— Артемий Трофимович⁈ Здравствуйте!.. А мы-то вас еще не скоро ждали… Что-то случилось⁈

— На белом свете всегда что-нибудь случается, — замысловато отшутился я и кивнул на дверь: — У себя?

— Да, — почему-то понизила она голос и чуть подалась вперед: — Не в духе сегодня… Такой смурной, темный.

— Что ж делать. Может, я и стану лучом света?

— Ну, попробуйте… — неуверенно протянула Лариса.

Я твердым шагом вошел в кабинет:

— Разрешите?

Мизин сидел за рабочим столом, внимательно читал чью-то рукопись. Я вмиг угадал, что Лариса была права наполовину: он не то, чтобы не в духе, он как-то заметно сдал за эти всего-то несколько дней, пока я его не видел. И вот тут нехорошая догадка впервые сверкнула во мне.

Он же, подняв взгляд, не столько удивился, сколько обрадовался, хотя слова прозвучали примерно те же, что у секретаря:

— Приветствую, гость из страны пустынь!.. Что-то рановато как будто, а? Что-то произошло?..

— Произошло, — кивнул я, подсаживаясь к столу. — Но все надо по порядку.

— Конечно, — с охотой согласился он, — только погоди-ка…

Проворно отложив рукопись, главред встал, устремился к шкафу.

— Будешь? — кратко бросил он, считая, что это в комментариях не нуждается.

— Не откажусь, — и я сумел быть лаконичным.

— Скажи Ларисе, что на полчаса я в бастионе, — сострил он, позвякивая стеклом.

Я это сделал, сопровождая речь выразительной мимикой, и секретарша ответила мне столь же многозначительными ужимками — мол, все поняла.

Когда я вернулся к столу, початая бутылка «Ахтамара», две рюмки, яблоки, лимон были уже тем. Шеф раскрыл швейцарский перочинный ножик:

— Воспримем по-царски! — объявил он, и последовал рассказ о том, что закусывать коньяк лимоном — изобретение императора Александра III, чем он во Франции шокировал «аборигенов», считавших, что резкий вкус цитруса напрочь отбивает тонкое послевкусие благородного напитка… На что, дескать, царь только рукой махнул: дескать, ни хрена-то вы, лягушатники, не понимаете во вкусах!

— Что русскому хорошо, то немцу смерть, — подтвердил я, беря рюмку. — А вот что туркмену хорошо, признаться, я так и не понял.

— Ну я уже понял, что ты это не понял, — усмехнулся главный. — Ладно, давай по первой, и расскажешь…

Мы приняли по первой, а вскоре и по второй, покуда я обстоятельно рассказывал о своих туркменских приключениях, обойдя только знакомство с Кариной. Все же это иной сюжет.

Когда я завершил рассказ, бутылка опустела наполовину.

— Да уж, — подытожил Мизин, усмехнувшись, но не засмеявшись. — Узнаю Азию. Странные люди с нашей точки зрения, и в душу к ним попасть непросто. Ты не подумай, я это без всяких выкрутасов говорю. А вообще, что-то такое настоящее, исконное в них есть, тот самый фундамент, на котором должен человек расти…

— Согласен полностью.

— М-да… Знаешь, иной раз мне кажется, что в Европе, в Америке этот самый фундамент если не потеряли, то как-то он пошатнулся. И к нам, боюсь, эта шаткость лезет, больно уж мы любим обезьянничать у них, у Запада… Ну да ладно! Значит, говоришь, материалы тебе дали?

— Да.

— Ну что ж, работай. Этот Париж, как говорится, стоит мессы… — он сделал выразительный жест пальцами, означающий пересчет купюр. — Но и про остальное не забывай. Никто с тебя служебных забот не снимает.

— Разумеется, — подтвердил я.

А шеф на этом как-то тягостно задумался. Потом встряхнулся:

— Слушай! Хочу я с тобой серьезно поговорить.

— А мы как до сих пор говорили? — попробовал я пошутить.

— Мы говорили о второстепенном, — без юмора сказал он. — А теперь главное.

И совершенно внезапно для меня он сказал, что рассматривает меня как преемника на место главреда.

— Вы… серьезно, Станислав Мелентьевич⁈

— Абсолютно. Серьезней не бывает.

