— Вот так, девочка, — я поцеловал ее в щеку и наклонил вперед, приподнимая бедра вверх. Ухватившись за свой член, я несколько раз провел по нему ладонью, затем резко вошел в ее тело и начал двигаться. Я трахаюсь жестко, быстро и грубо. Это не означает, что я не забочусь о своей партнерше или партнере. Я должен знать, что он или она успели кончить, прежде чем сам опустошу свои яйца. Но мой темп подходит не каждому. Джулия очень старалась попадать в такт, но вскоре сдалась и просто принимала все, что я ей давал, пока она снова не кончила, уже на мой член. Я потянул ее вниз, пока она не опустилась на четвереньки, затем прижал ее голову к земле, пряча лицо, и снова начал врываться в ее киску.

— Опусти руку и потри свой клитор, — хрипло произнес я, чувствуя, как пот стекает с моего лба. Она тяжело стонала, но опустила руку и начала тереть свой клитор, задевая мой член своими пальцами. Я перевернул ее на спину и отбросил ее руку в сторону, затем резко шлепнул ладонью по клитору, наблюдая, как она выгнулась дугой и забилась в судорогах, громко постанывая. Я вытащил свой член, затем медленно ввел его внутрь, цепляя набухший клитор своей головкой.

— О, нет, нет, нет, — шептала она, все еще дергаясь, — я больше не выдержу.

Я врезался в ее тело снова и снова, пока вокруг разносились стоны Джулии и шлепки нашей плоти, когда мои яйца с силой бились о ее задницу. Наконец, я вытащил свой член и быстро задвигал по нему рукой, вырывая белые струи прямо на живот и полные сиськи Джулии. Я закрыл глаза и шумно выдохнул, чувствуя, как напряжение в моих яйцах, начинает спадать.

Я посмотрел на девушку, которая лежала на земле и тяжело дышала. Ее лицо оказалось выпачкано землей и песком, волосы напоминали чье-то развороченное гнездо, но на ее лице расплылась ленивая улыбка. Я хмыкнул и встал на ноги, поправляя свои брюки. Протянув руку, я помог Джулии подняться вверх и даже отряхнул ее юбку от сухих веток и песка.

— Кажется, я не могу ходить, — пожаловалась она, натягивая майку на плечи.

— Идем, я провожу тебя, — сказал я, подхватив ее под руку. Я отвел ее к дому, абсолютно не слушая того, что она мне рассказывала. Я остановился на дорожке, которая вела к небольшому домику и склонился над ее лицом, мягко целуя в губы.

— Спасибо, милая.

Шагнув в сторону, я устало потащился к своему дому. Несмотря на пустые яйца, в моей груди все еще ощущалась свинцовая тяжесть.

Элиза

Я знала, что Пол не из тех, кто придерживается могамных отношений. За все те годы, что я нахожусь на границе, я ни разу не видела его в постоянных отношениях. Он прыгал из одной постели в другую, абсолютно не заботясь о том, что о нем могут подумать. Его веселая ухмылка и лукавый взгляд делали его похожим на вечного мальчишку, но иногда я видела, каким мрачным становится его лицо, открывая миру его другую, более темную сторону самого себя. В своей голове я представляла его как пламя, которое мягко лижет деревянные поленья, наполняя воздух потрескиванием дерева и запахом хвои. Он согревает теплом и светом всех, кто оказывается в его радиусе. И меня, как мотылька, тянуло к этому пламени с безумной и невероятной силой. Мне хотелось купаться в мягком свете и теплоте, но каждый чертов раз я останавливала себя. Потому что видела, как в одно мгновение ласковые огненные языки становились неконтролируемыми, яростными, дикими, способными сжечь тех, кто имел смелость оказаться слишком близко.

Я боялась сгореть в его пламени.

Я боялась быть выброшенной на обочину после того, как огонь пройдется по моему телу, клеймя кожу и кости, и оставляя после себя лишь горстку пепла. Поэтому все, что я могла делать, это раз за разом рисовать огненные вихри на большой бумаге, пятная белую поверхность вспышками красного и желтого. Едва различимая фигура внутри огненной бури говорила о том, что я не до конца готова отказаться от его внимания.

Где-то в глубине я хотела, чтобы он разрушил меня.

