А на сцене, прямо под новым, гигантских размеров лозунгом утверждающим, что «Партия – это ум, честь и совесть нашей эпохи» рассаживалась руководящая тройка предприятия: парторг, профсоюзный лидер и директор.

Под словом «ум» уселась парторг Валентина Ивановна, кроткая и пугливая женщина. Главным её достоинством было полное отсутствие вышеуказанного качества, что не только не мешало, но даже помогало успешно проводить в жизнь политику партии, читай: указания директора.

Под словом «честь» сидела увядающая блондинка Ангелина Степанована, умная женщина и знающий педагог. Но давала всем подряд. А под словом «совесть» разместился сам директор, старый взяточник.

– Уважаемые товарищи! – заблеяла Валентина Ивановна. – Нам с вами выпала большая честь. Нам поручили выдвинуть кандидатом в депутаты городского совета нашего уважаемого руководителя, директора педучилища Клюева Игоря Петровича.

Успешно озвучив первый пункт, парторг перешла ко второму:

– Какие будут предложения по выдвижению кандидатур?

– Я предлагаю кандидатуру нашего уважаемого руководителя… понеслось с первого ряда.

Собрание покатило по накатанным рельсам.

Одной рукой Наташа голосовала, заранее соглашаясь со всеми решениями, а другой писала письма. Чтоб время не терять. Ответить матери было труднее всего. Учёба! Это была главная, неосуществлённая мечта матери. По окончании десятилетки она блестяще сдала экзамены в Омский медицинский институт. А через неделю началась война. Мама была старшей дочерью в семье. Выбора не было. Учись, доченька, учись… всю жизнь твердила мать. Выучилась… И что? Пять лет в общежитии. А в общежитии жизнь какая? Общественная. Личной нет.

«Наташа, – писала мать. – Твоя очередь на получение квартиры подойдёт через пятнадцать лет. Ты думаешь, что получишь квартиру, заработаешь денег, купишь мебель, – и начнётся жизнь. А ведь жизнь идёт сейчас…» Вот ведь умеет мать задеть самое больное. Вроде бы мягкими лапками… Впрочем, мать интересовало всё, и, чтобы не касаться больных вопросов, Наташа начала писать об уроках, зачётах, экзаменах…

Взрыв хохота потряс собрани.

Наташа подняла глаза. У трибуны стояла уборщица тётя Таня. Держась за веник, похожий на разорённое воронье гнездо, она угрожающе потрясала им – и пыль тучами оседала на плечах заслуженных педагогов.

– А я никого не боюсь! Ни критики вашей, ни самокритики.

Как любая уважающая себя актриса, тётя Таня сделала паузу, а руководящая тройка расцвела улыбками: полюбуйтесь-ка этой стихийной народной силой, этой бесстрашной революционеркой. Вот вам и критика кстати!

– Ага, – наслаждалась вниманием тётя Таня. – А то поищите другую за семьдесят рублей веником махать.

– Татьяна Ивановна, – отозвался директор, – вам известно, что тарифные ставки утверждаются министерством и мы не вправе…

– Да не про деньги я! – уборщица ткнула веником в директора.

– Вы тут всякое умное говорите, а веником таким разве можно убирать? Смешно вам? А у меня четыре этажа. Пять туалетов.

– И есть преподаватели…

Зал умер. От тёти Тани можно было ожидать всё.

– Есть преподаватели…

Напряжение в зале росло, а потрёпанный веник превратился в карающий меч. Уж если тётя Таня припечатает…

– Есть преподаватели, которые не смывают за собой в туалете! Хотите скажу – кто?!

– Нет!!! – разом выдохнуло собрание.

– Татьяна Ивановна, мы завтра же решим все ваши производственные вопросы, – занервничал директор, – и, я думаю, премию по итогам соцсоревнования – никто не будет возражать?

– Нет!!! – ещё более единодушно завопили присутствующие.

– И мою отдайте, и мою! – доносилось с разных концов зала.

Такого единодушия не помнило собрание. Решение занесли в протокол, а тётя Таня, довольная, покрасневшая, как пиявка, насосавшаяся общественной крови, отвалила от трибуны.

Так, на неожиданно бодрой ноте, как в баховской прелюдии, закончилось собрание.

Молодой человек, вы уходите?

А вы за кем? А он? А она? А оно? Спасибо. Значит, я буду за ним держаться. А вы держитесь за мной. Нет, вы держитесь за мной, а я – за дедушкой, потому что молодой человек уходит.