Я вмиг прикинул расклады. С одной стороны — да, я сумел добиться доверия шефа, и он мне явно благоволит. С другой стороны, кресло главного редактора совершенно номенклатурная должность, и ее обладатель должен соответствовать множеству критериев: возраст, членство в КПСС, происхождение, регалии и тому подобное…

— Ну, с происхождением у тебя все в порядке, — отмахнулся Мизин. — Насчет партийности… Ты же член ВЛКСМ?

— Да.

— Значит, необходимый минимум есть. Да, тут конечно, придется потолковать, но ничего. Прихваты у меня где надо есть. Решу. Возраст? И здесь будут разговоры. Но и это решим. Ты не думай, я же не с бухты-барахты тему открыл. Продумал, где, с кем и как говорить. Пробью, не сомневайся! Ты уже понял, наверное, что я зря говорить ничего не стану.

— Это я, конечно, понял. Но коллектив…

Говоря так, я уже знал, что Мизин от своего не отступит. И это как раз совпадало с моими планами. Хотя, разумеется, я мгновенно представил, какова может быть реакция коллектива, где иные сотрудники работают по многу лет, в том числе замы главного редактора. Им так и судьба оставаться заместителями, а какой-то юный выскочка, без году неделя, перепрыгнет через их головы в кресло главного?.. Непросто мне придется, но ничего… Так-то я тоже далеко не новичок. Вторую жизнь литературой занимаюсь.

Станислав Мелентьевич как будто мои мысли прочитал:

— Да, сложновато будет, — спокойно подтвердил он. — Ну, а что ты хотел? Пробиваться в классики легко ли? А вы, молодой перспективный автор, сколько мне помнится, дерзали в этом направлении…

Я промолчал, думая, что недаром главред затеял этот разговор. Есть веская причина. Прямо не говорит, но по его виду…

В этот момент, не раскрывая дверь полностью, в кабинет втиснулась Лариса:

— Станислав Мелентьевич, — зашептала она как-то особенно, — звонят, спрашивают Краснова…

И повела взглядом на меня.

— Кто? — шеф взялся за бутылку. — В присутствии секретарши он совершенно не стеснялся.

— Не знаю. Мужской голос. Очень такой… значимый. Сразу хочется честь отдать!

Мизин ухмыльнулся. Лариса, видимо, не смекнула, что слова ее прозвучали двусмысленно. Но он не стал острить попусту.

— Если так, то иди, ответь, — сказал он мне. — Ну и потом на посошок. И продолжим рабочий день.

Я вышел в приемную, взял лежащую на столе телефонную трубку:

— Слушаю.

— Добрый день, Артемий Тимофеевич.

Такой знакомый голос, одновременно радушный и властный. Кто же это?.. Память моя натужно заворочалась… но голос сам четко все расставил по местам:

— Это Владислав Ильич. Как съездили в Туркмению? Набрались впечатлений?

— Да. Думаю, хватит надолго.

Конечно, я мигом сообразил, что КГБ-шник так ненавязчиво подчеркнул свою осведомленность. Большой брат все видит, все знает…

— И прекрасно. Необходимо увидеться по нашим делам. Сможете?

— Где, когда?

— Там же, в Черемушках. Если можно, то сегодня. Мы вас ждем.

«Мы» — это кто?.. — завертелся во мне вопрос, который я, конечно, не задал. Ответил четко, по-служебному:

— Хорошо. До встречи.

— Ждем, — с удовлетворением повторил чекист и отключился.

Он был явно доволен моей понятливостью и оперативностью.

«Посошок» я решил не упускать. И темнить перед главным не стал. Сказал, как есть. Тот ничуть не удивился и всецело одобрил это:

— Ты говоришь, политический детектив?.. Слушай, отличное поле для работы! Мне, знаешь, самому хотелось в свое время… Правда, не прямо уж политический, а такой, знаешь, — он мечтательно пошевелил пальцами, — типа научно-технического! Вот представь: молодой талантливый ученый делает открытие большого военного значения. Скажем, боевое отравляющее вещество. И вдруг он погибает при невыясненных обстоятельствах. Можно подумать все, что угодно. И вот начинается следствие. И начинают вскрываться неожиданные вещи… Шикарный сюжет!

По мере того, как он говорил, и лицо его приобретало давно им позабытое романтическое выражение. Хотел, но не сбылось! Пока был молод, такой сюжет не пропустили бы, а когда времена изменились, стало не до того… Впрочем, это не главное.