В такси, в котором они вместе с Питером ехали по домам, она поймала себя на мысли, что как ни странно, думала не о своем теледебюте, а о человеке, сидевшем рядом… Нет, этот Питер Фоулер был особенным парнем.

Их дружба началась восемь месяцев назад, когда он позвонил Лили и сообщил, что «Стиль жизни» собирается открывать новую небольшую рубрику об изысканиях Лили, могущих заинтересовать читателя – нечто среднее между архитектором и профессией декоратора – так, или похоже, собирался Питер окрестить эту новую рубрику. Пока для нее готовился материал, Питер, она и один фотограф были неразлучны, а когда все закончилось, Лили смогла узнать о себе две истины.

Первая была относительно простой. Ее лучшая и любимая работа была связана с едой и ее приготовлением, и ничем больше она заниматься не будет. Текст Питера послужил своеобразным резюме: все проекты, все визуальные концепции Лили – плод ее творческого воображения, их воплощение весьма остроумно. Но, что касается ее кухонь и столовых, то они просто откровение, синтез китча Новой Англии и помпезности старой доброй Британии. И этот синтез жизнеспособен, кроме того…

Вторая истина была посложнее.

Лили и Питер продолжали встречаться и после того, как его статья была завершена и опубликована. Лили не могла уяснить себе, как же все-таки она к нему относилась. Питер был весельчак, и с ним было чрезвычайно легко общаться. Она могла даже сказать, что он ей нравился, но чувства, проявляемые им к ней, были совсем иного толка.

Выяснилось все однажды вечером, когда они ужинали в ее небольшом домике, в помещении, представлявшем собой помесь столовой и гостиной, превращенном стараниями Лили почти в воплощение совершенства, хотя бы из-за небольшой площади.

– Лили, скажи мне, а я не занимаю сейчас чужую территорию? – вдруг спросил Питер.

Лили оторвала взгляд от блюд, которые собиралась подавать на стол.

– Не понимаю тебя.

– Может быть, у тебя уже кто-то есть?

– Ты имеешь в виду мужчину?

– Ну знаешь, по нынешним временам это вполне может быть и женщина, – усмехнулся Питер. – Но сути моего вопроса это не меняет.

Она подала ему тарелку.

– Нет, никого у меня нет. И никакой экзотики тоже не имеется. А с чего это ты спросил?

– Из-за тебя. Понимаешь, сейчас уже май. Я тебя знаю с января, но теперь, когда работа над статьей завершена и нас не связывают объективные обстоятельства, ты ясно даешь мне понять, что время мое ограничено. Я вижу тебя раз в неделю иногда и два, если я очень настойчив. Поэтому мне хотелось бы сейчас выяснить, как обстоят дела. Или они вообще никак не обстоят.

– Ты затеял весь этот разговор из-за того, что произошло в прошлый четверг?

Питер мрачно кивнул.

– Думаю, что да.

А что было в прошлый четверг? Была долгая прогулка солнечным ясным днем, потом шикарная квартира Питера в Мэйфэйр… Бутылка вина – результат был легко предсказуем, и если бы она захотела, то помешала бы естественному развитию событий…

Но она не стала мешать. И это дало ей возможность узнать о себе еще кое-что. Выяснилось, что секс, как спорт, для нее неприемлем. Может быть, в этом виде спорта Питер был непревзойденным мастером, профессионалом международного класса, но тогда перед ее глазами стоял Энди. Она слышала только его голос, чувствовала тепло и силу лишь его рук.

Тогда, на ковре перед камином, Питер Фоулер подарил ей нежную ласковую любовь. И кроме чисто физических ощущений Лили ничего, ровным счетом ничего, не пережила. Слишком уж сильно ее заморозили в свое время, чтобы этот лед враз мог растаять, и Питер это не мог не заметить.

Позже уже в доме на Масборо-роуд, когда Питер потребовал объяснений, она задумалась, рассеянно протыкая вилкой пирожки с рыбой у себя на тарелке.

– Мне очень жаль. Все дело не в тебе. Просто я была слишком напряжена.

Протянув через стол руку, он положил свою большую ладонь на руку Лили.

