, подавшись вперёд, сцепив руки и неотрывно глядя на меня, там, в клубе. И потом, когда нёс её, уснувшую, домой к Саше и Дейву, и она так доверчиво прижималась ко мне в полудреме. А когда я аккуратно опустил её на кровать в комнате Сашиных родителей, она пробормотала: "Стасик", и я чуть не умер от разрыва сердца – от нахлынувшей огромной нежности.

Я люблю её. Люблю. Люблю так, что заходится сердце и больно дышать. Я и не предполагал, что умею так любить. Не думал, что после той детской влюблённости в Асю способен на сильные чувства. Как оказалось, способен, и ещё как. И то, что я испытываю к Рите, не имеет ничего общего с тем, что когда-то чувствовал к Асе. Всё в миллион раз сильнее, глубже, все по-настоящему. Когда просыпаешься и засыпаешь с мыслью о ней. Когда чувствуешь, что без её улыбки и взгляда не можешь дышать. Когда не задумываясь готов отдать все что угодно, чтобы быть с ней…

– Эй, рок-стар!

Я выныриваю из своих размышлений и грёз о Рите и, обернувшись, с удивлением вижу ухмыляющегося Лео, догоняющего меня.

– Здорово, – говорю я, обмениваясь с ним крепким рукопожатием, – а ты здесь что делаешь в такую рань?

Мы уже практически у школьных ворот.

– Отцу сегодня надо было на работу раньше, – объясняет Лео, – на такси мне ехать не хотелось. Не может быть нормальным родителем – пусть хотя бы катает.

Да, отношения у друга с отцом не то чтобы идеальные. Лео так и не может простить отцу, что того никогда нет рядом, что между работой и семьёй он всегда выбирает работу. Впрочем, с Лео и его мамой он хотя бы живёт, в отличие от Ленки…

– А вот почему ты здесь так рано, я даже не спрашиваю, – продолжает друг с ехидной улыбочкой.

– Ну скажи почему?

– Рита, – произносит Лео всего одно слово.

Тяжёлая школьная дверь скрипит под моим напором. Дядя Вася, наш сторож-вахтер, с удивлением смотрит на нас, когда мы, громко поздоровавшись, проходим мимо.

– Вот это тяга к знаниям у ранних пташек…

Тягой к знаниям тут и не пахнет, думаю я, усмехаясь. Тяга к любви – это да! Ну, в моем случае, разумеется.

– А что Рита? – прикидываюсь я невинной овечкой. Однако Лео и ухом не ведет:

– Тебе не идёт быть дурачком, рок-стар. Девушки таких не любят, запомни.

– Я и забыл, что ты у нас главный специалист по девушкам, – улыбаюсь я. Он склоняет голову:

– Вот именно, так что обращайся, дам бесплатный совет, если что…

Время бежит быстро, и пустынные поначалу школьные коридоры постепенно заполняются учениками всех возрастов. Мы, как всегда, сидим в фойе на втором этаже – на крайнем справа подоконнике. Всего за две недели Рита и Тася приучили нас к этому, а раньше до уроков мы тусили где угодно, но никогда не были привязаны к одному и тому же месту. Впрочем, раньше до уроков я часто и не с парнями время проводил, а с кем-нибудь из очередных подцепленных девчонок…

– Кирюха сегодня работает, – говорит Лео. – Завтра тогда соберёмся в гараже?

Я смотрю в окно в надежде высмотреть Риту, но никак не могу увидеть её красную курточку среди тех, кто торопится в школу. Перевожу взгляд на друга:

– Да, завтра обязательно… Ты чего? – выражение лица Лео, который смотрит куда-то за меня, внезапно изменяется. Однако он мгновенно становится прежним:

– Я? Ничего, тебе показалось.

Он точно что-то недоговаривает, и я хочу обернуться, чтобы посмотреть, что происходит позади, но не успеваю. Внезапно чьи-то тонкие ручки обхватывают меня за шею, а на спину с разбега кто-то приземляется. Меня окутывает запах шоколада, над ухом звучит мелодичный смех, и Ритин голос весело произносит:

– Но-о, лошадка!

Ах, лошадка, значит? Да без проблем. Я подхватываю её под коленки, чтобы она не съезжала вниз, и, высоко подкидывая колени, совершаю круг почёта по фойе, не забывая при этом издавать лошадиное ржание. Ну или что-то на него похожее. Рита крепко держится за мою шею и умирает от смеха – как и Таська с Лео, оставшиеся у подоконника. Я вижу, как Таська достаёт телефон и снимает нас – то ли на видео, то ли фото делает. Некоторые ученики, которые толпятся в фойе, поступают так же – ещё и комментируют происходящее, но мне, честно говоря, плевать, кто что обо мне говорит и думает.

Я доезжаю до нашего подоконника и аккуратно ссаживаю Риту на него. Ее ручки соскальзывают с моей шеи, и я чувствую неприятную пустоту на спине. Она спрыгивает с подоконника и смеётся.

– Привет, наездница, – говорит Лео, обнимая её, в то время пока я таким же образом здороваюсь с Таськой. – Укротила дикого скакуна?

– Ага, – весело подтверждает она, взглянув на меня искрящимися глазами. Один такой взгляд – и я готов свернуть горы.

– Мне понравилось кататься, – говорит она, обращаясь уже ко мне. – Ты ещё меня покатаешь?

– Легко, – обещаю я. – Ты все равно ничего не весишь.

Я не видел её с субботы, но уже страшно по ней соскучился. Она улыбается мне, и от её улыбки у меня перехватывает дыхание. Эта улыбка другая, не такая, как прежде. Более нежная, что ли… И смотрит Рита на меня иначе – не смущаясь, как обычно, каждую минуту и не отводя взгляд. "Она тоже соскучилась", – вдруг понимаю я, и от этого осознания на сердце становится так радостно, что хочется запеть во все горло. Я не сдерживаюсь и привлекаю Риту к себе, обняв сзади за плечи. Она прижимается затылком к моей груди, кладёт свои ладошки на мои предплечья и расслабляется, и я чувствую, что до краёв переполнен счастьем.

– Дайте-ка я вас сфотаю, – говорит вдруг Таська и снова лезет за телефоном. – Вы такие милые котики.

– Мр-р-р, – дурашливо говорит Рита и трется об меня затылком. Мы дружно смеёмся, и именно в этот момент Тася наводит на нас камеру и раздаётся щелчок. И черт возьми, какой же классный у неё выходит снимок! На получившейся фотографии мы оба кажемся такими счастливыми. Рита хохочет, запрокинув голову и крепко обнимая мои руки. Я тоже смеюсь, чуть наклонившись к ней. Я редко улыбаюсь на фотографиях – обычно, как только вижу камеру, становлюсь серьёзным. Но только не с Ритой.