Тут рассказчик запнулся, а я понял его без слов. Так и сказал:

— Понял. Дальше можно не говорить.

Ясно, что директор племсовхоза может и не стерпеть оскорбления. И с журналистом вдруг произойдет нечто. Несчастный случай, например. И все поймут, и никто ничего не скажет вслух. Но будут обмениваться многозначительными взглядами, читая в них все то, чего нельзя произнести.

Вот и мы с Курбаном молча все прочитали верно. Он чуть приметно улыбнулся, одобряя то, как я начал понимать местные тонкости. И сказал:

— Ну, давай еще по одной. И мне хватит. А ты, если хочешь… — он повел рукой и заговорил деловито: — А насчет завтра так. Я утром возьму билет. На вечерний рейс. Он вылетает в шесть. Это нормально же?.. Ну вот. А до того отдыхай.

И тут мне почудилась особая интонация в его словах… а может, я уже так научился по-здешнему видеть то, чего нет. Но тут я решил сказать прямо:

— Скажи, а Карина сможет завтра ко мне прийти?

Говоря это, я ожидал любой реакции, типа хитрого подмигивания, лукавой усмешки, однако Курбан ответил просто и спокойно:

— Если нужно помочь, пришлю. Надо?

— Надо, — кивнул я.

— Сделаем.

И все. И больше ни слова об этом. Курбан после третьей рюмки и правда не стал больше пить, да и я одну выпил и на том тормознул. Он сказал, что еще телек посмотрит, а я отправился в дальнюю комнату спать, но, конечно, прихватил с собой ручку, блокнот, сделал пару эскизов будущих новелл. Сюжеты я подобрал из того, что со мной за последние дни случилось, домыслилось воображением… ну и заработала творческая лаборатория. Писал с удовольствием, чиркал, марал, зачеркивал целые абзацы, переписывал набело. Короче говоря, поработал. Уснул крепким здоровым сном, а когда утром проснулся, завтрак был уже готов.

— Прошу к столу! — весело воскликнул Курбан.

За завтраком мы еще обговорили детали, хотя вроде бы все уже было переговорено. Я хотел было напомнить про Карину, но подумал, что столь ответственному и пунктуальному человеку напоминать излишне. И не ошибся.

Курбан забрал мой паспорт, мотанул за билетом. И часа через полтора я услышал легкий скрежет замка.

Я поспешил в прихожую… и увидел как в нее со смущенным видом входит Карина, а за ней маячит довольный Курбан. Вот тут он позволил себе, весело скалясь, подмигнуть мне так, чтобы девушка не увидела.

Она и не увидела. Смущенно потупясь, прошла в прихожую, скромно встала поодаль. А Курбан вручил мне билет, указал на время вылета, сказал, что заедет за мной примерно за час до регистрации — и откланялся.

Мы остались наедине.

— Проходи, — улыбнулся я. — Выпьешь, поешь что-нибудь?

— Спасибо, — улыбнулась и она. — Вина немного, если можно?

Я тоже не стал пить коньяк, а оба мы немного пригубили превосходного полусладкого вина.

— … как странно, — говорила она. — Мы случайно встретились, а теперь расстаемся и, наверное, никогда больше не встретимся. Но и не забудем никогда эти два зимних дня… По крайней мере, я.

— Я тоже, — честно говорил я, не собираясь уверять девушку в том, что это была любовь, и что меня в меня попала стрела Купидона… Нет, конечно. Ничего такого в меня не попадало. И тем не менее своим писательским нутром я чувствовал некую музыку хрустальных сфер, что-то смещалось во вселенной, когда мы, вот эти случайные женщина и мужчина были один на один, смотрели друг другу в глаза… Как-то мы поворачивали мироздание, сами не зная, куда и зачем, да и знать нам это было не по чину. А оно, мироздание, все знало. Зачем столкнуло нас двоих, что из этого должно выйти. Зачем-то это ему надо. Не может всемирная история обойтись без того, чтобы эти двое не встретились…

Примерно такие мысли крутились у меня в голове, когда мы уже лежали под одеялом, отдыхая, и Карина прижалась ко мне, задремала, а я лежа на спине, легонько поглаживал ее плечо и руку, обхватившую меня, и чувствовал, что теперь эти мысли не отстанут от меня, из них обязательно начет расти сюжет. А это, я вам скажу, настоящее писательское счастье.

