Свою новую серию издательство «Самокат» открыло собранием текстов и визуальной поэзии Дмитрия Авалиани (1938–2003), одного из виртуознейших мастеров русской комбинаторики. Книга разделена на три части: «Линии», «Буквы» и «Рифмы», и в каждую из них вошли избранные опыты Авалиани – лишь небольшая доля его наследия. Составители поставили перед собой задачу создать антологию жанров комбинаторной поэзии из произведений только одного автора – и преуспели в этом, благо почти во всех этих жанрах Авалиани что-то оставил; большинство его текстов отмечено не просто поразительной техничностью, но и глубокой работой со смыслом, вырывающимся из слов при перестроении, переворачивании, перетряхивании. С. Федин и И. Бернштейн называют книгу «малой энциклопедией», поскольку тексты снабжены комментариями, раскрывающими историю жанров и технику приемов – как широко известных, так и изобретенных самим Авалиани: это листовертни, ортогоналы, двоевзоры, зазеркалы; анаграммы, равнобуквицы, палиндромы, миниграммы, логогрифы, волноходы, разносмыслы, абецедарии, разнобуквицы, тавтограммы, метаграммы. В последний раздел входят «обыкновенные» стихи Авалиани и «историфмы», основанные на листовертнях и нумерологии, которая отсылает к работам Хлебникова.

…В начале декабря я купил эту книгу на «Нон-фикшне», а после этого заехал по делам в один дом возле станции метро «Аэропорт». Хозяйка заинтересовалась моими покупками и, когда я стал показывать ей книги, удивленно воскликнула: «О! Митя Авалиани? Я знаю его! Он работал в этом самом доме лифтером. Как хорошо, что у него вышла книга. Что он сейчас делает – пишет?»

Новый сборник стихотворений знаменитого перформера. В центре стоит лирическое «я», одновременно по-футуристски героизированное и остраненное смехом. Частично Бренер описывает здесь свой художественный метод провокации, неизменно выставляющей жертву в идиотском свете («Происшествие на вернисаже художника Тишкова в Париже», «На выставке старых эротических японских эстампов в Милане»), – явный и поддразнивающий намек на это виден уже в заглавии книги. Вторичность поэтической формы и образности («Вы мне предлагаете студень / Из ваших улыбчивых губ») Бренера не смущает и смущать не должна: его тексты подчеркнуто отстоят от траекторий «корпуса поэзии» и обращаются к нему лишь пародически. Это, конечно, романтическая книга. Поэтическое продолжение «Обоссанного пистолета».

В новый сборник Александра Тимофеевского входит избранная лирика, в основном любовная и гражданская (в случае Тимофеевского возможна чистота эпитетов). Хронология книги охватывает более 60 лет. Стихотворения и поэмы Тимофеевского отличает подчеркнутая неусложненность просодии и образного строя, уместная при прямом выражении горечи, раскаяния, ностальгии, неутоленного любовного чувства; вместе с тем интонация, колеблющаяся в диапазоне от сдержанной иронии до страсти религиозного сомнения, гарантирует стихам независимое звучание. Отсылка к Бродскому в названии сборника и трех стихотворениях не имеет непосредственного отношения к поэтике Тимофеевского, свободной от влияния И. Б. Скорее это ожидание диалога, который может быть только ретроспективным и умозрительным. Тимофеевский вообще открыт к диалогу: см., например, посвященное Марии Степановой «Воскресение», отвечающее, видимо, на ее балладу «Гостья». К сожалению, в книгу не попали некоторые лучшие стихотворения Тимофеевского. Впрочем, они напечатаны в относительно недавних сборниках.

Насколько я понимаю, полное собрание стихотворных текстов Анны Альчук: здесь представлен путь поэта от, как уже отмечала критика, продолжения «тихих» традиций модернизма («Мы начинали зыбкие почвы, / Пение в зарослях птиц длинноперых, / Рыб колебание в воздухе пестром») к радикальным опытам (цикл «Простейшие», фокусирующийся на графической эстетике буквенного ряда) и стихотворениям, где работа с тканью слов ведется на микроуровне, а фонетика и графика открывают возможности для присоединения новых смысловых слоев. Известны поэты, доводящие этот метод до экстремума (Александр Горнон, прежде всего), но в относительной умеренности Альчук есть безусловный плюс: ее эксперименты не заслоняют изначально рожденного лирического движения. Проще говоря, тихий, всегда немного удивленный, ищущий голос остается с поэтом до самого конца. В книге напечатаны примечания, биографические данные и статьи о поэзии Анны Альчук – в том числе тексты Всеволода Некрасова, Сергея Бирюкова и Кети Чухров; хочется также порекомендовать недавнюю рецензию Кирилла Корчагина на сайте OpenSpace.ru.2