– Мам, смотри, что я нашла, – зову я маму, уже начавшую подметать освобождённый угол, продолжая разглядывать снимок. – Что это за фото?

И вдруг в одной из девушек – русоволосой, с толстой косой, лежащей на груди, – с потрясением узнаю собственную мать. Сомнений быть не может – это мама, но на двадцать лет моложе и с длинными волосами. Те же глаза, тот же нос, тот же упрямо вздернутый подбородок. Она стоит, прислонившись спиной к высокому светловолосому парню в круглых модных очках, и весело улыбается фотографу. Так непривычно видеть её беззаботной и весёлой. Сейчас она почти никогда такой не бывает.

Парня в очках, обнимающего маму за плечи, я не знаю, но во втором, темноволосом и широкоплечем, стоящем с ним плечом к плечу, с не меньшим потрясением узнаю Антона. Мой родной дядя, брат моего отца, улыбаясь стоит на старой фотографии рядом с моей мамой. А красивая круглолицая девочка, которую он крепко прижимает к себе, – это Лера.

Господи, вот это да! Я понятия не имела, что мама, Лера и Антон знакомы с молодости. На снимке им всем лет по семнадцать-восемнадцать, и кажется, что они отлично ладят между собой. Сложно представить это, зная, как они общаются теперь…

Мама наконец оказывается рядом.

– Что тут у тебя?

– Посмотри, что я нашла, – говорю я и протягиваю ей снимок. – Я и не знала, что ты знакома с Антоном и Лерой так долго!

Мама берет фотографию в руки, и на пару секунд что-то в её лице неуловимо меняется. В нем появляется необычная теплота, взгляд смягчается, губы трогает нежная улыбка. Я как зачарованная наблюдаю за этими метаморфозами, но насладиться ими сполна не успеваю – так быстро они исчезают. Лицо мамы снова становится непроницаемым.

– Да, – говорит она, по-прежнему глядя на фотографию. – Мы учились в одном классе, все вместе.

Ничего себе новости!

– Вы дружили? – с замиранием сердца спрашиваю я. Мне очень страшно спрашивать, я боюсь, что мама взорвётся и устроит скандал – она умеет делать это за секунду, – но мама неожиданно спокойно отвечает:

– Тогда – да, дружили. Это фото сделано летом после одиннадцатого класса.

– Значит, это Антон познакомил тебя с папой? – не могу я удержаться от расспросов. Но раз уж мама отвечает и вроде бы даже не злится, надо пользоваться этим.

– Ну можно и так сказать, – кивает мама. И тогда я задаю ещё один вопрос:

– Мам… А кто этот парень? – и палец мой упирается в светловолосого парня, обнимающего маму на снимке. Я его абсолютно точно не знаю, но он, во-первых, очень симпатичный, а во-вторых, почему-то напоминает мне Стаса. Видимо, из-за светлых волос. Совсем кукушкой поехала, уже во всех блондинах Стаса вижу!

– Это редкостная скотина, – слышу я неожиданный ответ и вскидываю на маму глаза. Её брови нахмурены.

– Ну, налюбовались – и хватит. Пора возвращаться к работе, – резко произносит она и собирается уйти, но я вцепляюсь в фотографию:

– Мам, отдай её мне, пожалуйста, если тебе не нужна.

Я еще не знаю точно, зачем мне этот старый снимок, но чувствую на сто процентов, что он должен быть у меня.

Мама оборачивается, слегка растерянно смотрит сначала на меня, потом на фото. Медлит минуту, но потом разжимает пальцы:

– Ну возьми, если хочешь.

Старая фотография оказывается в моих руках, а мама скрывается на кухне.

Проводив её глазами, я в задумчивости снова смотрю на снимок. Светловолосый парень весело улыбается, глядя с него прямо на меня. "Редкостная скотина" – сказала про него мама. Кажется, теперь я знаю, как выглядел парень, разбивший маме сердце.

А Стас за половину прошедшего дня так ни разу и не написал.

Все получается так, как я и планировала. К четырем я освобождаюсь, быстро принимаю душ, наношу легкий макияж и, натянув любимые джинсы и новый ярко-голубой джемпер со спущенным на одно плечо воротом, выбегаю из дома. Фотографию я сначала хочу взять с собой, но, подумав, все же оставляю лежать на столе.

Ровно в пять часов я нажимаю на звонок Мишкиной квартиры. Дверь открывает Лера, и сразу в нос мне ударяют ароматные рыбные запахи. В Мишкиной семье очень любят рыбу и часто готовят её в разных видах. Мама же, напротив, рыбу терпеть не может и вообще её не покупает.

