— Есть итальянское, французское, оттуда, где этот сорт родился. Мы можем определиться с годом урожая, если вы выберете регион, — будто заправский сомелье, затараторил официант.

— Нет, хочу майнвайн. Шпетбургундер, да? — спросил, не будучи в полной уверенности, правильно ли запомнил слово.

— Очень хороший выбор. Я бы посоветовал…

— Простое, ординарное, — перебил я официанта.

Бутылку принесли, показали аттракцион с пробкой, и налили вино в бокал. Дышать ему если и надо, то совсем недолго, выдержка мизерная. Я вдохнул аромат винограда, смешанного с малиной и вишней, легонько чокнулся с бутылкой. Как шутили во времена студенчества, не забыл учителя.

— С годовщиной, герр профессор, — тихо сказал я и сделал первый глоток.

Пока дегустировал вино и ужинал, размышлял о прошедшем годе. Он был супер удачным, обеспечил мне такой задел, что просто мама не горюй. Скорая, собственная клиника, которая совсем скоро грозила превратиться в сеть — немцы уже забрасывали крючки на предмет лечения сифилиса в Германии, плюс передовые лекарства. Последние и вовсе обещали сделать меня к концу года миллионером. Или, как тут говорят, миллионщиком. Если не в этом году, то уж в следующем точно. Казалось бы, живи и радуйся! Лучшие вина и деликатесы, европейские курорты, любые новинки прогресса на выбор — от автомобилей до граммофонов и синематографа. Кстати, первый немой фильм — «Политый садовник» братьев Люмьер уже вышел и был продемонстрирован во время частного показа в поместье Люмьеров в Ла-Сьота. Это вызвало фурор и бурю в газетах. Появилась еще одна новая сфера мировой культуры, да и экономики тоже. Скоро кинотеатры появятся сначала в Европе, затем и в России. Обратно — живи и наслаждайся. Можно даже сделать домашний синематограф при желании — средства уже позволяли мне купить уже хоть собственное поместье, хоть даже дворец в Питере.

Но сердце было неспокойно. Великие князья ввели меня в свет, приоткрыли двери царского двора. Пока совсем чуть-чуть, лишь щелочку. Но картинка была ясная. Там все выглядело… словно замок на песке во время прилива. Красивые стены, башенки, арки, а пенящаяся, бурлящая вода все ближе и ближе. Вот уже подмыт фундамент, начали рушиться стены. Первая волна, вторая волна, а там и «девятый вал».

Хорошие врачи, они всегда про ответственность. И чем выше я взлетал в «горние сферы», тем больше чувство долга перед страной ощущал. А еще я чувствовал свое бессилие. Словно ты сел в вагонетку, которая летит по рельсам, заканчивающимся обрывом. Какой смысл богатеть, накапливать миллионы, развивать медицину, если все это закончится революциями и мировой войной, в которую совсем скоро вступит Россия? Не все, но многое пойдет прахом. Чем больше я размышлял о ситуации, тем меньше хотел строить свой собственный замок из песка в преддверии «прилива». И все больше хотел мирного будущего для своей Родины. Без «кровавых воскресений», расстрелов, всемирной бойни…

В ресторане напротив, открылась дверь, выпуская посетителя наружу и я услышал задорную мелодию французского канкана. Присмотрелся. Да это же не ресторан, а кабаре! Гавана-клуб. Отлично! Это то, что мне как раз сейчас нужно. Отвлечься, посмотреть на задирающих ноги актрис, погрузиться в пучину если не разврата, то веселого загула.

— Официант!

Кельнер быстро меня рассчитал, и я быстрым шагом, почти бегом, направился в обитель греха.

ЦАРСКОЕ-СЕЛО. Ея Императорское Величество Государыня Императрица Александра Ѳеодоровна 3-го ноября, въ 9 часовъ вечера благополучно разрѣшилась отъ бремени дочерью, нареченной во святой молитвѣ Ольгой. Здоровье Августѣйшей Родильницы и Высоконоворожденной находится вполнѣ въ удовлетворительномъ состоянiи. — Лейб-акушеръ Красовский. Лейб-хирургъ Гиршъ.

МОСКВА. 4-го ноября. Радостно пробудилась столица, вся разукрашенная флагами. Звонъ сорока-сороковъ собралъ въ храмы массы молящихся. Народъ горячо призываетъ благодать Господню на Царскую Семью. Торжественное молебствiе въ присутствiи военныхъ и гражданскихъ чиновъ, дворянъ и представителей города, совершено въ храмѣ Христа Спасителя.

