Отмахиваюсь, когда лейтенант намеревается меня сопровождать — что я маленький, сам дорогу не найду? На плацу уже никого нет, только редкие прохожие-пробегающие, братья тренировку закончили, а срок наказания Николаса давно истёк. Вижу его на крыльце одного из гостевых домов, один этаж которого переоборудован под казарму гвардейцев. Рядом с новиком сидит моя служанка и, кажется, утешает. Во всяком случае, по плечу его поглаживает.

Так увлеклись беседой, что барина-то и не заметили, как он приблизился. Я приблизился.

— Милорд! — оба вскочили.

— Чего грустишь, Ник? Успеешь ещё наездиться в патрулирование до тошноты. Будешь проситься на службу поспокойней. Вот увидишь.

— Он не из-за этого. — шмыгнув носом ответила за него Юлька. — Расстроен, что дядька Ригер думает, вы по его просьбе, переданной через меня, ему наказание снизили. Не хочет, чтобы боевые товарищи считали его жалобщиком.

— Ага. — тоже хлюпает носом юный воин.

Простыли что ли оба? так мне теперь не трудно их обоих вылечить. Или не стоит по мелочам исцеляющую магию накладывать, пусть организм закаляется и сам с мелкими болячками борется? Да, в самом деле, интересно, нигде пока не прочитал, влияют ли заклинание на иммунитет? Меня в своё время так лекарствами некоторыми пичкали, что без каких-то уже и жить бы не смог. Надо будет и этот вопрос как-то пробить для общей образованности.

— Ерунда полная. — успокаиваю. — Даже в голову не бери. Сегодня же, край, завтра переговорю со старшим сержантом по этому поводу. Он меня знает и поймёт, что никакого наушничества с твоей стороны не было. Лучше составь мне компанию в бане, от тебя на том конце плаца потом несёт.

— Так я не в речке прохлаждался, Степ, милорд. — повеселел парнишка, у Николаса вообще переходы от депрессии к радости были почти мгновенными. — А честно под копьём на солнце выстаивал. А можно с вами-то в мыльню?

— Нужно. — киваю. — Юлька, ты пока про обед мне позаботься, сладкого побольше попроси. — радую её.

Боюсь лишь, однажды у девчонки одно место всё-таки слипнется. Сам-то я на медовую сдобу и местный аналог пахлавы не налегаю, всё моим дружкам достанется.

В монастыре две бани — это я так называю, какая баня без парной? — одна для братии, другая для настоятеля, то бишь, меня, всеми любимого и уважаемого, и моих ближайших помощников. Где моется челядь, ещё не выяснил, в обе мыльни их не пускают. Может и нигде, судя по запаху от некоторых.

Данную ситуацию с чистотой тела обслуги тоже надо исправлять. Эх, головушка, моя бедная головушка, столько на тебя всего навалилось, хоть на части разрывайся. Радует, что особо торопиться мне пока некуда.

В господской бане всем заправляет Валя, молодая по моим представлениям тётка лет сорока — сорока пяти, в единственных помощниках у которой старый хромой раб, как зовут, не знаю, не интересно.

Муж Вали, один из монастырских кузнецов, недавно перебрался сюда из Готлина с женой и двумя сыновьями. Крепкий мужик и хороший мастер. Последнее его и сгубило. Оказался слишком умным, но не предусмотрительным, нарушил цеховые правила и был изгнан из города решением гильдии. Хорошо, что имущества не лишили, разрешили продать. Для него хорошо и, думаю, для моей обители тоже.

Кстати, вчера наблюдал, как он зуб парню из гончарной мастерской рвал. На Земле, насколько помню, средневековой стоматологией занимались парикмахеры, то бишь, цирюльники, а здесь вот кузнецы. Как по мне, так паргейские порядки в этом плане логичней. Силушки у мастеров по металлу больше, да и с клещами они дело постоянно имеют.

Брату Симону с помощью магического плетения несложно отрастить новый или исцелить больной зуб, но не для каждого он станет это делать. Я же — подсмотрел тут в одной из книг заклинание с использованием тёмно-зелёного жгутика — и вовсе могу целиком челюсти восстанавливать за день-два.

Мыльня, одноэтажное строение из трёх комнат — предбанник, мойка с двумя рядом расположенными полатями и бассейн с тёплой водой три на два метра — расположена между общежитием и прачечной. В бане есть ещё истопницкая, но у неё отдельный вход.