– Ритуля! – расцветает улыбкой Лера, пропуская меня в прихожую. – Ну наконец-то, мы с Антоном уже думали, ты не приедешь.

– Я же написала Мишке, что вечером буду, – удивляюсь я, снимая ботинки. Лера досадливо машет рукой:

– Нашла кому написать, у твоего братца ветер в голове. Ни слова нам не сказал, зато усвистал куда-то по какому-то мегасрочному делу. Ну пойдём, дорогая, проходи, Антон в зале.

Я ненадолго заглядываю в ванную и появляюсь в зале, одновременно служащем спальней для Антона и Леры. Антон, удобно расположившись в большом мягком кресле, сосредоточенно смотрит футбол. Он огромный фанат, другого такого я не знаю. Несколько раз он пытался затащить меня на матчи, но мне всегда удавалось отказаться от этого мероприятия. Сомнительное развлечение, если честно, сидеть на холодном жёстком стуле в толпе сходящих с ума и орущих людей и наблюдать, как где-то далеко внизу маленькие фигурки носятся по полю, отбирая друг у друга мячик.

– Одуванчик пришёл! – отрываясь от просмотра, радостно провозглашает дядя. Да, Одуванчик – это я. Моё прозвище дядиного производства. Почему одуванчик? Потому что меня зовут Маргаритой. Да, такая вот логика. Антон обожает давать всем забавные прозвища, хотя внешне по нему – серьёзному дядьке – вообще не скажешь, что у него есть чувство юмора.

Мы обнимаемся, и Антон возвращается к просмотру матча. Я сажусь рядом с ним на разлапистый диван, подобрав под себя ноги, и целиком погружаюсь в уютную атмосферу этого дома. Здесь, у Мишки и его родителей, мне всегда хорошо и спокойно. Слушая Лерин щебет – она ещё та болтушка, – остроумные замечания Антона, дурачась с Мишкой, наслаждаясь вкусными запахами, которые всегда царят в этой квартире, я по-настоящему понимаю, что такое дом, где тебя всегда любят и где тебе всегда рады.

Лера приходит с кухни и, снимая фартук, садится рядом со мной.

– Ты голодная, Ритуль? Покормить тебя сейчас или этого обормота подождём?

– Подождём, конечно, – весело говорю я.

– А вот я ему сейчас позвоню и взгрею, – решает Лера. Набирает номер, слушает гудки и через минуту начинает выговаривать в трубку:

– Молодой человек, а потрудись-ка объяснить, куда ты усвистал и когда будешь дома? Сестра приехала, а его нет! И почему ты не предупредил, что Рита будет вечером?.. Что? Забыл, ну надо же! Когда вернёшься, спрашиваю?.. А, ну хорошо. Со Стасом? Договорились.

Моё сердце совершает кульбит, едва я слышу знакомое имя. Стас приедет сюда? Но ему же нужно вечером в клуб… А Лера тем временем завершает разговор и кладёт трубку.

– Они со Стасом уже едут к нам, – объясняет она в ответ на немой вопрос Антона, повернувшегося к ней, а потом обращается ко мне: – Рита, Стас – это Мишкин друг, наш крестный сын…

– Я знаю, – нахожу я в себе силы сознаться. – Мы знакомы, мы учимся в одной школе.

Кажется, я даже не покраснела.

– Ах вот как? – удивляется Лера, но, к счастью, не расспрашивает меня о подробностях. Антона же в данный момент, кажется, вообще мало что интересует, кроме матча.

Следующие двадцать минут мы с Лерой разговариваем обо всем и ни о чем. Она расспрашивает о школе, о занятиях по пол-дэнсу, о Кускусе и о малышах-шестилетках, с которыми я занимаюсь. Даже – осторожно – о маме. Антон краем уха слушает наш разговор и периодически вворачивает что-нибудь остроумное. Сама Лера рассказывает об их домашних делах, о бесконечных отчётах на работе – она юрист, о нудных клиентах и о безвременно погибшем кактусе (Антон на это язвительно замечает, что только ему могла достаться жена, ухитрившаяся погубить даже неприхотливый кактус). Я отвечаю и задаю вопросы, смеюсь, а сама все это время чутко прислушиваюсь, когда наконец раздастся шорох ключа в замке или дверной звонок. И звонок раздаётся. Лера торопится открывать, Антон остаётся досматривать напряжённые финальные минуты матча, а я, поколебавшись, все же выхожу вслед за тётей в прихожую и прислоняюсь к косяку.