Заказал в номер что-нибудь перекусить и бутылку вюрцбюргского красного. Пино нуар? Давайте.

Вино я даже не распробовал, выпил как воду. Под конец с сожалением посмотрел на пустую бутылку — как обычно, не хватало для полного удовлетворения совсем немного, но продолжать не стоит, головная боль с сушняком мне вряд ли нужны. И лег баиньки. Хороший был день.

Спал я крепким и спокойным сном. Без сновидений, как обычно. А то мне если привидится что, то потом всё утро насмарку. Встал чуть позже намеченного, но мук совести по этому поводу не испытывал. Времени еще вагон, так что размялся в гимнастическом зале, помедитировал, плотно позавтракал. И пошел на прогулку.

Сегодня я решил всё-таки подняться к крепости на холме. И кровь немного разгонит, и мозги на свежем воздухе прочистит. Художник, к счастью, на своем обычном месте не стоял, слушать очередную лекцию по краеведению в мои планы не входило. Мост, кстати, очень похож на Карлов мост в Праге. Местным епископам деньги явно девать некуда — зафигачили аж двенадцать трехметровых скульптур святых и императоров. Хотя, чего бухтеть — на дорожное покрытие в городе тоже хватило, грех жаловаться, грязи по колено не наблюдал еще.

Крепость не впечатлила. Дура здоровая, но видели мы и побольше. А так — стены, ворота, башенки. Туристам зайдет, да и киношники наверняка такую натуру не пропустят мимо. А я развернулся и пошел вниз, к Майну. Не спеша, не хватало еще с мокрой спиной на сквозняке сидеть. О, режим деда включился — начал задумываться о здоровье и безопасности. Стареем, профессор. Или это что-то другое? Здравомыслие, например.

Атмосфера в лаборатории несколько отличалась от вчерашней. Накануне все было неторопливо и планомерно. Параметры, опыт, результат. Повторить до мелькания в глазах. А сегодня? Все какие-то слегка взбудораженные, голоса чуть громче, слова произносятся чуть резче. Так бывает перед большой пьянкой, когда последние приготовления вот-вот должны закончиться, и все участники с нетерпением ждут первого тоста. На языке начинает чувствоваться вкус напитка, глаза тянут из тарелки бутерброд, которым закусывать будут. Короче, праздник случится совсем скоро.

Я под ногами путаться не стал, вышел в коридор и встал у окна. Смотреть, собственно, там было не на что — вот пробежал мальчик из лавки, прижимая обеими руками сверток к груди, чуть не столкнулся с парой студентов. Собачка породы коктейльтерьер потрусила по тротуару. Никто ничего не подозревает. Потом, когда начнется шумиха, все вспомнят, как они встретили утром виновника торжества, и тот им непременно что-то сказал. А пока…

— День добрый, герр профессор! — голос Рентгена вырвал меня из череды бестолковых рассуждений. — Готовы к новым открытиям?

— Здравствуйте, герр ректор, — ответил я.

— Для вас — Вильгельм. После вчерашнего… Боже, я до сих пор не могу себе простить, что так обошелся с вами при первой встрече!

— Но кто же знал, что я окажусь настолько рассеянным, что начну глазеть по сторонам, — улыбнулся я. — Прошу и вас называть меня по имени.

Ну всё, теперь будем поздравлять друга друга с днем рождения и посылать рождественские открыточки. Высшая ступень — приглашение на домашний ужин, но это вряд ли.

Теперь мне есть куда стремиться в плане организации исследовательских работ. Каждый ассистент четко знает свое место, как солдат — свой маневр. Никто никому не мешает, всё работает как часы. Молодцы, я просто в восхищении.

Заготовленные фотопластинки решили фотографировать сериями по пять, чтобы понять, сколько невидимого излучения надо на один прием. Рентген посмотрел по сторонам в поисках объекта, и тут вперед во всей красе вылез русский доктор медицины. А что, добрый ангел и соучастник, мне можно.

— Вы разрешите? — спросил я и приложил кисть к фотопластинке.