НЬЮ-ЙОРКЪ. Въ Клевеландѣ провалился въ рѣку вагонъ электрической желѣзной дороги, въ которомъ находилось до 30 человѣкъ. Нѣкоторые успѣли соскочить, остальные утонули. Вытащено 13 труповъ.

Силезия — не совсем Германия. И не совсем Польша. И уж точно совсем не Чехия. Какая-то гремучая смесь, где намешано всякого добра по столовой ложке. Равно так же и Бреслау, который Вроцлав, и Бреславль на русских картах — не пойми чей город. Впрочем, меня интересует всего одно место. И плевать на остальное.

Кузьма следил за носильщиком, а я шел в трех шагах позади. И только перед стоянкой четырехногих такси вышел вперед.

— Куда прикажете? — вопрос не совсем вязался с тоном, но кто же виноват, если человек сам не желает хорошую оплату.

— Тиргартенштрассе, университетская клиника, — бросил я, усаживаясь поудобнее.

— Три марки, — хмуро процедил таксер.

— Мне не покупать, только доехать. Пятьдесят пфеннигов исключительно за мое хорошее настроение. Давай, трогай, а то я ведь и к другому сяду.

Подействовало. Тут пешком пятнадцать минут, если на окрестности попутно глазеть, мне Иоханн рассказывал. А водитель каурой коняшки, которой на живодерне уже третий год прогулы пишут, просто хотел срубить баблишка с приезжего. Ничего личного, только бизнес.

Но не успел извозчик скомандовать «Пошла!», как к нам подбежал запыхавшийся юноша, не выпускающий из руки картонку с надписью кириллицей «Баталов».

— Господин профессор! — закричал он на русском с густым польским акцентом. — Я вас ищу, думал, пропустил! Пожалуйте, ваш экипаж ждет вас! Я от профессора Микулича!

Всё это он рассказывал, стаскивая мои чемоданы на мостовую. Рядом начал суетиться довольный Кузьма — как же, хоть и не свои деньги сэкономить получилось, а приятно. Мне, в принципе, было все равно на чем ехать, и только таксист обреченно вздыхал. Утешать его в мои планы не входило.

Пока ехали, юноша молчал, благоговейно взирая на меня. Впрочем, откровенно не пялился. Скромно, когда думал, что я не вижу. Молодой, чуть за двадцать, русоволосый, румянец во все щеки, глаза серые, нос аристократический. В сочетании с широкими плечами и ростом выше среднего должен производить убийственное впечатление на женский пол. Растительность на лице только подкачала — усики жиденькие, рыжеватые. Ему бы сбрить их, чтобы портрет не портить, но современная мужская мода диктует их непременное наличие.

— А вы из учеников доктора Микулича? — спросил я, чтобы разрядить затянувшуюся паузу.

— Да, герр профессор доверил мне вас встретить. Слава богу, я справился… — Скажите, а вы будете читать лекцию? Мы все очень надеемся на встречу с таким известным врачом!

Всё ясно, еще один из племени хирургов, не признающих наций и границ. Хотел славы? Получай. Вот такие вот хлопчики будут встречаться всё чаще. И ждать от меня рассказа об операции на открытом сердце, изобретении стрептоцида и аппарата для измерения давления. А что начнется после пенициллина? Страшно подумать даже.

— Не знаю ничего о лекции, — осторожно ответил я. — Надо согласовать с профессором Микуличем. А вы хорошо говорите по-русски, — на всякий случай похвалил я провожатого, заодно уходя от темы с выступлением.

— Моя мама родом из Смоленска, — сообщил он.

Господь миловал, торжественной встречи с духовым оркестром не было. Даже на крыльцо с хлебом-солью никто не вышел. Впрочем, этот обычай тут не распространен.

Я вошел в фойе, и тут же наткнулся на обход. Микулич кого-то отчитывал в поцессе. Точно прозвучала фраза «Как можно этого не знать?» за секунду до того, как он меня увидел.

— Коллеги, заканчивайте без меня, — бросил он, и шагнул ко мне. — Наконец-то, Евгений! Я так ждал! — тут последовали весьма эмоциональные обнимашки. — Остановишься в флигеле, там у нас очень пристойно, никаких гостиниц! Пойдем ко мне в кабинет! Сейчас что-нибудь сообразим, перекусим, потом сходим пообедать. Это надо отпраздновать!