- Ну… да.
- Я проведу необходимые исследования. В общем, подумаю.
- Хорошо.
Она двинулась к выходу, но снова остановилась. Странный диалог никак не отпускал, не давал себя разорвать.
- Намерены договариваться с суррогатной матерью? А потом? Простите, если спрашиваю слишком много. Мне нужно понимать, ради чего буду нарушать инструкции Минздрава.
- Выращу. Дочери остались со второй бывшей. Сына или дочь от Олега у меня никто не отберёт.
Светлана застыла, широко раскрыв глаза. Поправила очки.
- Вы сумели меня удивить. Женщины часто рожают детей для себя. Но мужчина…
- Трудно объяснить. Знаете, я лет пятнадцать толком не отдыхал. В Таиланде, в бане, на круизных яхтах мыслями постоянно возвращался к работе. Возился с детьми и думал о бизнесе. Может, поэтому потерял семью. А тут история с Олегом начисто вырвала меня из бизнеса на несколько дней. Да, донимают московские звонки, но они как из другого мира. Вдруг открыл, что кроме моих фирм есть другие ценности. Не улыбайтесь, я знаю, что это банально. Российский делец неожиданно понимает: на деньгах прочих материальных благ всё не заканчивается. Сюжет для мыльной оперы. Но для меня лично – это впервые! И поэтому происходит какое-то переосмысление. Люди из Академии Наук, да и вы – какая здесь полагается зарплата, если бы продавали ноутбуки и планшеты?
- Не сравнить с бюджетной. Но я не сменю работу. Больницу запросто, а профессию – ни за что.
- Вот. Видел белорусских ментов. Неглупые, энергичные мужики. Не ради же взяток они протирают штаны за бабки, куда меньшие, чем у каменщика или сантехника!
- Вы успели разобраться в наших делах за несколько дней?
- Глаз намётан определять платежеспособность региона, позиционирование торговых точек и целевую клиентуру. Чёрт, опять сбился на коммерцию. Толком не сказал ничего, а после разговора я смог под другим углом глянуть на привычные вещи. Наконец усадьба эта, Над-Нёман. Говорят, призрак пана Якова там до сих пор бродит. Чушь, но место и вправду необычное. Если вдруг соберусь туда – приглашу.
- Принято.
- Вы что-то недоговариваете.
Светлана так и не открыла дверь палаты. Наоборот, прихватила от стола второй стул и уселась напротив Игоря.
- Вы видите людей насквозь?
- Вместо рентгеновского аппарата работать не могу. И всё же?
- Ладно. Я слишком долго носила это в себе. Но никто не замечал…
- Вам трудно говорить? Не неволю.
Она обняла себя за плечи. Подсознательный жест одиночества у человека, которого некому обнять. Нет сомнения – найти необременительные отношения ей не сложно. Что-то другое тяготит. Может ли быть доверие в паре, тем более в семье, если не получается рассказать нечто важное?
- Я ездила в Над-Нёман раза три. И ничего не нашла.
- Что же вы искали?
Светлана вздохнула.
- Рано или поздно такое должно было случиться. Собственно, услышав фамилию Наркевич в числе пациентов больницы, почувствовала – начинается продолжение давней истории… И мне нужен компаньон.
- Я?
- Да. Всё сошлось. Вы – вероятный потомок Иодко. Вы как никто будете заинтересованы в успехе. И, наконец, у вас есть чувство долга и порядочности.
- Думал, это два разных чувства. Ладно. Готов выслушать предложение, гарантирую конфиденциальность, но никаких обещаний заранее дать не могу. Сами решайте.
Женщина сделала глубокий вдох и бросилась как в омут.
- В сорок пятом году моя бабушка, советский военврач, познакомилась с Конрадом Иодко. Где-то в усадьбе есть тайник с записями метода электролечения. Эти методом можно кардинально продлять жизнь и врачевать многие заболевания, в том числе в случаях, которые наша медицина признаёт безнадёжными. Где-то там зарыт шанс для Олега.
Игорь и не пытался скрыть разочарования.
- Послушайте, доктор. Вы всерьёз думаете, что свыше ста лет назад создана панацея от всех болезней? С аппаратными средствами каменного века?
- Кажется неправдоподобным. Я тоже так думала. Но у Иодко-старшего была уникальная возможность, у современных исследователей отсутствующая. Пожалуйста, выслушайте до конца, хотя бы в порядке бреда.