– Эй, Лили, ты слышишь меня? Ты не должна мне ничего объяснять. Это не тест, мы ведь не ставим друг другу оценки. Дело в том, что настоящий секс приходит не скоро. Только мне подумалось, что мы уже пришли к той, следующей за ним стадии, которую я вынужден называть дружбой, хоть меня и тошнит от этого слова. Ведь ты после этого как была холодна, так и осталась… Питер, позвони мне на следующей неделе… – передразнил он. – В чем дело, Лили?

Она молчала, обдумывая ответ.

– Кажется, все дело в том, что мне ни с кем не хочется сходиться, даже с тобой. Я ведь из недоверчивых. Что поделаешь? Я бы не против быть доверчивой, но… мне это не по силам.

Он поднялся и стал шарить среди бутылок, стоявших в шкафчике.

– У тебя нет виски? Знаешь, вино для этого разговора слабовато. Ах вот, есть оказывается. – Он налил себе почти полный стакан, не разбавляя, и вернулся к столу.

– Послушай, мне уже доводилось кое-что слышать о тебе и Энди Мендоза. Отбою не было от сплетников и советчиков, которые умирали от желания рассказать мне об этом.

Лили уже раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но Питер остановил ее.

– Нет, нет, дай мне досказать. Если нам с тобой следовать классическому сценарию, то я сейчас должен буду участливо осведомиться у тебя о том, что произошло, как все было, а ты, глотая слезы, дрожащим голосом стала бы выкладывать мне всю подноготную, всю эту ужасную историю… Нет, Лили, так не пойдет… Понимаешь, не пойдет. У всех нас есть какие-то старые раны, которые время от времени побаливают. Жизнь есть жизнь. Взрослым людям больше к лицу собрать себя по кусочкам и шагать дальше.

– О'кей, – сказала она, помолчав.

– Что это значит?

– Это значит, что мне понятно, что ты имеешь в виду.

– Но ведь это ничего не меняет. Ты ведь хочешь лишь такого, кто бы только и мог, что время от времени посмеяться вместе с тобой над каким-нибудь анекдотом и пообедать, а на ночь убираться к себе.

Он допил виски и снова поднялся.

– Извини, Лили. Для этих побегушек я староват. Я достиг в жизни того момента, когда у меня есть время лишь на восприятие качественной стороны отношений. Всякие подделки под настоящие чувства меня не интересуют.

И с того самого разговора майским вечером до сегодняшнего звонка ни свет, ни заря Питер больше не объявлялся. Говоря с ним сейчас, Лили тщательно подбирала слова.

– Питер, то, что ты протащил меня на эту передачу очень любезно с твоей стороны. Благодарю тебя.

Он хмыкнул, впрочем довольно невесело.

– Вот такой я, старичок Питер. – Он взял ее руку – Давай будем друзьями, Лили. Я не злюсь, когда меня отшивают.

Она пожала его руку.

– Друзьями, так друзьями, – ответила она.

На следующий день в пять часов Лили, с утра пребывая в волнующем ожидании, включила телевизор. Через несколько секунд зазвучала уже знакомая ей тема музыкальной заставки. Сегодня она узнала мелодию. Это была импровизация одного старинного английского мадригала. Потом на экране стали появляться удачно с художественной точки зрения выполненные стилизованные «говорящие головы», еще через мгновение она увидела Йэна, Питера и, разумеется, себя. Впервые в жизни ей приходилось видеть себя со стороны. Ей казалось, что эта женщина не она, а кто-то еще. Она никак не могла отделаться от этого чувства отстраненности. И эта телевизионная Лили приятно удивила Лили-зрительницу живостью своих суждений, умом и богатой и в то же время уместной жестикуляцией.

Через сорок минут, когда Йэн Чемберс помахал зрителям на прощанье, ее телефон зазвонил.

– Мисс Крамер, это Шэрон Райт из «Бесед с Чемберсом». Едва мы успели закончить передачу, как в студии стали раздаваться звонки. Люди звонят и спрашивают, как можно на вас выйти, чтобы предложить Вам заняться их кухнями.

Лили невольно улыбнулась. Все было именно так, как и предсказывал Питер, именно этот довод и сыграл свою роль, когда он уговаривал ее преодолеть свой страх перед камерой. В данный момент ей была необходима реклама, потому что несколько месяцев назад Рут объявила, что выходит замуж за какого-то художника-оформителя, и посему работать дальше планирует с ним, а не с Лили. Впрочем, нет худа без добра: может быть Оуэнс и Крамер неплохо было бы расстаться.