Чуть поразмыслив для приличия, все единодушно решили, что Севим-ханым - невеста подходящая и никакой другой не надо.

Позвали Саида.

- Сын наш Саид! - торжественно начал Абдюшюкюр-бей. - Большой Семейный Совет, рассмотрев на своем чрезвычайном заседании твою просьбу разрешить тебе бракосочетаться с дочерью семейства Ферфейерверков, отмечает, что выбор будущей супруги сыном нашим Саидом, последним оплотом и единственной надеждой фамилии Рыжисынов, вошедшей в историю как вельможный род Шафран-заде, произошедший от достопочтенного Юсуфа-паши Пегоголового, был сделан без совета со старшими, что противоречит всем семейным традициям. Вместе с тем, принимая во внимание все возрастающие требования века и быстро меняющиеся условия современности, а также учитывая положительные результаты всестороннего расследования и изучения состояния, репутации и характера невесты и ее семьи, Совет выносит свое глубоко принципиальное решение: считать девицу Севим-ханым, нашу будущую невестку, достойной и добродетельной, а посему разрешить брак сына нашего Саида с вышеозначенной Севим-ханым и приветствовать его как величайшее событие в жизни семьи Рыжисынов.

Саид слушал, пытаясь уразуметь, о чем говорит дядя, - поток слов оглушал его, и он беспомощно моргал своими подслеповатыми глазами, так и не поняв ничего. Тогда сидевшая с ним рядом тетка кратко повторила речь председательствующего и добавила уже от себя:

- Свадьба состоится после того, как Севим-ханым избавится от ребенка…

Поначалу Саид расстроился, но сумел взять себя в руки:

- Тетушка, дорогая, это невозможно… А вдруг в следующий раз я не смогу стать отцом? Разве можно рисковать?…

И тут тетушка, наслышанная о способностях Севим, успокоила племянника, заверив, что подобная катастрофа не грозит ему и грозить не будет.

Теперь решение Большого Семейного Совета уже радовало Саида, - путь к счастью открыт! И только одно обстоятельство продолжало смущать отца-жениха. Нет, он ни в чем не винил Севим, - что поделаешь, так уж сложились обстоятельства, и, видимо, у Севим были свои веские причины для беременности. Но стать отцом, не вложив в это дело никакого труда, было обидно. Саид не хотел быть тунеядцем. Ему никогда не приходилось работать и зарабатывать на жизнь. Живя на всем готовом, он так хотел испробовать свои силы на трудовом поприще…

И вот наконец долгожданная помолвка!…

После соответствующих переговоров Ферфейерверки и Рыжисыны объявили день, время и место торжественной церемонии обручения. Сливки высшего стамбульского общества получили приглашение пожаловать в банкетный зал отеля «Дальтон».

Хасип-бей запретил дочери встречаться с женихом до помолвки. Трезво мыслящая Мехджуре-ханым поддержала своего супруга, опасаясь, как бы Саид не пошел на попятную, наслушавшись сплетен про свою невесту. А разлука, она только разожжет страсть! Хасип-бей знал это по собственному опыту: ему не разрешали видеться с будущей женой до самой свадьбы, и он, помнится, с ума сходил от любви.

- Лучше, если они будут подальше друг от друга, - говорил Хасип Ферфейерверк своим знакомым. - Я человек честный и хочу умереть спокойно… Нехорошо, когда порох и огонь рядом…

Все это он высказал и Саиду, который слушал, опустив голову и прикидывая, кто из них двоих огонь, а кто порох.

- Вы правы, эфенди, - произнес он смущенно. - Однако я не могу понять, что случится, если мы будем встречаться?

Хасип-бей постарался как можно деликатнее высказать свои соображения на этот счет. Саид вежливо выслушал его, но со своей стороны осторожно намекнул, что Севим все-таки в положении, а он, еще не став мужем, уже готовится, как ни парадоксально, стать вроде бы отцом, В их семье такого еще не бывало, и он, Саид, несколько озадачен создавшимся положением, хотя по-прежнему любит Севим.

Теперь уже Хасип-бей слушал его, испытывая неловкость и понимая, что перед ним вовсе не дурак, как уверяли супруга и дочь. И Хасип-бей бил себя в грудь, говорил., что он озадачен еще больше, приводил исторические и библейские примеры досвадебного зачатия и ласково уговаривал Саида потерпеть до помолвки, уверяя, что разлука пойдет только на пользу жениху и невесте. Саид, в свою очередь, клялся в любви к Севим и обещал стойко перенести разлуку…

Одним словом, день помолвки наступил, торжественная церемония в отеле «Дальтон» прошла великолепно, и в высшем обществе Стамбула долго еще потом вспоминали о ней… Правда, нашлись и насмешники, - где их не бывает! - которые не прочь были поиздеваться над Саидом. Но он, ослепленный любовью, не обращал на них внимания. Плевать он хотел на светских злопыхателей, считающих его разиней только потому, что талия его очаровательной невесты недостаточно тонка.

