Женщина достала сигарету, но не закурила. И некоторое время, пока Вышегорский тщательно, кусок за куском, пережевывал сочное мясо, они не разговаривали.

– Не желаете печенье, португальское, – предложила женщина, а сама маленькими глотками отпивала горячее кофе.

– Спасибо, – мужчины не очень любят сладкое.

– Вы напрасно столько едите мяса, – сказала она.

– А что вы предлагаете кушать? – сказал Вышегорский и более внимательно посмотрел на незнакомку.

Перед ним была женщина, во всем облике которой угадывалась та редкая натура, которая рядом с незнакомым мужчиной безо всяких комплексом будет задавать массу вопросов и при этом не отстанет, если не получит хотя бы общие, ничего не значащие ответы. Подобные женщины невыносимы в быту, когда они нелюбимы или когда погружены в водоворот своих мыслей и дел. Но такие женщины незаменимы для легкого флирта без обязательств во время приятного отдыха, чем в данную минуту и занимался Вышегорский, поэтому он вполне был настроен хоть как– то поддержать ее достаточно пустой разговор.

– Сейчас нужно кушать больше салатов, – сказала она и тут же добавила: – Это и полезно и, если хотите модно.

– Вполне согласен с вами. Но если говорить о полезности, то вам лучше бросить курить. Или это так безнадежно модно? – сказал Вышегорский, цепляя на вилку еще один кусок говядины.

– У меня слабый характер, но я с вами согласна. А вы, как я понимаю, не курите, – сказала она и вздохнула, сделав как-бы затягивающее дым заманчивое движение губами. Ей это явно шло, что она ни раз испытывала на других мужчинах, поэтому не могла отказаться от демонстрации сигареты, помогавшей ей подчеркивать стильную внешность.

– А еще что вы заметили?

– Могу уверенно сказать, что вы весьма рациональная личность, – сказала она и приготовилась парировать его очередные слова.

– Это понятие оценочное, ибо каждый человек по своему рационален, в противном случае его отторгает среда. Мы находимся в выставочном зале, однако здесь есть ресторан, магазины т.е. вещи совершенно далекие от живописи.

– Интересно, продолжайте. Я слушаю, – заулыбалась женщина.

– Но подумайте о рациональности холста картины. Если исходить из теории рациональности, то картины лучше писать на тонком листе бронзы или меди, – сказал Вышегорский. – Не на много дороже, хотя бы для богатых художников, но, наверняка, долговечнее, практичнее.

– Но почему?

– А что происходит с холстом, если не выдерживать температуру? Если сыро и холодно, то холст гниет и провисает, на нем появляется плесень. Если жарко и сухо, то он превращается в барабан.

– Так где же выход? – спросила женщина.

– Выход искать не надо. Его вывело время. Именно направленность времени в существующем пространстве только и может подсказать правильное решение, – сказал Вышегорский и по глазам женщины попытался понять, что она уяснила. – Какие бы хорошие картины вы не писали, но от вас потребуют холст. Холст – это время для остановленного времени, чем и является изображение. Холст будет всегда, чего бы и кто не придумал типа видеозаписи или других способов фиксации времени. Вечность – вот ключевое слово для холста.

Застольная беседа, незаметно превратившаяся в философский диспут, окончилась тем, что Вышегорский познакомился с этой женщиной. Ее звали Лиза. Она проживала в Москве и работала в одной из престижных фирм. Остальные темы, которые принято обсуждать в кругу только что познакомившихся людей, они не затрагивали, договорившись встретиться через день, но в крайнем случае не позже начала следующей недели, на чем аккуратно, но с долей почтительной требовательности настаивала Лиза.

Новую неделю Вышегорский начал с поисков телохранителей. Он начинал новое большое дело, а это требовало подобрать смелых, надежных помощников. Через давнюю связь он вышел на человека по фамилии Викторов, который работал оперуполномоченным в управлении по борьбе с экономическими преступлениями. Викторов попал на работе в неприятную ситуацию. По этому делу долго шло служебное расследование, и в один из дней ему ясно дали понять, что в его интересах оставить службу. Викторов формально, хотя никто и не требовал, продолжал ходить на работу и со дня на день ждал приказ об увольнении.

