Он усмехнулся.
– Пытаюсь. Да, пока я не забыл, вот ваши журналы. – Он достал из кейса три экземпляра бульварного испанского еженедельника. – Надеюсь, что это именно то, о чем вы просили.
Она любовно погладила глянцевые обложки пальцами.
– О да, это как раз то. Может быть, я покажусь вам ограниченной женщиной. Но поймите, иногда мне здесь очень недостает этой светской шумихи. Причем, на испанском языке. После всех этих лет… – она улыбнулась чуточку виновато.
Питер еще раз поймал себя на мысли, что затруднялся определить, сколько ей лет. Может быть пятьдесят, может, годом или двумя больше. Эта женщина была какая-то нематериальная. Лойолу Перес невозможно было отнести к какой-то определенной возрастной категории.
– Я вас прекрасно понимаю. Я попытаюсь достать их еще и попробую раздобыть для вас зарубежную подписку.
Когда он уходил, Лой пригласила его пообедать вместе как-нибудь.
– Как-нибудь, но поскорее, – добавила она и протянула ему на прощание руку.
Он взял ее в свою и не торопился отпускать.
– Знаете, у меня есть вполне конкретное предложение. Я должен буду через пару дней отправиться за границу по делам, но может быть…
Лой высвободила руку и одарила его очередной своей лучезарной улыбкой.
– Позвоните мне, когда вернетесь. И мы что-нибудь организуем.
Прозвучало это вполне искренне. Это не было одной из тех пресловутых фраз, которые говорят из вежливости, типа: «Давайте как-нибудь вместе отправимся на ленч». Его приглашали. Его хотели видеть снова.
Когда Питер шел по 10-ой улице, то чувствовал себя восхищенным, каким не чувствовал себя уже очень и очень давно. Неужели она действительно произнесла это, а ему не послышалось? В таком случае ого-го и еще раз ого-го.
2
Нью-Йорк и Флорида, 1980 год.
Идея того, чем занимался сейчас Питер Фоулер, родилась еще в Лондоне. В те дни он пребывал в должности издателя одного из американских журналов по вопросам дизайна, ориентированного на английского читателя. И когда перемены в руководстве стоили ему места, он отказался от чисто издательской деятельности, хотя работа в журналах была единственным занятием, в котором он знал толк. Собственно, именно это и породило новый проект.
Сбор и систематизация зарубежных публикаций ничем новым не являлись, и Питер прочесывал Европу, вытаскивая на свет Божий разные журналы и журнальчики, часто очень небольшие по тиражу, весьма специальные и, как правило, малоизвестные. Единственное, что их объединяло – это их сосредоточенность на вопросах искусства и предназначенность для весьма узкого круга пользователей.
Составив список этих изданий, Питер шаг за шагом создал достаточно широкую сеть их распространения, основанную как на частных подписчиках, так и на интересе к ним со стороны многочисленных компаний и организаций в разных странах света. Это нельзя было назвать уж очень крупным бизнесом, и он был с самого начала обречен на то, чтобы таковым и оставаться – лишь сам Питер и его секретарша справлялись со всем. А в конце мая лямку тянуть пришлось ей одной, так как Питер должен был отправиться в долгую, расписанную по дням и часам поездку по Европе.
Возвратившись в Нью-Йорк, он первым делом решил созвониться с Лойолой. Невозможно передать, с каким нетерпением ждал он этого момента.
– Это Питер Фоулер. Как вы?
– Благодарю вас, все в порядке. Очень рада снова слышать вас. Как вам наша запоздалая весна?
За стенами его офиса Манхеттен купался в лучах весеннего солнышка.
– Мне приходится наслаждаться ею со стороны. Через окно. Моя контора смены времен года не знает Камера с искусственным климатом, да и только.
– Стыд и позор.
– Согласен с вами. Я вам звоню, потому что неделю назад я был в Мадриде и прихватил с собой оттуда кое-что для вас.
– Питер, вы сокровище! Вы очень внимательный мужчина.
Голос ее звучал весело и искренне. Шарм Лойолы Перес был прежним.
– Я мог бы переслать их вам с курьером, но, полагаю, нам лучше вместе пообедать.
– Разумеется, мы могли бы пообедать вместе, но у меня есть идея получше. Вы не смогли бы приехать на ужин в пятницу?