Как это я здесь не стояла? Как это я… вы сами здесь не стоите. Не стоите, и всё! Я вас тоже не видела! Я за этими итальянскими макаронами уже полчаса… Как не макароны?! Вы же сказали, что здесь выбросят итальянские мака… да что вы говорите?!!! Махровые халаты!!! Девушка! Есть сорок четвёртый размер?.. а сорок шестой?.. а сорок восьмой?.. а пятидесятый?.. только пятьдесят второй… а вы уверены, что это итальянский? Ах, ивановский… так бы сразу и сказали… Выпишите мне. Какая вам разница, может, я на вырост беру. Отложите вон тот, в полосочку. Как простыня? А халаты? Закончились… так бы сразу и сказали… Давайте простыню, что ж, я зря стояла?

Женщина, подождите! Можно вас спросить? Вот странная… да постойте же, не бегите, я так быстро не могу! Я только спросить хочу! Где вы макароны брали? Их свободно дают или по карточке москвича? Свободно? По три метра в одни руки?! А во вторые? Ой, простите, женщина, ну вы так быстро бежите, я не поняла, в одну руку можно три метра и во вторую тоже, или обе руки считаются как одна? Спасибо. Спаси… ой, подумаешь, какие нервные, уже ответить по-человечески нельзя.

Пустите меня… Пустите, не нужно мне в этот отдел. Да не стою я здесь, дайте выйти! Не знаю, за кем вы стояли, говорю, не за мной! Ну и что – похожая спина! Говорю – не моя. Нет, у меня моя сейчас, а за которой вы стояли, была не моя. Помогите! Караул!! Милиция!!! Сами такие, на себя посмотрели бы! Девушка! Можно мне примерить… ой, простите. У вас же на спине не написано. Ну хорошо. Бабушка, дайте мне примерить вон те туфли. По приглашениям? Так пригласите меня! А при чём здесь загс? Мне замуж не надо, мне туфли надо! Хорошо, отложите, я сейчас сбегаю, до скольки у вас загс? Ах, жених… Молодой человек, вам нравится этот костюм? Мечта? Не расстраивайтесь, бежим скорее в загс! Да при чём тут жена? Вам костюм нужен или нет? Так разведитесь! Девушка, до скольки у вас суд работает? Отложите нам туфли и костюм, мы сейчас… Что?! У вас паспорта нет?! Что ж вы мне голову морочите со своим костюмом?!

Театр… Хорошо-то как! Люсь, а наши где? Уже сидят? Сумки в автобусе? Колбаса бы не испортилась. Сколько действий в спектакле? Одно? Ну, за одно не испортится. Пьеса современная, быстро закончится. Прошлый раз на Островского взяли билеты, помнишь, у всех куры попортились? Я вообще классику меньше люблю.

Бабуля, программки по чём? По сколько в одни руки? Как это – хоть сколько? Непорядок… И без талонов? Без приглашений?! Без прописки?!! С ума сойти… Одно слово, театр. Люсь, пошли, сядем, ты прямо вприсядку идёшь, а руки по паркету тащатся. Неудобно. В зеркало глянь! Это мы с тобой, подруга. Что, не узнала? Ну австралопитеки…

А всё ж люблю я в театр ездить! Без культуры – как? Столько событий, впечатлений! Такое увидишь! Такое… кое… ко… хр-рррр…

Возьмите сетку, авоську, литровую банку, дюжину мешочков и положите всё это в сумку на колёсиках. Купите билет до Москвы и также положите его в сумку. Смажьте колёсики жиром, а виски – тигровой мазью. Не забудьте капли валерианы или пустырника (по вкусу).

Через три часа займите очередь за мясом, так как именно мясной фарш является традиционно любимой начинкой для русских блинов.

Мяса вам, скорее всего, не хватит.

Не огорчайтесь! Пройдите в молочный отдел.

Займите сразу три очереди: за сыром, творогом и в кассу. Не переживайте, если творога вам также не достанется. В этом случае мы советуем приготовить начинку из мягкого, нежирного сыра. Если последний кусок сыра исчезнет перед вашим носом, сделайте открытые блинчики и полейте их сметаной (если хватит).

Теперь займёмся овощами.

Ходите по торговому залу с равнодушным видом, не упуская из виду дверь подсобки. Будьте бдительны: конкурент не дремлет! Не прозевайте момент появления контейнера с капустой! Нужно быстро, в два прыжка достичь его и схватить самый лучший, без гнили и плесени, кочан. Возможно, конкурент вцепится в тот же самый кочан. Деритесь до последнего! Если в результате борьбы кочан не треснет и не развалится на мелкие кусочки, – значит, он отличного качества и иделально подходит для начинки. Не забудьте зелень и морковь.