Лондон, Нью-Йорк, Филдинг, 1975–1976 гг.

– Вот так, мисс Крамер, отлично. Благодарю вас. – Работник студии, вооруженный каким-то измерительным прибором, скорее всего экспонометром, завершив свои таинственные манипуляции, удалился.

Лили бросила на Питера Фоулера – единственное знакомое лицо среди всех – полный отчаянья взгляд. Но Питер ее не видел. Он был поглощен беседой с каким-то мужчиной средних лет с загримированным лицом. Это еще усилило ощущение нереальности происходящего.

К затянутому ковровым покрытием помосту, где восседала Лили, подошла какая-то женщина. Этот уголок студии должен был изображать гостиную. Лили окружали бесчисленные кабели, разъемы, провода, повсюду с серьезным видом людей, знавших, что делать, сновали работники студии. Вот только Лили никак не могла взять в толк, что потребуют от нее.

– Вы пока передохните, мисс Крамер, – с улыбкой успокоила ее женщина. – Меня зовут Шэрон Райт, я продюсер этой программы. Обещаю вам, что это будет очень важная информативная передача. И вы отлично со всем справитесь. – Она повернулась и довольно громко объявила:

– Все по местам, пожалуйста. Через три минуты мы в эфире!

– Бог ты мой! Что она здесь делает? Зачем ей было сюда приходить? Как это она поддалась на уговоры Питера? Во рту Лили пересохло, ладони вспотели. Питер вместе с одним человеком, Йэном Чемберсом подошли и уселись рядом. Йэн Чемберс был ведущим этой передачи. Где-то вдали за морем света вспыхнул красный огонек. Зазвучала резкая электронная музыка. Человек с камерой направил объектив на Чемберса и стал приближаться.

– Добрый день, – приветствовал зрителей Чемберс. – Сегодня у нас в гостях Питер Фоулер, британский издатель одного из самых известных в Америке журналов по искусству под названием «Стиль жизни» и Лили Крамер – дизайнер по кухням. Так что не удивляйтесь, если сегодня у нас пойдет речь о новой современной кухне.

Его манера держать себя перед камерой была воплощением раскованности: этакий рубаха-парень, свой в доску, сосед, забежавший поболтать. Лили сидела, готовая лопнуть от напряжения, ногти ее впились в ладони и, казалось, вот-вот проткнут их насквозь.

– Предполагалось, что гостем передачи будет один известный шеф-повар одного из известных ресторанов. Точнее было бы сказать шефиня. Но у этой почтенной английской дамы вдруг случился приступ аппендицита. И Чемберс тут же позвонил мне и спросил, не буду ли я против сделать с ним передачу. Я решил подключить к этому делу тебя, – объяснял ей Питер по телефону.

И теперь Лили сидела под пышущими жаром юпитерами, слушая разглагольствования Питера и Йэна Чемберса о кухне, как показателе принадлежности к определенному социальному статусу, барометре изобилия.

– Никакого уюта сегодня не осталось, – произнес Чемберс. – Вот этого мне и не хватает. Моя жена позаботилась о его отсутствии. Сейчас нашу кухню очень легко спутать с лабораторией: кругом нержавеющая сталь и черное стекло.

– Ничего не поделаешь – стиль «хай-тек». Все эти нафантазированные дорогие безделушки. Но кухня нашими современными леди используется, в основном, для того, чтобы подогреть уже сваренное или изжаренное, а потом замороженное.

Лили на секунду забыла, где находилась: она наклонилась вперед.

– Послушайте, что за вздор? – оба мужчины повернулись к ней. – Прекрасная кухня способна заставить вашу душу петь. Это нервный центр дома, потому как больше уже почти никто не держит слуг. Она должна быть и красивой и одновременно удобной, и чтобы работать там было не в тягость. А вся эта замороженная дребедень вышла из моды вместе с мини-юбками. Теперь женщина еще более занята, чем когда-либо. И даже, если у нас появляется время для варки-жарки, то мы стараемся использовать его, чтобы приготовить нечто особенное, вложить в это блюдо частицу нашей души, умение, сноровку. Вот это по-настоящему честная позиция.

– Честная по отношению к чему? – задал вопрос Чемберс. – Мне казалось, что самое честное – приготовить незамысловатое блюдо, но с любовью.