Я хотела быть покрытой сажей и копотью, когда огненные языки перекинуться на мое тело.

Я хотела бы этого, но я чертовски боялась выйти за рамки. Я боялась показаться слишком наивной, слишком доверчивой, слишком глупой, как все остальные. Однако, я все равно продолжала украдкой наблюдать за ним, очарованная его уверенностью и силой. Я чувствовала внутренний трепет каждый раз, когда его взгляд задерживался на моем лице. Как и сейчас, когда он вышагивал рядом по пустыне.

Я знала, чего он добивается. Ему хотелось меня трахнуть, как и всем остальным. Он не хотел узнать меня настоящую.

А мне хотелось стать для него целым гребаным миром, но пока я не попадала даже на его орбиту.

Я солгу самой себе, если скажу, что не рассматривала вариант прийти в бар, чтобы провести с ним время. Но я так же знала, чем закончится этот вечер. Он купит мне выпить, расскажет несколько действительно смешных вещей, после чего возьмет за руку и коснется моего лица. Я видела все это не один десяток раз, наблюдая со стороны. И мне не хотелось быть очередным завоеванием, имя которой он не вспомнит уже через две минуты посте того, как кончит. Во мне кипела злость и ярость, когда чужие руки касались его тела, и я вспоминала о своем хваленом самоконтроле, прежде чем сломать кому-то руку, но я не имела на него никаких прав, поэтому мне оставалось просто молча смотреть, или позволить ему пополнить свой список. Уверена, что он ведет мысленный счет всем нам.

Я провела ночь, ворочаясь в кровати. Каждый раз, когда в мои мысли приходила навязчивая идея отправиться в бар, я накрывала голову подушкой и тихо хныкала от жалости к себе. Мне почти двадцать два года, бога ради, я страдаю, как гребаный подросток. Утром, все мое лицо было помятым и недовольным. Я спустилась на первый этаж общежития и вышла на улицу, направляясь в столовую, до которой всего пару кварталов. Решение жить отдельно от родителей далось мне не просто. Мама всегда старалась держать меня в поле своего зрения, а папа просто позволял ей это делать, не вмешиваясь в ее методы воспитания. На семейном ужине я решила поднять этот вопрос, заявив о своем переезде. Как и ожидалось, мама расплакалась, а отец просто налил себе выпить. Но, стоит заметить, я выдержала ее давление, упаковала вещи, и вот уже год живу в военном общежитии.

В столовой было шумно. Я недовольно покачала головой, слегка морщась от тупой пульсации, которая начала зарождаться где-то внутри черепа за моими глазами. Встав в длинную очередь, я скрестила руки на груди и молча наблюдала, как остальные накладывают себе еду. Притянув поднос, я поставила хлопья, стакан сока и чашку кофе, затем вытащила рогалик из плетеной корзины, добавила небольшой лоток с джемом, после чего подняла поднос, направляясь к столу. Разложив еду, я села на стул и тяжело вздохнула, заметив отсутствие столовых приборов на своем подносе. Я сегодня не в самой лучшей своей форме. Поднявшись на ноги, я отошла в дальний угол и достала несколько ложек и маленький нож для джема.

— Скажи, что ты сожалеешь о том, что кинула меня в баре, — чей-то шепот раздался прямо около моего уха, вынудив подпрыгнуть от неожиданности.

Я развернулась на месте, прижимая нож для джема к телу Пола, который, ну конечно, оказался прямо позади меня.

— Я не кидала тебя в баре, — выдохнув воздух, тихо произнесла я.

Пол ухватился пальцами за мое запястье и сильнее прижал нож к своему телу. Я дернула руку на себя, но его хватка оказалась сильнее.

— Ты собиралась порезать меня этим ножом? — спросил он, склонив свою голову. Его ясные глаза исследовали каждый сантиметр моего лица, медленно скользя от волос к подбородку.

— Я вообще не собиралась никого резать, — буркнула я, снова пытаясь вырвать руку. Его пальцы на моей голой коже вызывали хаос внутри моей головы.

— Так что? — он склонил голову и облизал уголок своего рта, слегка высунув кончик своего языка.

Я уставилась на это движение, чувствуя, как капли пота начинают стекать по моей спине. Что сегодня с этим помещением? Здесь становится чертовски жарко.