Нельзя сказать, что в тот памятный вечер все было гладко; не обошлось без досадных недоразумений. Известный всем повеса позволил себе неслыханную выходку. Во всеуслышание он рассказал анекдот:

- Один пастух решил жениться. Ему говорят: «Женщина, которую ты выбрал, хрома». Он отвечал: «Ну и что ж!» Ему опять говорят: «Да она еще слепа, глуха на одно ухо и горбата», а он свое твердит: «Ну и что ж!» Ему говорят: «Она же сумасшедшая!» Он свое: «Ну и что ж! Лишь бы детей рожала!…»

Анекдот был встречен взрывом хохота, гости весьма невежливо повернулись к Саиду. Он стоял красный как рак. Слава Аллаху, Севим не было рядом. Только хладнокровие, благородство и воспитанность молодого Рыжисына спасли положение.

Невозмутимый Саид старался контролировать каждое движение, каждый жест, каждое слово, чтобы не выдать своей душевной растерянности и избежать насмешек. Но дурацкий анекдот настолько вывел его из равновесия, что он кинулся в танцевальный зал и чуть было не врезался в огромное, во всю стену зеркало. Повернув на сто восемьдесят градусов, он тотчас же со всего размаха трахнулся о стеклянную перегородку, отделявшую один зал от другого.

Потрясенный Саид нетвердой походкой направился к столику, за которым сидел будущий тесть, и, приняв его за Севим, галантно расшаркался и пригласил на танец:

- Прошу вас подарить мне это танго. Хасип-бей встал, взял его за руку и подвел к дочери.

Когда отец потребовал, чтобы она шла с женихом танцевать, Севим сморщила носик и, подав Саиду руку, нехотя поднялась.

Это был их первый танец. Весь вечер Севим держалась как можно дальше от жениха, всем видом показывая, что она лишь терпит его и не по своей воле идет замуж за богатого остолопа… Вид у невесты был до того несчастный, что гости поневоле начали жалеть ее, а бедняга Саид, чувствуя ее неприязнь, становился еще более неуклюжим и застенчивым,

Оркестр играл душещипательное танго. Юный кавалер знал, что во время танца полагается говорить даме нежные слова. Но вместо страстных признаний у него вдруг вырвалось:

- Любите ли вы Брамса?…

Севим решила, что жених в порыве ревности спрашивает про какого-то ее прежнего поклонника.

- Кого? Кого?

- Брамса…

- А это кто?

- Немец… Романтик…

Она не помнила, чтобы у нее были знакомые немцы-футболисты, да еще какие-то романтики - хавбеки, что ли? Нет, он зря ее подозревает, несправедливо с его стороны…

- Он был великим музыкантом, -продолжал Саид, понимая, что затеял пустой разговор, однако не в силах остановиться, - знаменитым композитором.

Брамс?… Севим увлекалась футболистами и потому простодушно спросила:

- Он сочинил это танго?

- Это был величайший композитор прошлого столетия, - торжественно изрек Саид.

Но Севим уже не слышала: рядом оказался Ахмед, танцевавший с какой-то пышной блондинкой. «Этого еще не хватало!» - ревниво подумала невеста.

Имя великого Брамса вырвалось у Саида не случайно: он любил серьезную музыку, сам играл на фортепьяно и к тому же находил у себя немало черт, роднивших его с Брамсом. У светловолосого и голубоглазого немецкого композитора, по свидетельству его современников, до тридцати лет тоже не росла борода; как и Саид, он был застенчивым, считался неудачником и являлся объектом вечных насмешек… Согласно утверждениям ученых прошлого века, организм Брамса развивался анормально, в силу чего в молодости он якобы не в состоянии был жениться, но после сорока с Брамсом произошло чудо. Пришла зрелость, у него выросла окладистая борода, и он стал настоящим мужчиной. Именно поэтому в кабинете Саида висела огромная фотография бородатого композитора, а на рояле стоял его бюст. Саид скупал пластинки с творениями великого музыканта. Он ждал чуда, - правда, до сорока ему было еще далеко.