Утром проснулся в отличном расположении духа. Во-первых, я обладатель снимка номер два в истории мировой рентгенологии. И на нем красуется моя левая кисть с чуть оттопыренным в сторону мизинцем. Впрочем, как и на фото номер один, которое оставили для грядущих поколений. Технически это номера семь и шесть соответственно, но первая пятерка фотографий оказалась безбожно засвеченной, и ради красоты все согласились сделать вид, что в первый раз была разминка.

Во-вторых, я купил у Вюрцбургского университета катодную трубку со всей технической документацией. Не ту самую, она тоже займет свое место в музее, но точно такую же. На радостях Рентген хотел подарить мне сложный прибор, но я настоял на оплате. Потому что подарок может и затеряться, а покупку будут беречь. Так что бумаги оформили, и я получил договор между «Русским медиком» и университетом, в котором на чистом немецком говорилось, что я уплатил одну марку за катодную трубку и сопутствующие бумаги. Всё это богатство упакуют должным образом — в мешковину, опилки, и отправят в Москву. Приеду, и займусь революцией в медицине. Сподвижников наберется хоть и целая дивизия, мало кто останется равнодушным после демонстрации возможностей. А я кого-нибудь из пионеров исследования икс-лучей сподвигну на изучение пагубных последствий. Замучат некоторое количество мышек и кроликов в жертву безопасности рентгенологов.

В-третьих… Это личное. Когда я возвращался, помахивая конвертом с тем самым снимком, и насвистывая песенку «К востоку от Солнца и к западу от Луны», на стойке портье меня тормознули, чтобы передать письмо. Странно, от кого? Из Вольфсгартена? Так телеграмму прислали бы — великие князья не церемонятся. Коллеги из России, предупрежденные, что я тут пробуду несколько дней, тоже воспользовались бы этим способом.

Послание оказалось местным. Я уже видел этот ровный и красивый почерк. Фройляйн Агнесс. Не вытерпел и вскрыл конверт прямо на лестнице. Буквально пара слов. Дорогой (!) Евгений, жду вас завтра в десять утра на том же месте, где встретились в первый раз. Коротко и ясно. Я зачем-то понюхал листик — нет, ничем пахучим не брызгала, как это принято сейчас у дам в возрасте от пяти до девяноста девяти. Опередила она меня, я ведь и сам собирался написать записочку примерно с таким же предложением.

Утром все валилось из рук. Я не помнил, куда только что положил какую-то вещь. Предстоящее свидание вдруг стало важнее вчерашних событий, всей мировой медицины. По крайней мере, о Рентгене я вспомнил, только когда поднял упавший на пол конверт со знаменитым снимком. Вернее, пока еще нет, но очень скоро очередь из желающих напечатать банальную, в общем-то, фотографию, вырастет без меры. Потом я позорно порезался при бритье, и долго пытался остановить кровотечение из мизерной ранки, прикладывая квасцы и приклеивая клочок газеты. Влюбился, ваше высокоблагородие? Как пацан. Опять. А как же Вика и Лиза? Первая уже совсем покинула мое сердце. Вторая кроме боли ничего не вызывала. «Но я другому отдана и буду век ему верна». Ну ладно, не век и кое-какой «медовый месяц» у нас был. Но в том то и дело, что «кое-какой». Я же не премиальный бычок на размножения. Я человек, мужчина… Хочу любить и быть любимым. Постоянно, без политики, странных супругов, метаний и треволнений. Но и Агнесс… Что я про нее знаю? Кто она? Необычная для Германии яркая внешность, почти славянские черты лица…

Нет, надо держаться, это же пройдет, совсем немного потерпеть, я уеду, она останется, всё будет хорошо. Некогда, работы впереди — вагон.

Но в без четверти десять я уже нетерпеливо прогуливался вдоль ограды епископской резиденции. Ночью моросил дождь, и я на всякий случай захватил с собой зонт. А ну как простые небесные осадки обернутся непростой метелью. Осень переходит в зиму. Поразмыслив над немецкой природой, я начал поход вдоль забора, изучая особенности прутьев. Изумительная работа кузнеца, чего уж тут…

Замерзнуть не удалось, хотя температура воздуха с утра всего восемь градусов была. Агнесс пришла не по-девичьи рано, за десять минут до назначенного времени. Коричневое пальто, замысловатая шляпка, под которую были уложены рыжие кудри, в руках тоже зонтик. Приготовилась.