Теорема Окларта-Бринка, неоднократно доказанная и проверенная на практике, гласила: «Ментальное порабощение разумного существа невозможно». Человек или монстр, получив рабское принуждение, рано или поздно его сбрасывал – врождённая магия подсознательно находила выход, и рабовладелец получал удар в спину от, казалось бы, полностью покорного невольника. Именно поэтому приходилось воспитывать, обучать, прибегать к уговорам, заманивать и опутывать обязательствами. И только укротители животных могли рассчитывать на абсолютную преданность своих подопечных.

Похоже, перед Эгором стояло живое исключение из этой теоремы. Разумное существо без даже зачатков магии. Идеальная заготовка для его экспериментов. Возможность проверить старое и постичь новое.

- Похоже, тебе не повезло, - сказал он пленнику обычным голосом. – Ну, или наоборот, очень повезло, кто знает?

Эгор сосредоточился на слове «Изгнание», парящем перед внутренним взором и, изменив его, воплотил в пространстве.

Золотые буквы Высшего Эсвеш замерцали золотыми искрами и сложились в единственное слово:

ИЗМЕНЕНИЕ

Он не знал, как добиться нужного результата, но именно здесь, в вихре божественной силы, необходимость в знании отпадала. Здесь, в царстве фел, с такими зыбкими и податливыми границами реальности, имели значение лишь Желание и Намерение. И Эгор пожелал.

Вспыхнули и распались буквы, выполнив своё предназначение. Пленник громко протяжно закричал.

Прекратилась музыка, и исчезли вспышки цветов, постепенно прекратились колебания реальности, погасли артефакты и приборы. Вокруг проступил сферический зал из обычного ничем не примечательного камня, где на металлическом помосте распростёрся рыжеволосый человек.

Эгор не был ни химерологом, ни укротителем. Но маг не может зваться Повелителем Чар и быть невеждой хоть в одной из магических дисциплин.

Теперь, когда концепция Понимания перестала действовать, перед ними остро вставала проблема общения. Но, к счастью, в арсенале укротителей имелась структура, подходящая именно для таких целей. Пусть она и служила для обучения животного набору команд, но модифицировать под другие задачи для мага его уровня не представляло никакой сложности. Эгор сосредоточился, собирая в сознании образ из известных ему языков и видов письменности, складывая его в плотный шар и присоединяя к магической структуре, после чего сделал шаг вперёд и положил руку на голову своему пленнику.

Тот снова закричал - страшно и надрывно. В любом языке, включая в примитивные наречия юго-восточных дикарей, объем информации со всеми понятиями и ассоциативными связями был огромен, сложен в восприятии даже для подготовленного разума. Эгор же вложил в разум своего подопытного восемь языков и пятнадцать видов письменности, всё то, чем владел сам. Разумеется, подопытный мог погибнуть, умереть от кровоизлияния в мозг. И наблюдая, как он раздирает ногтями себе лицо, как из его носа стекает струйка крови, как лопаются в глазах капилляры, Эгор ожидал, что так и произойдёт. В этом случае эксперимент можно было признавать завершённым и заняться подготовкой к следующему. К примеру, отправляться в путешествие в поисках новой фел, чтобы повторить призыв, на этот раз с настоящим богом.

К удивлению Эгора, подопытный выжил. Его крики, из-за сорванного горла превратившиеся в громкое сипение, постепенно перешли во всхлипывания, а руки тяжело оперлись об помост. Эгор сотворил диагностическую структуру и обнаружил, что с ним преимущественно всё в порядке. Несколько кровоизлияний в мозгу, обширный инсульт, сорванные связки и повышенная температура – ничего такого, с чем не справятся простейшие целительские чары.

Подопытный поднял глаза и просипел что-то неразборчивое. С немалым удовлетворением Эгор разобрал слова, произнесённые на самом обычном Атише, родном языке Эгора.

- З-за ч-что? Да что я тебе сделал, ублюдок?

Маг улыбнулся. Эксперимент переходил в завершающую стадию. Осталось добавить последний штрих, наложить последние чары. И для этого в арсенале укротителей существовало отработанное и отполированное до совершенства средство – заклятие Узды. Эгор сформировал нужную структуру и вновь положил руку на голову пришельцу. На этот раз тот только дёрнулся и мотнул головой, словно прогоняя непрошенную мысль.