- Да запросто.
Возможно, она сама в какой-то степени верит в то, о чём вещает, решил Игорь. Обдумывала много раз, укрепляя убеждённость. Но сейчас начала рассказывать, слышит себя и сомневается… ладно.
- В имении жил плотник, Конрад называл его дедом Михасём. Из простых, родился крепостным. Но, во-первых, он обладал явными экстрасенсорными талантами.
Игорь хмыкнул.
-… Во-вторых, Наркевич-Иодко записал картину напряжённости электрического биополя, ориентируясь на особе восприятие Михася, и на нём же испробовал методику. В результате мужик прожил более ста лет! Подтверждено церковными книгами.
- Много. Но не рекорд. А сам Иодко и его дети?
- Вы не знаете, видимо. До революции продолжительность жизни в белорусских деревнях была совсем невелика. Что же касается изобретателя и его смерти, пан Конрад рассказал не самую убедительную историю. Он уверял, что отец отчаялся от проблем последнего периода жизни: бунтовали крестьяне, пациенты, излеченные от безнадёжных, как считалось, заболеваний, платили чёрной неблагодарностью.
- Люди вообще – существа неблагодарные.
Женщина сделала неопределённый жест.
- Мы не представляем менталитет того поколения. Честь рода, державы, императора для них значила несравнимо больше.
- А вот – не надо. За Россию я готов любого порвать как тузик грелку.
- Допустим. Теперь представьте, неблаговидный поступок совершил… ну, не Путин, у вас к нему лояльно относятся. А Ельцин в девяностые годы.
- Что значит – представьте? Он такого наколбасил…
Светлана наклонилась чуть вперёд и испытующе посмотрела в глаза.
- Вы могли бы кончить жизнь самоубийством, не в силах терпеть национальный позор?
- Жив, как видите. Один дефолт девяносто восьмого был достоин харакири, но не мне, а Ельцину и Кириенко.
- Вот вам и ответ, кто как относится к чести Родины. После преступления Романовых в Кровавое воскресенье 1905 года Яков Иодко заявил, что страна и человечество в целом недостойны электрического бессмертия. Спрятал рукопись и предпочёл кончину, не применяя к себе ноу-хау, обрёк жену и детей… Ну, как обрёк. Они прожили обычные сроки, а могли дольше Михася. Теперь верите, что словно какая-то высшая сила отправила Олега после ранения в мою больницу?
Она кивнула на безмолвного свидетеля безумного рассказа.
- Конрад пытался найти эту рукопись?
- Тут очередное тёмное пятно. Пытался, а после Гражданской войны в Над-Нёман на поиски ездил его младший брат. Странная истрия получилась. Убедился, что клад существует, но не вывез в Польшу, опасаясь передачи большевикам, которых семья Иодко презирала и ненавидела пуще всего на свете.
Игорь уловил явные логические нестыковки.
- Ваша бабушка, я так понимаю, в 1945 служила в Советской Армии?
- В полку самоходных артиллерийских орудий.
- То есть в чистом виде большевик.
- Конрад изменился со временем. Относился к ней как к родной внучке. Научил всему, что знал сам. К сожалению – не многому.
- И не раскрыл точного местоположения клада?
- Он его не знал, только младший брат Генрик. Он умер.
Игорю нестерпимо захотелось курить. История, конечно, глубоко за гранью бреда. Но что-то в ней есть.
- Вы обыскали усадьбу?
- Облазила каждую щель.
- Разобрать её по кирпичам можно только под видом реставрации. Реальных средств у меня на это нет. По крайней мере – сейчас. И сами посудите. Некто – Генрик или кто-то другой – сообщил Конраду про схрон с медицинскими документами. Тот бабушке, она вам. Испорченный телефон. Почему же они не удосужились извлечь клад за столько лет? Умирали, видели старение собственных детей и ничего не пытались предпринять.
Расстались на минорной ноте. Игорь переночевал в Боровлянах, доверившись объявлению «квартира на сутки». Ночью приснился отвратительный кошмар. Брат, распятый как в «Горячих головах», сотрясается под ударами тока, вокруг водят хороводы криминально обритые мужики в оранжевых хламидах и распевают «харе Кришна». Сверху витает мятежный дух Наркевича-Иодко, и только симпатичной докторши из областной клиники не привиделось.