С меня хватит насилия.

Я больше не хочу ничего, что связано с кровью и смертью.

Мне вкололи сильное успокоительное, перед этим напичкав мое тело обезболивающим, так что теперь я просто смотрела в стену перед собой, молча оплакивая гибель одного из самых лучших стрелков, которого я знала.

Доктор Карсон удалился, проверив мои показатели, но пообещал, что еще зайдет позже, и попросил меня не делать глупостей. Я не могу встать с этой ебаной кровати, интересно, какие глупости он имел ввиду?

Прошло несколько дней, с того момента, как вся реальность обрушилась на мою голову. Я продолжала лежать, не имея возможности встать на ноги, или на одну целую ногу, раз уж зашел разговор о моих конечностях. Конечно, она все еще принадлежит моему телу, но ощущалась чужой и чертовски болезненной. Я слыша, как люди пытались попасть в мою палату, но каждый раз их настойчиво разворачивали обратно. Не уверена, что смогла бы сейчас отвечать на многочисленные вопросы, которые, уверена, появились бы у каждого, так что просто закрывала глаза, притворяясь спящей.

В один из таких дней в палату тихо проскользнула Джессика. Лежа с закрытыми глазами, я слышала, как она плакала у моей кровати, и это чертовски разбивало мое сердце. Я никогда не видела ее настолько подавленной. Ее откровения поразили меня в самое основание.

Конечно, я всегда знала, что она что-то скрывает, и теперь корила себя за то, что не попыталась копнуть глубже, чтобы оказать ей необходимую поддержку.

Каждый день я прислушивалась к голосам за дверью, одновременно надеясь и страшась услышать один единственный, от которого мое сердце замирает и сбивается с ритма. Несмотря на все пережитое, моя зависимость никуда не исчезла.

Но теперь я не уверена, что смогу быть полноправным членом этого общества. Я стала тенью самой себя.

Я стала кем-то, кого пугают чужие касания и кромешная темнота.

Потому что в темноте всегда прятались они.

Те, кто смог разрушить меня до самого основания.

Я так часто плакала, что мои веки ощущались опухшими.

Мне было больно.

Больно моему телу, больно моей душе.

Внутри моей груди все царапало, скручивало и трескалось.

Я хотела бы не чувствовать всего, что они со мной делали, но не могла.

Я бы хотела не помнить того, что они со мной делали, но, блять, тоже не могла. И это настойчиво зудело у меня под кожей, в моей голове и во всем моем чертовом теле.

Мне хотелось снять с себя кожу, потому что она ощущалась тяжелой и совершенно грязной.

В один из дней в моей палате Гектор появился, застав меня в врасплох, если можно так сказать, учитывая мое, прикованное к кровати, состояние.

— Элиза, — кивнул он, усаживаясь на стул, который подвинул от окна.

Я молча наблюдала за тем, как он провел широкой ладонью по темным волосам, взъерошивая их еще больше.

— Я задам банальный вопрос, — он немного помедлил, — как ты сегодня?

— Я не знаю, что тебе ответить, — прохрипела я, осипшим от постоянных слез, голосом, — наверное, лучше, чем вчера, но хуже, чем обычно.

— Разумно, — кивнул он, быстро скользнув взглядом по моему лицу, спускаясь к ноге, все еще подвешенной в воздухе.

— Ты не представляешь, как мне жаль, — тихо произнес он, пожевав нижнюю губу.

— Мне тоже, — прошептала я, чувствуя, как мои глаза вновь наполняются слезами.

— Они все сдохли. Каждый из этих ублюдков. Я не знаю, как это может помочь, но надеюсь, что это принесет тебе немного покоя.

— Вы их нашли?

— Их убили прямо на месте, когда вытаскивали тебя из пещер. Джек, Аврора, отряд Кристофера, все они отправились в туннели, чтобы вернуть тебя домой.

Кровь в моих жилах заледенела. Нет, блять, судьба не может быть со мной настолько жестокой. Мне меньше всего на свете хотелось, чтобы Пол видел меня в том состоянии, в котором я находилась.

— Но мне нужно знать, было ли еще что-то, что они могли упустить?

— Что ты имеешь в виду?

— Они насчитали пятерых. Был кто-то еще?

— Нет, — я прикрыла глаза, тяжело сглотнув ком в своем горле, — их было пять. Поэтому они смогли нас обезоружить. Они сказали Бобби, что убьют меня, если он дернется. Конечно, мы боролись, но у них оказалось наше оружие, так что силы были не на нашей стороне.