— Конечно, конечно. — с доброжелательной улыбкой суетится банщица. — Ваша девчонка предупредила. У меня всё натоплено. Только она не сказала, что вас двое будет, но это не важно. Проходите, проходите.

Предбанник используется и как раздевалка, тут стоят три шкафчика для одежды и большой сундук с отрезами тканей размерами с простыни. У нас в армии они тоже вместо полотенец использовались. Славное было времечко. Или нет? Сложно сказать. Свойство человеческой памяти таково, что всё плохое она старается в себе вымарать.

— А получше-то мыла нет? — смотрю на грязного цвета брусок, во дворце меня избаловали более качественным. — Могли бы для настоятеля постараться достать душистое.

— Было, ваше преподобие, да месяц как закончилось. — Валя протянула одновременно двумя руками мне и Нику отрезы. — Говорят, заказали. Как в Готлин завезут, так и у нас появится. Как-то особо про душистое мыло никто не спрашивал. Это вы каждый день сюда приходите. Остальные-то братья редко какую неделю заглядывают. — она лукаво улыбнулась и понизила голос. — Девушек, Ангелину, Люсильду или ещё кого, не нужно позвать? Помогут вам омыться.

Ох, Валюха, хорошая же ты вроде бы тётка, весёлая, расторопная, а туда же. Статья по тебе плачет, даже две — за сводничество и совращение малолетних. Впрочем, чего это я? Нет тут таких законов.

— Обойдёмся. — вздыхаю и, заметив разочарование на лице Николаса, толкаю его в сторону комнаты с бассейном, уже нагретой. — Иди вперёд, чего рот раскрыл, воин?

Через полчаса мы посвежевшие покинули баню и разошлись. Я направился к себе, а мой приятель в казарму. Он, оказывается, ещё и дежурным там на сегодня-завтра был назначен. Прямо наряд вне очереди, наказание из времён моей первой молодости.

Когда шёл мимо помоста, там вокруг уже собирались зеваки. Моего почти тёзку, полностью раздетого, привязывали руками к верхней перекладине столба для порки. Степик реально разъелся, этакий упитанный поросёнок, и даже розовый цвет кожи в тон свинье. К тому же, он оказался слабаком в плане характера. Заранее скулил как щенок, чем лишь веселил зрителей.

— Брат Никита. — высмотрел я на своём пути главного тюремщика. — После порки возьми этого драчуна к себе в гости. Найди ему отдельную камеру из тех, что похуже. Пусть там до вечера посидит, подумает над своим поведением.

— А с этими что?

— С какими?

Как же мне начинает надоедать постоянная невнятица моих братьев-монахов. Когда-нибудь научатся говорить так, чтобы мне не приходилось переспрашивать?

— Так с разбойниками, которых графский суд подозревает и в ереси. — поясняет Никита. — Допрашивать сегодня будете?

Шевелится у меня желание передоверить неприятную обязанность на кого-нибудь из своих помощников, на того же баронета Михаила, его мёдом не корми, дай поиздеваться над тем, кто не может дать отпор. Знаю уже эту его поганую черту, не единственную. Однако, решаю больше не отлынивать, иначе так недолго всякий авторитет потерять.

— На завтра готовься. Во второй половине дня к тебе загляну.

Поднимаясь на крыльцо общежития, главного нашего здания, слышу свист плети и тонкий отчаянный крик наказуемого. Будто бы его не порют, а режут. Почему-то нисколько не жаль избалованного паренька. Хороший урок получает, наверняка в жизни пригодится. Не педагогично? Ничего, мы в казарме пойманного на воровстве у своих товарищей гораздо серьёзней проучили.

В покоях меня встречает мой Сергий с бумагой в руке.

— Вот, ваше преподобие, брат Георг уже приготовил от вашего имени письмо на имя графа Олега Готлинского. — протягивает лист с текстом. — Сейчас почитаете?

— Угу. — соглашаюсь и направляюсь в свой кабинет. — Иди за мной. — командую.

Что ж, вполне толково написано. Уважительно, но без подобострастия. Граф — шишка в здешней иерархии немалая, но аббат монастыря рангом считается не ниже, не зря ведь Олег так хотел на моё теперь место своего сынка пристроить. И действовать нам нужно сообща, если хотим в наших краях жить спокойно.