За ужином меня ожидал Великий князь и некто неизвестный, взирающий на Сергея Александровича с выражением угодливого страха. Я был удостоен горячего рукопожатия и вербального восхищения оценкой моих заслуг. А как же, вроде и виделись недавно, а два ордена получил.

Выглядел Романов неважно — красные глаза, печать усталости на лице. На лбу обозначились мощные морщины.

Странный худощавый субъект в пенсе оказался моим коллегой, акушером при дворе Великого герцога Эрнста Людвига, доктором медицины Герхардом Петерманом. С ним я уговорился пообщаться позже —, не за ужином же. Хозяин поместья отчалил по своим делам в Дармштадт. Там же находятся и его жена Виктория-Мелита с годовалой дочкой Елизаветой. О причинах отсутствия Великой княгини мне пока не сообщили.

Ужин как ужин — пресноватый суп, слегка недосоленный бифштекс, и прочее, в пределах допустимых погрешностей. Съедобно. Вино хорошее, прямо очень понравилось. Надо попросить, чтобы прислали несколько бутылок. Наверняка из личных герцогских погребов, не в магазине покупали. К вину шел отличный сыр под названием брюнуст. Тоже захотелось захомячить пару-тройку головок.

— Расскажите, что там за конфуз случился во время визита Его Величества в институт? — спросил Сергей Александрович после того, как мы прикончили первую бутылку и слуги нам открыли вторую.

Что примечательно — беседовали по-русски, напрочь исключив из разговора очкарика. Вроде и невежливо, но кто я такой, чтобы правила устанавливать?

— Одна сотрудница совершенно случайно пролила на голову своей коллеге пузырек с зеленкой, — объяснил я. — Следы оперативно убрали, но на волосах остался легкий изумрудный оттенок.

Великий князь хмыкнул. Наверное, представил, как выглядела пострадавшая.

— И как она попалась на глаза государю?

— Так роли были распределены, люди проверены. Обе участницы недоразумения были предназначены на одну и ту же роль. Одна — основной состав, вторая — на всякий случай, на замену.

Я рассказывал об инциденте, а сам все гадал — чего Сергей Александрович такой дерганый. Явно же не вино подействовало. Алкоголь, он в основном наоборот, успокаивает и расслабляет. Наконец, просто взял и прямо спросил. Выяснилось, что великую княгиню тошнит, мучают головные боли и все это выглядит да… как токсикоз. Но в беременности до сих пор уверенности нет. А вот Романову горит. Узнать и объявить. Что-то там кому-то наверное наобещал, авансировал, какие-то планы с этим всем связаны.

— Вообще, есть способ узнать.

— Осмотром?

— Нет, лучше. Анализы.

Тут терпение Сергея Александровича подошло к концу, сразу перешел на немецкий, зачастив скороговоркой. Да так что я еле успевал понимать сказанное им:

— Господин Петерман! Евгений Александрович имеет способ установить беременность моей жены с помощью специальных анализов.

Очкарик растерялся. Снял пенсне, начал его протирать специальной тряпочкой.

— Но Ваше Высочество! Наука еще не знает точного способа установить беременность натаких ранних сроках. Не исключена ошибка…

— И тем не менее! Пожалуйста, займитесь этим немедленно! И доложите мне после осмотра!

Великий князь встал и ушел, не попрощавшись.

Я посмотрел на Петермана, ожидая профессионального разговора. Но коллега начал путано вещать, что, может, в хирургии я что-то и понимаю, но в повивальном деле вряд ли, а потому самое разумное, что можно сделать — довериться мнению специалиста и потихонечку отчалить в сторонку, чтобы не мешать взрослым дядям и не светить тут непроверенными методами. Понятно, что ни хрена не понятно.

— Давайте представим, что я пока ничего не знаю. Вы, доктор, введете меня в курс дела, а я буду задавать вопросы, если чего-то не пойму. Так мы сэкономим кучу времени и душевных сил.

На колу висит мочало, начинай трындеть сначала. Опять словесные кружева. Может, у них тут заведено перед началом работы забить голову собеседнику до состояния невменяемости, но мне такое сильно не по душе.

— Что с Великой княгиней? — не выдержал я.