– С большим удовольствием приехал бы.
– Вот и чудесно. Скажем, в девять или даже в десять. Было бы неплохо, если бы вы захватили с собой и вашу очаровательную мисс Крамер. Я большая ее поклонница и хотела бы встретиться с ней еще раз.
Когда оба положили трубки, он сразу же перезвонил Лили.
– Тебя приглашает на ужин Лойола Перес. В пятницу вечером. Ты придешь?
– А что мне там делать? Ты просидишь и проглазеешь на нее весь вечер.
– Возможно, – согласился он. – Но тебе все же следовало бы пойти. И знаешь почему? Потому что она – это нечто особенное. Так же, как и ты.
– Ладно, считай, что ты выкрутился, – не стала спорить Лили. – Хорошо. Постараюсь вырваться. Когда это будет?
– В восемь тридцать. Заеду за тобой в восемь.
Вечер удался, но его атмосфера все же отдавала холодком. Лили была одета в изумрудного цвета бархатный жакет в стиле одежды для верховой езды, наброшенный на холодного синего цвета блузу. Ее шея была украшена множеством золотых цепочек и цепей, а в ушах – маленькие опаловые клипсы. Питер утверждал, что вид у нее потрясающий.
– А как серьги? – озабоченно спросила она.
Он нежно убрал назад ее волосы и присмотрелся к серьгам.
– По-моему, они очень милые. – А что тебя заботит?
– Это первые в моей жизни серьги. Я проколола уши всего пару недель назад…
Он хмыкнул.
– Лили, ты являешь собой типичный случай задержки развития. Пошли, а то опоздаем.
Он намеренно не стал ничего рассказывать Лили, и поэтому вид дома привел ее в шок. Когда дворецкий в белом смокинге открыл им, она чуть было не упала в обморок и как помешанная шла вместе с Питером через освещенный свечами вестибюль, стены которого были увешаны картинами во внушительных багетовых рамах.
Их ввели в гостиную, куда сразу же вышла и Лой. На ней была красная длинная юбка из шелка и белая блестящая блуза. Ее черные роскошные волосы были заколоты изукрашенным камнями гребнем. Лили мгновенно устыдилась своей одежды, вдруг показавшейся ей неказистой и убогой. Но теплота, с которой Лойола Перес приветствовала их, быстро растопила лед отчуждения. И дело было не в том, что сказано, а в том, как это было сказано.
– Мне очень приятно, что вы сумели придти ко мне, мисс Крамер. – Она поздоровалась с Лили за руку. – Разрешите мне представить вас остальным.
– Пожалуйста, зовите меня Лили.
– С большим удовольствием.
Кроме Лили и Питера, присутствовало еще девять других гостей. Две супружеские четы лет сорока или чуть старше сорока. Похоже, что они имели какое-то отношение к аукционам и торговле антиквариатом. Молодая репортерша из «Тайме» в сопровождении мужчины, чей род занятий остался неясным, и пожилой венесуэлец, поэт, державшийся здесь в роли хозяина.
Когда они направились в столовую, Лили обнаружила, что находится по левую руку от поэта Он носил посеребренную годами эспаньолку. Глаза его весело поблескивали. Одет он был в ржавого цвета пиджак, к которому был повязан галстук-удавка.
– Вы работаете на телевидении? – поинтересовался он.
– Да. У меня там еженедельная программа на одном из кабельных каналов.
Он наклонился к ней и глаза его замигали чаще.
– А что это за еженедельная программа?
– Рассказываю о ресторанах, кухнях и еде.
Казалось, это невероятно позабавило Сантьяго.
Он от души рассмеялся.
– Но это же изумительно! Такое возможно только в Америке.
– А чем вы здесь занимаетесь?
– Читаю стихи по-испански в плохо освещенных залах, куда ходит очень немногочисленная публика.
После ужина в гостиной был подан кофе и коньяк. Непринужденные беседы и негромкий смех смягчали чопорность окружающей обстановки. Лили маленькими глотками отпивала кофе из тончайших фарфоровых чашечек, украдкой рассматривая хозяйку дома. Вероятно, Лойола Перес и не смогла бы так выглядеть при безжалостном свете дня, но сейчас от нее было невозможно взор оторвать.