Часть вторая 2.1 Мимо ристалищ, капищ, мимо храмов и баров, Мимо шикарных кладбищ, мимо больших базаров, Мира и горя мимо… Иосиф Бродский Слава всем, кто не дошёл до цели, Шёл вперёд – и канул в никуда, Всем, о ком не вспомнили, не спели, Словно и не знали никогда. Кто виденьем, страстью ли обманной В глушь и бездорожье уведён, Не открыл страны обетованной, Жизнь не досмотрел, как странный сон. Слава вам, стяжатели иллюзий! Вам, искатели небес земных! Вас не зная, вечно рвутся люди В путь, которым вы ведёте их. 2.2 Ах, базар, Кружит пестрятина По рытвинам, По вмятинам Избитой мостовой. Шумно движется, шатается, толкается, сплетается Толкучая толпа. Телогреек пена серая, капусты зелень серная И красные платки, Да степенные, всесильные плывут мундиры синие С морковками петлиц. Над рядами-теремами Валит пар, валит пар. Как в проулках, в них вскипает Серотелая толпа. – Ярки яблочки как солнушки! – Лускатые подсолнушки! Стаканчик на пятак. Оттопырь карман, хорошая, иди себе, задёшево, И плюйся шелухой! Вот бокастые молочницы Ожившими матрёшками, Как гвардия, прямы. – На, хозяюшка, покушай! Ты, хозяюшка, не слушай! Хорошее молочко! Мясники неторопливые, как боги, терпеливые, В крови, как палачи, Вертят красные и сочные куски с жирком и с косточкой, Мусолят карандаш… А здесь вот – тихая толпа, Тихая, как в синагоге. Здесь только медленно сопят И ноги чистят на пороге. – Вы думаете покупать Или вы себе не думаете? А на полке и в витринке И под стёклами исцарапанными — Бюстгальтеры и косынки, Игрушки и колбасы штапеля… – А если вам не нравится, так идите, где лучше! Ах, хвост, хвост, хвост — Как у анаконды. Привезли воблы воз — Всю Москву накормят! Ах, хвост, хвост, хвост — Очередь, очередь. Посылают псу под хвост, К матери, к дочери. Тут того гляди убьют! И, только в хвост втиснувшись, Спрашивают: – Что дают? — И потеют истово. А в углу, раскрыв на толпы Грустных стёкол синий лоск, Современней изотопа Пригорюнился киоск. Он такой нелепый в мире Потных лиц и пёстрых лент — Как аквариум в сортире, Как в пивной интеллигент. И нутро его стеклянное журналами полно. – Вон какие… – Что там? Глянь-ка! Там разборка в овощном! Вора, вора, вора поймали! Морда – топориком, и лопухи торчат. Вытащил у бабушки у старой из валенка Вытащил последние — скопила для внучат! Лица перекошены – потные, красные, Пальцы растопырены: – Лови его, лови! Палку ему под ноги – раз! Вот так хряснулся! Вскакивает — Весь в грязи, а рожа – в крови! Бабы как шарахнутся — словно куры в стороны. Помидоры покатились — «По рублю брала!» – Мать их, помидоры! Соком помидоровым Сапоги уляпали, а жулик – драла! Подскочили, сцапали, с забора стянули. Как заяц под собакой заайкал. – А ну!.. Ух его да ах его! Как сверху саданули, Как снизу наподдали! – Сколько стянул?! Старуха подскочила — юбку за кончики — Да старенькой туфелькой топ его! Топ! – Дай ему, бабка! Сделай упокойничка! – Сделай с него клоуна, бей ему в лоб! – Чтобы его в милиции и мама не узнала… — И кровью, как закатом, застлало всё вокруг… «Зверьё! Остановитесь!» — а им ещё мало! «Не смейте! — и ворвался в копошащийся круг. — Ведь вы же её сами обсчитали перед этим, А вы ей подложили вместо яблок гнильё! Ведь вас же не лупят, потому что не заметили! И потому же самому не лупят её!» – Чиво?! – А ну, поди сюда! — за шиворот стянули. – Защитничек нашёлся? – Сам такой, небось! – А ну… Как снизу наподдали, как сверху саданули — Как будто в воду чёрную, сорвавшись, нырнул. 2.3 …Отчего это – в ручье голова? Отчего это вокруг – не трава? Отчего это – на грязной руке Пятна крови и в огне голова? Ах, как кружится, кружится, кружится Мир… Вспышками… Магния… Ах, как рушится, рушится, рушится Боль На спину И на голову… – Охнуть – не сдохнуть: повой, повой! — Окает голос над головой. Окает чей-то чужой басок. Больно глазам, словно в них – песок. Надо бы вспомнить, зачем он здесь, А в голове громыхает жесть. Надо бы встать и идти, но ступни Словно булыжники в летний зной… – Ладно, кончай ночевать! Очнись! Ну – выкладывай: кто такой? Стены качнулись – и встали в рост. Хлынул в затылок тяжёлый огонь. Синяя форма и пара звёзд На серебре потёртых погон, А под фуражкой – бровей черта, Палочка носа и прорезь рта, Складки устало легли вдоль щёк От водки, бессонницы и забот, От тёмной тревоги ночных трущоб — Да мало ли от чего ещё, Чем жизнь, не спросясь, в оборот берёт. – Вспомнил, что ли? – Я просто шёл… Встретил шабашников… Повезло… А на базар – чтоб поесть… И – с собой… – Ну, и откуда тебя занесло? – С Москвы… – Москва – большая. А там?.. …Правильно, паспорт, похоже, твой. Ну а сюда-то забрёл на черта? Молча задержанный поднял глаза, Пальцами прядь отодвинул с лица. «Чем-то дежурный похож на отца. Может быть, просто про всё рассказать? Вряд ли поймёт. Ему не до чувств. А рассказать почему-то хочу — С отчаянья или вот просто так». И, как больной на приёме врачу, Начал про изо дня в день, Про солнце в огне, Про чёрную тень на белой стене, Про важничающих менторов, И про наивность и стыд, И как за аплодисментами Костяк жестокости скрыт. И как старики уходят, Не в силах осилить жизнь. И как дороги разводят Тех, кто всю жизнь дружил. Как в суетне озабоченной Радость уходит в запой, И на карьеру заточенный Друг твой – такой деловой. Прежней мечте несказанной, В сторону сдвинув наив, Мы отвечаем: «Я занят», Клятвы свои позабыв. Глушат казённые речи Вслух, вранью не переча. Живём – как смотрим картинки, Мешая чужих и своих! И, как вчера на рынке, Лупим себя самих. И шёл я – чтоб всё увидеть Не в книжке, а наяву. Я не хочу ненавидеть — Хочу знать, для чего живу. А после – когда разберёмся, Мы множество мирных лет Тогда, провожая солнце, Будем знать, что заутра – рассвет. А сейчас перекроем пару крыш — В Петухово, в Жарках потом, И пойду я опять Посмотреть на жизнь, Разбираться в житье простом. А иначе – никак: я понять хочу, Я глядел – словно сквозь стекло. – Так, – поднялся хозяин. — Щас чайник включу, Чтобы – немножко тепло… |