- Что ты сказал? – спросил Эгор, продолжая улыбаться.

- Я хотел спросить, что я должен сделать, Хозяин?

В документах он был записан как Ульрих Зиберт, родители называли его Уллихен, а друзья - просто Ули. Бывшая жена когда-то звала “котиком”, а затем, после развода - «жалким ублюдком». Но теперь всё это осталось в прошлом, теперь у него было новое имя – Нриз. И он обожал это имя, восторгался его звучанием и многогранным значением.

Ещё бы, ведь новое имя ему дал не кто-нибудь, а Хозяин – самое дорогое существо во всей Вселенной, во всём множестве миров, измерений и вероятностей. На одном из языков мира Итшес оно означало «пёс», но также несло в себе несколько дополнительных смысловых оттенков, к примеру являлось синонимом слову «служить».

То существо, которое когда-то звалось Ульрихом Зибертом, прожило глупую и бесцельную жизнь. Оно училось, служило в армии, развлекалось, дружило с мужчинами и спало с женщинами. Оно любило родителей и, когда-то, свою бывшую жену. У него были друзья, с которыми оно любило путешествовать, собираться на выходных за просмотром видеокассеты с хорошим фильмом, рубиться в Сегу, играть в ролевые игры. У него была хорошая работа, на которой оно проектировало жилые дома и хозяйственные строения. У него было всё, и одновременно не было ничего. Жизнь текла бессмысленно и бесцельно.

Но однажды ему повезло. Глупая случайность, событие, шансы на которое неспособен просчитать даже его обновлённый разум, привели сюда, в новый мир, в новый дом – к человеку, который был больше чем человеком, который являлся альфой и омегой (если использовать алфавит Эсвеш - истур и яаг), сосредоточием его нового существования. К тому, кто стал всем его миром.

Несмотря на то, что Ульрих Зиберт любил ролевые игры, несмотря на то что взахлёб читал фэнтези, научную фантастику и смотрел фантастические фильмы, желания попасть в другой мир у него не возникало никогда. Он был прагматичным и приземлённым парнем, который вырос в чуток брюзгливого мужчину сорока шести лет от роду. Его устраивало «здесь и сейчас» и не очень хотелось перемен. Как же близорук и скудоумен он был!

Когда его поглотили чары призыва, вырвали из привычной обстановки и протащили через время и пространство, главной мыслью, что заполняла его разум была: «Что за дерьмо?». Увидав его, своего повелителя, своего властелина и хозяина, вместо подобающих восхищения и благоговения Ульрих испытал лишь злость.

К счастью, мысли и желания Ульриха, этого ничтожества, не имели не малейшего значения. Ведь Хозяин позаботился обо всём.

Того человека больше не существовало. Теперь появился он, Нриз – тот же человек, но лучше, целостней, осмысленней.

Помимо родного немецкого, Ульрих знал лишь английский, мог также сказать по нескольку фраз на французском и испанском. Теперь Нриз свободно говорил на десятке языков и был знаком с ещё большим количеством форм письменности.

Учёба ему всегда давалась просто, он легко усваивал материал, но по сравнению с абсолютной памятью Нриза и кристально-ясным разумом, которые даровал Хозяин, Ульрих являлся лишь тупой и слабоумной обезьяной.

Когда-то он с трудом перемножал в уме двухзначные числа, а для более сложных операций брал калькулятор. Нриз, если бы ему приказал Хозяин, мог бы вычислить число «Пи» до любого знака.

Когда Нриз задумывался о доброте Хозяина, о тех жертвах, на которые тот пошёл ради его призыва, о тех проблемах, которое причиняло тому его жалкое существование, лишь приказ «не мешать» не давал разрыдаться, залиться самыми горькими слезами.

Нриз догадывался, что он – сплошное разочарование. Неспособный ни видеть потоки магии, ни управлять ими, немолодой и немощный, глупый и некрасивый – наверняка он причинял Хозяину сплошные неудобства. И лишь одно позволяло ему двигаться дальше, не падать духом и идти вперёд – вскользь брошенные слова хозяина о том, что когда-нибудь Нриз станет по-настоящему полезен.