— Я ни в коем случае не виню тебя, Элиза, — Гектор вскинул ладонь в воздух, — в том, что случилось, нет твоей вины. То, что ты смогла выжить, уже большая, блять, удача.

— Вы забрали Бобби? — еле выдавила я из своего сжатого горла.

— Да, — хмуро кивнул Гектор, — мы похоронили его.

— Хорошо.

С моих глаз стекали слезы, теряясь в волосах, и я закрыла глаза, сотрясаясь в молчаливых рыданиях.

— Его крики до сих пор в моих ушах. Я смотрела, как они убивают его, и не могла помочь.

Гектор тяжело вздохнул и потер ладонями свое лицо.

— Ты не виновата. Запомни это. Это риск, на который мы идем каждый день.

— От этого не становится легче.

— Я знаю. Поверь мне, я знаю. Я бы хотел забрать твою боль, но не могу. Я могу лишь сказать, что мы отомстили им. Их убили, и убили настолько жестоко, насколько вообще возможно.

— Хорошо, — выдохнула я, облизывая губы, соленые от моих слез, — спасибо.

Гектор поднялся на ноги и немного задержался около моей кровати, словно хотел взять меня за руку, но в последний момент одернул себя и шагнул к двери.

— Поправляйся, Элиза, и ни о чем не сожалей. Я очень надеюсь, что ты найдешь в себе силы.

Я ничего не ответила, просто молча наблюдая за тем, как он вышел из палаты, прикрыв за собой дверь. Как я могу не винить себя в случившемся, когда я должна была бороться настолько, чтобы защитить и себя и Бобби?

Не успела я отойти от визита Гектора, как пришли мои родители. Я не была готова к нашей встрече, потому что всегда чувствовала неодобрение с их стороны, когда решила связать свою жизнь с охотой. Они особо и не скрывали своего недовольства, каждый раз напоминая мне, какую ошибку я совершила. Стоило маме переступить порог больничной палаты, как ее лицо исказилось, а из глаз полились слезы.

— Лиз, — прошептала она, роняя сумку на пол. Отец вошел следом, успев подхватить ее под руку. Его глаза выглядели покрасневшими, а лицо — бледным и слишком серьезным.

— Господи, — продолжала рыдать мама, приблизившись к кровати, на которой лежало мое бедное тело, — как ты, девочка моя?

— Я буду в порядке, мама, — выдавила я, прогоняя влагу со своих глаз.

Мама тяжело опустилась на стул, и схватила меня за руку, не замечая, как волна дрожи, сопровождаемая тошнотой, буквально сотрясла мое тело.

— Мама, — процедила я сквозь зубы, — ты можешь не трогать меня, пожалуйста?

— Что? — она непонимающе уставилась на меня, затем перевела взгляд на лицо отца.

— Она просит на трогать ее руками, — пробормотал отец, чуть оттягивая руку мамы от моего запястья.

— Боже, — мама прикрыла рот ладонью и зарыдала еще сильнее.

— Лорен, — одернул ее отец, нахмурив брови, — ты ей совсем не помогаешь.

— Я не могу, — рыдала мама, — я просто не могу.

Я закрыла глаза, стараясь абстрагироваться от ее рыданий. В моей груди сидел ком, размером с чертову Аляску. Я шумно сглатывала, стараясь протолкнуть его дальше.

— Я всегда знала, что чем-то подобным все и закончится, — вытирая лицо платком, произнесла мама, — ты чуть не умерла, Лиза.

— Перестать рыдать так, будто она уже умерла.

Отец сжал плечо моей мамы, глядя на меня покрасневшими глазами.

— Мама, — выдавила я, — прекрати. Я буду в порядке.

— Как ты себя чувствуешь? Тебе больно?

Она подоткнула простынь под мое тело, опять не реагируя на напряжение со стороны моих мышц. Я старалась дышать носом и расслабить свое оцепеневшее тело, уверяя, что это моя мама, но мой разум отказывался признавать очевидные вещи, воспринимая в штыки любую близость. Мне казалось, что теплая алая кровь начинает просачиваться через каждое отверстие в этой палате, пачкая мою кожу, заливая мое тело своим металлическим привкусом. Я шумно дышала, мысленно утонув в багряной реке из плоти и крови, слыша голос мамы, который доносился до моих ушей, словно в вакууме.