И вот с Кариной я простился, зная, что это разлука навсегда. И вот с Курбаном дружески распростились в аэропорту, и я получил от него объемистую папку с бумагами… И вот самолет взлетел в Ашхабаде, приземлился в Домодедово, и вот я уже в будке телефона-автомата, набираю Настин номер…

— Да, — ее голос, от которого что-то сразу подтаяло в моей душе…

— Это я.

— Ты вернулся? — вопрос без удивления.

— Да. Я в Домодедово.

— Я тебя жду.

Такси в Домодедове найти нетрудно, особенно если знать, где, с кем договориться, не стоять в очереди. Я знал. Так и сделал, и, не торгуясь, согласился на заломленную водилой цену, успев заметить мелькнувшую в его глазах досаду. Видно, он подумал, что мог бы ломануть и больше. И даже вроде бы хотел что-то сказать, но не решился. Потому что я похлопал его по плечу со словами: «Погнали шеф, домой хочу».

Хотя водила и жук, но мастер дела своего. Долетели мы с ним махом. Знал он, как обойти пробки, проскочить переулками и даже дворами, и это навело меня на мысль о том, что каждый человек рожден со сверхзадачей. То есть, это и раньше, конечно, было, просто шофер, ни разу за пол-Москвы не задержавшийся, просквозивший мимо всех светофоров на зеленый свет, заново встряхнул созревающую во мне идею, которую — теперь уже я это абсолютно зная — я превращу в сюжет.

И к согласованной сумме я добавил таксисту еще трояк.

— За профессионализм. Отличная работа.

— О! — обрадовался таксер. — Вот это дело! Спасибо… Такой молодой, а щедрый.

— И за наводку спасибо, — улыбнулся я. — На верный путь.

— Это как? — он слегка оторопел.

— Это неважно. Будь здоров! Удачи на дорогах.

…Настя распахнула дверь, едва я успел коснуться кнопки звонка. А может, мне так показалось. И в сущности, это неважно. Важно то, как обхватила она меня, прильнула губами к губам. Значит, ждала. Значит, вот она, моя дальнейшая жизнь…

Следующие часа три у меня не было возможности философствовать. Они пролетели так, что я оглянуться не успел. И когда Настя, наконец, задремала, прижавшись ко мне, как бы не желая меня отпускать… я подождал, пока ее сон не станет прочным. Она и дышать стала иначе. По этому изменившемуся дыханию, и по расслабившемуся телу — оно как будто стало мягко и тепло обтекать меня — я понял, что Настя точно заснула.

Подождав еще минут пять-семь, я осторожно высвободился из ее объятий. Она разок вздохнула поглубже, но не проснулась. Я осторожно, стараясь быть бесшумным, кое-как оделся, вышел из спальни…

Чемодан я еще не распаковал. Не до того было. Сейчас достал оттуда ручку, блокнот, отправился на кухню, включил маленький торшер. Поставил чайник. Посмотрел в окно.

Такой огромный город как Москва, никогда не спит. Затихает, да. Но спать он просто не может, слишком уж много людей собрались в этом городе-государстве.

Вот так начать роман, а? Каково?.. Да черт его знает. Но нет, дорогой писатель, давай-ка сперва выстроим план. Синопсис, как стало вдруг модно говорить в двадцать первом веке, хотя словечко придумано еще древними греками… Итак!

Работа полилась свободно, с напором, как весенняя река. Человеческие судьбы стали еще смутно, но с перспективой проступать из ничего. Я кратко рассмеялся. Кто там сотворил мир из ничего?.. Вот-вот, и я примерно так же…

Писал почти до третьего часа ночи. Зевнул, потянулся, услышал шлепанье босых ног по паркету. Заспанная, в халатике, такая умилительная Настя возникла на кухонном пороге.

— Творим?..

— Только начал. Но вроде бы идет.

Она зевнула, потянулась.

— Ладно. Как хорошо, когда не надо рано вставать! Спим полным ходом, как говорил кто-то из классиков, а кто, не вспомню, хоть убей!

Вот тут она была права на все сто. Мы выспались от души. Естественно, не упустили случай заняться любовью. И лишь к обеду я отправился в редакцию.

Формально я еще находился в командировке, откуда был должен вернуться примерно через неделю. У секретарши Ларисы от изумления глаза округлились: