— Для чего? — он недовольно покосился на меня. — Ты думаешь, она отобьет мою тягу к одному конкретному члену?

— Фу, блин, — меня слегка передернуло, — я еще не готова говорить об этих органах, поэтому попридержи язык.

— Прости, — он сочувственно посмотрел в мои глаза, на что я просто махнула рукой. Никто вокруг не обязан фильтровать свою речь просто потому, что у меня хреновые ассоциации с некоторыми частями тела.

— Ну, а если серьезно, возможно она поможет тебе взглянуть на ситуацию с другой стороны.

— Я так не думаю, детка, — печально отозвался Уилл, — сколько вы уже разговариваете по душам? Месяцев пять?

— Где-то так, — кивнула я головой, — хотя мне не кажется, что уже прошло столько времени.

— Время — хреновый лекарь, если хочешь знать мое мнение. Кстати, о времени.

Уилл посмотрел на часы и поднялся на ноги.

— Мне нужно немного поспать, завтра утром идем за стену.

— Будь осторожен, — я поднялась следом, чтобы проводить его к двери, не показывая вида, что мои внутренности буквально сжимались от страха остаться в одиночестве на всю ночь.

— Как всегда, — Уилл осторожно коснулся губами моего лба и вышел за дверь. Я заперла замок и прислонилась к двери спиной, начиная тяжело дышать. Ночь уже давно вступила в свои права, погрузив в темноту город за окном. Я прошла в спальню, по пути щелкая выключателем, чтобы каждая чертова лампа горела ярким светом, разгоняя мрачные тени.

Я невольно задавалась вопросом, сможет ли моя голова правильно реагировать на чужие касания, не посылая волну ужаса и тошноты по моему телу.

Мне не хотелось быть ущербной, признавая тот факт, что этим уродам удалось сломать меня.

Их грубые руки разрывали меня на части, наслаждаясь криками боли, которые вырывались из моего горла.

Их забавляли мои попытки бороться, когда они пинали меня по кругу, словно цирковое животное.

Я не уверена, что когда-то смогу перебороть свою память и подчинить свои страхи, потому что эти ощущения прочно въелись в мои кости, и мне не представлялось возможным отделить их от плоти, истекающей кровью.

Я знаю, что должна с этим бороться, но чертовы страхи были сильнее меня.

Зацепившись стопой за большую коробку у стены, я выругалась, ухватившись за поврежденную ногу. На пол посыпались кисти и тюбики с краской, которые я использовала, когда мне в голову приходила идея что-то изобразить. Удивительно, но меня не тянуло рисовать уже очень давно, хотя раньше я каждый день уделяла немного времени живописи, давая возможность уставшему мозгу передохнуть. Неловко опустившись на корточки, я подтянула к себе коробку и заглянула внутрь. Моя мама аккуратно упаковала краски, обернув каждую баночку грубой бумагой, а кисти перетянула резинкой, не давая им возможности затеряться. Несколько чистых листов свернуты рулоном, в то время, как остальные листы уже были исписаны. Развернув небольшую бумагу, я уставилась на лицо Пола, который набросала уже много лет назад. Конечно, линии были неровными, и тени падали не так, как нужно, но это был один из первых моих набросков, и единственный, который я сохранила. Все остальные листы представляли собой хаос красок и взрыв цвета. Мои эмоции долгое время были нестабильными, так что это явно отражалось в моем любительском творчестве.

Смахнув со стола какие-то безделушки, я выставила несколько баночек с краской, затем выровняла свой деревянный мольберт и закрепила чистый лист. Мои пальцы слегка дрожали, когда я сделала первый мазок на белой бумаге. Дыхание с шумом вырвалось из моей груди, пока сердце лихорадочно колотилось, отдаваясь звенящим гулом в моих ушах. Я опустила голову и тихо засмеялась, смахивая слезы со своих ресниц. Все это казалось таким далеким и чужим, что я не узнавала саму себя. Руки ощущались слишком грубыми, а кисти — непривычными, и пальцы с трудом сгибались, чтобы обхватить тонкие деревянные инструменты. Я окунула кисть в красную краску и сделала широкий мазок на белом полотне, затем перекрыла его желтым, снова красным, и так — по очереди. Яркий широкий туннель уводил вглубь картины, оставляя черноту по бокам. Вспышки желтого, красного и золотого притягивали внимание к маленькой темной фигуре, которая скрывалась в центре туннеля. Я не уверена, кем была эта фигура, но она прочно приковала мое внимание, затягивая в цветной водоворот.

Внезапно свет погас, оставляя меня в кромешной темноте. Я испугано вскрикнула, отшатнувшись от мольберта. Краски с грохотом выпали из моих ослабевших рук. Я попятилась назад, прижавшись спиной к стене и нервно таращилась по сторонам. Чертова темнота будила во мне не самые приятные воспоминания, которые я бы хотела никогда не помнить. Мне нужно подойти к окну и проверить, есть ли освещение в других зданиях, но я не могла заставить свои гребаные ноги шевелиться. Моя голова кружилась, и тошнота подступила к самому горлу, угрожая выплеснуть весь тот скудный ужин, который я впихнула в свое тело. Мебель отбрасывала мрачные тени, пугая меня до чертиков, и я медленно сползла по стене, зажимая рот кулаками. Тихое поскуливание перерастало в леденящий душу крик, и я зажала собственные уши, убегая как можно дальше из этого места. Но я все еще сидела на полу, скованная петлей страха и не могла выбраться из ловушки, в которую загнала себя сама. Несколько громких ударов в дверь снесли ее с петель, и кто-то вломился в квартиру, заполняя проем черной тенью. Мои крики стали громче, пока я отчаянно цеплялась за собственные волосы, оттягивая их в стороны. Мне казалось, что я ничего не могу сделать в темноте, она парализовала меня, оставляя беспомощной и слабой. Фигура двинулась вперед, и я уже готова была умолять ее остановиться, но вдруг кто-то присел на корточки и выставил ладони в верх.

— Элиза, — настойчивый голос звал меня по имени, и я закрыла рот, прислушиваясь к знакомой интонации, — делай медленные вдохи носом, и выдыхай ртом. Ты все еще в безопасности. Свет скоро появится. Наши генераторы сейчас пере подключаются, поэтому освещения нет во всем городе, но это ненадолго.

Сквозь пелену ужаса я уловила голос Пола, который продолжал говорить успокаивающим тоном, сидя на полу, на некотором расстоянии от меня. Его ноги были скрещены, а руки свободно свисали с колен, но его фигура все равно оставалась слишком массивной, слишком большой.

— Все в порядке. Дыши, — его голос спокойный и твердый, но я чувствую, как под ним скрывается нежность.

— Ты выломал мне дверь? — хрипло перебила я его длинный монолог.

— Слава, блять, богу, — он шумно выдохнул, — я никогда так много не говорил.

Я опустила руки от головы и вытянула ноги, опираясь спиной на стену.

— Отвечая на твой вопрос — да, я выломал тебе дверь, услышав, как ты кричишь.

— Я испугалась, когда погас свет. Я не слишком хорошо себя чувствую в темноте.

— Поэтому у тебя всегда ночью горит свет?

— Откуда ты знаешь?

— Я живу неподалеку, так что иногда прохожу мимо, — уклончиво ответил он, поднимаясь на ноги.

В темноте я видела, как он поднял дверь и поставил ее в проем, кое-как прикрыв проход.

— У тебя есть свечи и лампы?

— Не знаю, — пожала я плечами, — возможно где-то в коробках, но я не уверена.

В темноте Пол споткнулся о кресло и едва не свалился на кофейный столик.

— Если так пойдет дальше, кто-то может покалечиться. Ты уверена, что не помнишь, где запасные батареи и лампы?

— Они были в общежитии, но я не собирала вещи для переезда, так что понятия не имею, где они могут быть.

— Ладно, не беда, — Пол осторожно шагнул ко мне и протянул руку, — возьми меня за руку, я проведу тебя к дивану.

Я видела, как он вытянул правую руку, и немного помедлила, прежде чем вложить свои пальцы в его раскрытую ладонь. Он помог мне подняться и повел к дивану, осторожно передвигая ногами. Я чувствовала липкость на своих штанах, вероятно, от краски, которая пролилась в темноте.

— Подожди, — произнесла я, останавливаясь в шаге от дивана, — мои штаны заляпаны краской, и я не хочу портить свой диван.