Он сидел в своем кабинете, вспоминал по эпизодам всю службу, но больше думал о том, как лучше устроить дальнейшую жизнь, чтобы прокормить жену и двоих детей. Оставалось одно: пойти на работу в какую-нибудь охранную контору, где достаточно хорошо платили и куда идти совсем не хотелось. Вышегорский позвонил ему по служебному телефону, в качестве пароля назвал надежного человека и уже через полчаса ждал его около служебного подъезда, не сомневаясь, что он примет его предложение.

– Предложение твое, конечно, заманчивое, но так не хочется идти в охрану, – сказал Викторов, внимательно вглядываясь в Вышегорского, который ему сразу очень понравился.

– Мы сейчас обозначили одно из общих направлений работы. В действительности основная работа будет лежать в экономической плоскости. И Ваши знания и опыт нам просто необходимы, – сказал Вышегорский. – И потом, я не предлагаю вам всю жизнь работать в охране. Начнем работать по главному направлению, вот тогда, если захотите, сможете возглавить солидное производство.

– Если бы вы знали, как не хочется работать даже на богатого дядю, потому что я привык работать на государство, – сказал Викторов. – Возможно, в нас течет старая кровь, но мне не понятна система частных служб безопасности. Я привык, и большинство наших привыкли и хотят работать на государство.

– А я и есть государство, – сказал Вышегорский с той степенью серьезности, чтобы мог поверить шедший рядом с ним человек. – Эту новую форму трудно сразу принять. Но вам надо понять, что государства в том смысле, в котором мы его долгое время воспринимали, больше не существует. Безусловно, полчища коррумпированных чиновников не может считаться государством. Поэтому я нашел и тебе советую найти государство в себе. Когда мы осознаем это, тогда все и начнет налаживаться. Вы мне лучше скажите: какой охранник лучше сильный, метко стреляющий или умный?

Викторов ответил так, как предполагал Вышегорский и так, как в полной мере его не устраивало. Для Викторова в одинаковой степени важными была и сила, и меткость, и ум. Однако обладая хорошими бойцовскими качествами, Викторов отдавал предпочтение силе, к которой склонился, под градом вопросов собеседника.

– Для того и подбирается рослый и сильный человек, чтобы вначале отпугнуть преступника своим внешним присутствием, – сказал Викторов и вопросительно посмотрел на Вышегорского.

– Дам тебе некоторые факты, а ты подумай, – Вышегорский остановился и медленно, чтобы стоящий рядом с ним человек хорошо понял, сказал: – Практике почти не известны случаи, когда бы пригодилась в чистом виде сила и меткость охранника. Другими словами, милицейские сводки не пестрят кулачными боями и перестрелками с охранниками. Преступность в России интеллектуализировалась, избегая делать лишние телодвижения. В ход идут только высокоэффективные методы: точный выстрел, радиоуправляемая взрывная закладка и различные разновидности отвлекающих убийств. Зато большинство заказных убийств показывает интеллектуальную слабость охраны. Охранник поднимается утром за охраняемым лицом, а их в подъезде обоих расстреливают. Вместо того чтобы проверить лестничную клетку, кабину лифта, коридоры, охранник считает более важным чинно идти около босса. Можно подумать, что у преступника не хватит патронов и он сможет закрыть хозяина своим телом.

– У всех бывают ошибки, – возразил Викторов.

– В этом деле ошибки совершают только будущие покойники. Могу привести другой пример. Не проверяя окружение, двое охранников подъезжают на машине и поднимаются в адрес. А машина осталась без присмотра. В этих условиях машина очень легко взлетает на воздух. Так зачем им нужна сила и меткость стрельбы? – спросил Вышегорский и, не дожидаясь ответа, который он уже предвидел, поспешил уточнить. – А ведь это сценарии большинства убийств. Еще больше охранников в ночное время на охраняемых объектах пьют и спят.