— Ее Императорское высочество сейчас в сложной ситуации. Меня вызвали в связи с возможной беременностью. Я наблюдаю пациентку в течение недели, но пока точно ответить не могу. Накануне Великая княгиня почувствовала недомогание, боль в животе, тошноту. Я назначил постельный режим во избежание…

— Так пойдем к пациентке, зачем медлить? Там и расскажете, что и как.

Ах, как сильно я хотел увидеть Лизу. Только сейчас понял, что соскучился неимоверно.

— Что же… пойдемте. Только имейте в виду. Княгиня сильно не в духе.

— Думаю, наш визит поднимет ей настроение!

Проход по лестнице, коридору, поворот — и мы перед дверью. Сразу видно, что не абы кто там, за ней, солидное препятствие. Петерман аккуратно постучал, дождался, когда горничная откроет и впустит нас.

Лиза лежала на постели, голова ее скрывалась в нагромождении подушек. Бледновата, но внешне ничего страшного — ухоженная, с прической. Хотя сейчас мне к осмотру доступно даже не всё лицо, не говоря уже об остальных частях тела.

— Здравствуйте, Ваше Императорское высочество! — поклонился я.

Лицо Лизы вспыхнуло, глаза засияли. Но княгиня себя блюла. Подала руку для поцелуя, крепко сжала мою ладонь.

— Прекращайте, Евгений Александрович. Давайте без титулов.

— Как вы себя чувствуете? Беспокоит что-то? Сергей Александрович переживает весьма сильно. Вот прямо очень.

— До вчерашнего дня всё было замечательно. Разве что вкус немного изменился, и запахи будто сильнее стали. А накануне, наверное, съела что-то. Тошнота появилась, рвота была. Я уголь ваш выпила, но не помогло. И сейчас мутит.

— Живот не болит?

— Нет, разве что… совсем немного, — ответила Лиза, подумав.

Я на всякий случай прощупал живот. Ничего необычного, никаких вздутий, спазмов.

— С вашего позволения, я переговорю с врачом, — снова чуть поклонился я и потащил Петермана в уголок.

Спальня была таких размеров, что в дальнем углу, наверное, можно и погромче разговаривать, никто толком не услышит. Акушер даже не сопротивлялся, пошел за мной.

— Какие признаки беременности вы заметили? Базальная температура повысилась?

— Не измеряли.

— Шейка матки? Цвет изменился? Синюшность есть? Ареолы молочных желез? Сами железы? Высота стояния дна матки? Консистенция?

Через минуту я понял, что этот индюк сюда приехал исключительно для порядку. Засунуть термометр в анус он постеснялся, об изменении цвета шейки матки не знал, про молочные железы промямлил что-то невразумительное. Наверняка еще какие-то признаки есть, я ведь по памяти, что осталось после кафедры акушерства с гинекологией. Вот только дно матки немец и прощупал, но и ответ о консистенции дал уклончивый.

— Что же, коллега, пойдемте, осмотрим пациентку совместно, — вздохнул я.

На этого специалиста даже обижаться нельзя. Брать на себя ответственность за это не хочется, хоть и пришлось наблюдать родную сестру сюзерена. Полезешь смотреть в зеркалах — а вдруг чего случится, виноват ты. Поинтересуешься базальной температурой — оскорбление. И так далее.

Хотя, когда Петерман понял, что вся ответственность легла на мои плечи, оживился. И действовал вполне профессионально — живот щупал как надо, осмотр в зеркалах провел замечательно, причинив минимум неудобств этой не очень приятной для дамы процедурой. Что за люди, эти придворные? Что угодно сделаю, лишь бы не оказаться в их числе.

Выяснилось, что приборы для измерения артериального давления до Гессена еще не добрались. Пришлось послать слугу ко мне в комнату за саквояжем. Как знал, на конгрессе не все раздарил нужным людям.

— Ваше мнение, коллега? — спросил я его после осмотра.

— Беременность восемь-десять недель, рвота беременных легкой степени. Но Его Императорское высочество… требует веских доказательств.

Повздыхали, попереглядывались.

— До шевеления плода еще много времени. Но есть одна задумка… Прикажите, пусть подготовят три… как это по-немецки… самки кролика. И столько же самцов лягушки. Елизавета Федотовна, будьте готовы сдать сейчас мочу для анализа.