Питер стал междометиями выражать свое согласие, а Лили снова стала негодовать.

– Ребята, вы все никак не избавитесь от мечтаний о женах, которые остаются дома и пекут хлеб. А женщина сегодня – врач, адвокат, биржевой маклер. Может быть, она все еще печет хлеб, но лишь тогда, когда ей самой это доставляет удовольствие, а не для удовлетворения ваших прихотей.

Лишь объектив камеры, наведенной на нее, мягким жужжанием двигателя наводки на фокус снова вернул Лили с небес на грешную землю. Она вспомнила, что сейчас на нее смотрят тысячи людей. Она онемела. Ее колени снова задрожали, и она возблагодарила Господа за то, что сидела, а не стояла. Питер ободряюще улыбнулся ей.

– Это походит на заявление в поддержку феминисток, – отметил Йэн Чемберс. – Ваши заказчики – это, в основном, женщины, Лили?

– Нет, не только. А то, что вы называете «заявлением в поддержку феминисток» не имеет ничего общего с тем, что мы здесь обсуждаем…

Она снова входила в ритм этого диспута, вселявшего в нее убежденность в своей правоте.

– Это просто дело справедливости, – продолжала Лили. – Ведь едят все. Мужчины едят наравне с женщинами, почему бы им в таком случае не поучиться готовить. При чем тут пол? И не пожелать бы себе хорошей удобной, красивой уютной кухни, где это делается?

Питер наклонился и посмотрел на нее из-за ведущего этого телешоу, грозившего вылиться в телеперепалку.

– Но в журнале «Стиль жизни» мы читаем, что самые выдающиеся кухни находятся в домах тех людей, которые никогда и ничего для себя не готовят и не собираются. Они – сливки общества, самые богатые люди. В конце концов, разве весь вопрос не в деньгах? В обладании ими и их растранжиривании?

– Нет. Вы придерживаетесь такого мнения лишь потому, что ваш журнал снабжает читателя историйками из жизни очень узкого круга сверхизбранных, – продолжала Лили.

– Второе, это то, что теперь дизайнеры решают, фотография какого именно дома должна быть помещена в вашем журнале. И большинство из этих дизайнеров не станет иметь дело с клиентом, который желает лишь совета, консультации за небольшую плату. Они готовы либо затянуть весь ваш дом в импортные шелка, уставить его антикварной мебелью, либо не размениваться на мелочи.

Сейчас она уже снова забыла о камерах. Она спорила с Йэном и Питером, ожесточенно доказывая что-то, приводя какие-то доводы, задавая вопросы. Ее темно-каштановые с красноватым отливом волосы мотались из стороны в сторону, мелькали ее руки, она чувствовала себя сейчас как рыба в воде. Так продолжалось до тех пор, пока ее не прервали на полуслове.

– Благодарю вас, Лили Крамер – дизайнер по кухням и вас – Питер Фоулер – издатель журнала «Стиль жизни» для Британии. Боюсь, что время нашей передачи подошло к концу. На следующей неделе моими гостями, дорогие зрители, будут…

Чемберс продолжал говорить в красный глазок камеры еще с полминуты. Затем пышущие жаром лампы стали медленно гаснуть и Шэрон Райт выбралась из своей застекленной будки где-то далеко впереди.

– Потрясающе, Йэн. Все в порядке – пойдет. Спасибо вам обоим. – Женщина повернулась к Лили: – Мы вам очень благодарны за то, что вы пришли к нам и высказали свое мнение. Это очень важно. Вы были великолепны, Лили. Не забудьте посмотреть передачу. Завтра вечером в пять часов.

– Завтра в пять? – Глаза Лили широко раскрылись.

Вот это да!

– Но перед тем, как начать, вы же сказали, что мы выходим в эфир…

Остальные, стоявшие здесь, хихикнули.

– О, это древний обычай, сейчас мы все пишем, – пояснила Шэрон Райт. – Это снижает риск.

– То есть, если я что-то сморозила, то никто, кроме вас, об этом не будет знать?

– Ни одна живая душа, – вмешался Йэн Чемберс. – Простите, но мне следовало бы вам все объяснить заранее. Но вы ничего не сморозили. Жаль только, что вы не имели возможности вправить мозги моей жене, прежде чем она ухлопала целое состояние на эту нашу новую кухню, будь она трижды неладна.