Монолог осколка Стихи Одиноким, бесформенным нервом, воплощённый в бугристый металл, словно ангел — меж небом и небом — сиротливый осколок летал. 1 На земле меняется индекс цен. На рубле рисуется мой портрет. Сиротливый снайпер глядит в прицел, как сановный пращур глядел в лорнет. И пока ты стирала со щёк глаза, и пока я маялся горящим горлом, под свинцовым ливнем легла лоза, подавился бюст пионерским горном. Обречённо влюбляясь в изгиб моста, словно пуля, пленённая сердцем голубя, я стремился вниз. И была пуста траектория смерти, как поле голое. Я три дня и три ночи совсем не спал. Я летал, пережаренный, как в аду. Ты прости, если я в тебя не попал. Ты прости, если я ещё попаду. 2 Отделённый от пустого тела, как младенец в сморщенной горсти, в яслях неба слепо, неумело чёрный ангел надо мной гостит. Это я, рождённый от металла, словно рубль – от медного гроша. Это надо мной моя витала чёрная осколочья душа. Это я, как на арене цирка, одинокий, голый, как в раю, вертикально тощий, словно циркуль, на горящей площади стою. Это я среди безумной сечи, лёгкий, как оголодавший мим, улетаю, чтобы пересечься со свистящим ангелом моим. Это мне, забившемуся в щели, не дано понять в сплошном огне — то ли это я уже у цели, то ли это он уже во мне. 3 Мы жили там, где счастья мрачный поиск на нет сводила долгая зима, где медленно, как сходит с рельсов поезд, сходило человечество с ума. И потому, уйдя на зов заката туда, где пляж целуется с рекой, ты тихо скажешь: я не виновата. И обернёшься, и махнёшь рукой той пустоте, что мной была когда-то. 4 Утром с куста опадает вода, ночью с креста опадает хламида. Нам, как прямым по капризу Евклида, не пересечься уже никогда. Мы разминулись в пустых небесах, мы разошлись в Иудейской пустыне. Ты не узнаешь, как медленно стынет утренний снег в подмосковных лесах. Нам обезумевший от икоты, освобождённый от праведных пут, через разрывы, раскаты, окопы пьяный чертёжник прокладывал путь. Страшен покой возбуждённой душе, как захмелевшим словам – идиома. Мир – геометрия идиота. Нам не дано пересечься уже. Будут прямые дружить на кресте, будут гвоздями пронизывать руки, будут, свистя, возвращаться на круги пули в свирепой своей наготе. Сном Иоанновым наяву будет усеивать улицы падаль, будет звезда Вифлеемская падать на разорённые ясли в хлеву. 5 И было: свалившееся за клеть, как не остывшая стеклотара, солнце, и Днестр, похожий на плеть, уже изогнутую для удара, и отдалённый лягушечий плеск, и тишина, как зрачок абрикоса, стрекот цикад и внезапная плешь остывающего покоса, к стихосложенью бессмысленный дар, обречённый, словно визит к аптекарю, и выстрел – будто захлопнули портсигар так, что потом прикуривать некому. 6 Я встал меж ними, где дышали воронки струпьями огня. И с двух сторон они решали, кому из них убить меня. Но не решили. Солнце село, изнанку леса показав. Я спутал логику прицела, задачу передоказав. И снайперы, сверкнув затвором, лишь птиц спугнули с чёрных крон. А я себе казался вором, укравшим пищу у ворон. 7 Победа — это первый тёплый снег, укрывший поле, где бродили волки, сквозняк развалин, гильзы от двустволки, пустой башмак и истеричный смех у зеркала. И зеркала осколки, осколки смеха прячущие в снег. 8 О, Господи, они тебе нужны? Зачем тебе такая маета? Они ещё, случается, нежны, зато всё лучше бьют от живота, переступая трепетную грань за горсть железа и железный стих. Ну что тебе от неразумных сих, стреляющих и гибнущих от ран? Предательство оплачено сполна. Иуде не осилить эти суммы. Они разумны, Господи! Разумны! И в этом суть. И в этом их вина. |
