Марк лезет в учебник. Поднимает глаза, смотрит на Саню: списывать можно?

Что ты хочешь списать, свои мысли?

Ну про эту девочку.

А сам ты про нее что думаешь?

Мне ее жалко.

Почему?

Ну она бедная, это видно.

А еще?

Она похожа на ангела.

Точно. А шарик?

Мама купила ей шарик, и он улетел. Мне грустно от этой картины.

Мне тоже.

Саня бежит и задыхается, бежит и не может остановиться. Перед ней невозможные, нескончаемые сельские горизонты. На небе солнце и луна одновременно. Бездонные болезненно-голубые глаза звезд.

В выходные Саня познает природу, как Рильке познал ангела.

Вечером встреча кураторской группы, курагруппы, как ее называет Катя.

В курагруппе двенадцать человек. Учителя из Многоярославца. Вместе мы справимся, говорит Катя. На курагруппе нужно говорить, что наболело, и получать поддержку.

Собираются в квартире у Жанны. Жанна педорг. Всю осень она болела ковидом, поэтому ее положение в школе и программе сейчас неустойчивое, жалуется она. Жанна снимает квартиру в старом, полуразрушенном доме. Саня в этом районе впервые. Она идет два с половиной километра по навигатору. Из подворотни вылетает группа подростков, все нараспашку, без шапок. Саня узнает среди них Вилкину. Вилкина роняет сигарету, здоровается и долго потом оборачивается.

Когда Саня находит нужный дом, все уже собрались. Юра готовит на кухне картошку. Гоша побежал за вином. Оля курит в форточку. Фоном работает радио. Все чувствуют себя неловко. Вялый смол-ток о погоде и всяком. Никто не называет вещи своими именами. Через полчаса начинаем, говорит Катя.

Двенадцать учителей садятся в круг на ковер в комнате, закрывают глаза. Давайте споем, говорит Юра, это поможет нам сонастроиться. Юра запевает про черные обои и белую посуду, все подхватывают. «Во поле береза стояла» поют уже разноголосицей, Юра дирижирует.

Прибегает Гоша с вином. Катя спрашивает про настроение. Настроение нужно обозначить в виде погоды. Осень, ноябрь. Осень, дожди. Осень, тучи. Ветер. Тревоги. Февраль. Лиза говорит, что перекрасила коридор и учительскую. Было зеленое, а стало сиреневым, розовым и голубым. Лиза художница, ее предмет изо. На Лизу написали жалобу. Теперь как решат, так и будет — останется Лиза в школе или покинет ее за разноцветность. А может, просто заставят покрасить как было, предполагает Лиза.

Я провела в пятницу игру в седьмом «Г», говорит Саня, нужно было разделиться на две команды. Они разделились банально, на девочек и мальчиков. Мальчики назвали свою команду «бомжи-ютуберы», а девочки — «пацанки».

О, я знаю, откуда это, говорит Кира. Как-то позвонила в это телешоу и сказала, что хочу участвовать. Я несла пургу, у меня была депрессия. Полная хрень, но они меня взяли, велели записать ролик с рассказом о себе. Я сижу такая в халате на кухне, на голове полотенце тюрбаном после ванны, попиваю вино и вещаю, что мне надоела вся моя жизнь, эта нищета, тряпки, я хочу стать настоящей леди.

Боже, говорит Лиза, я тоже так хочу, давайте позвоним все вместе.

Давайте потанцуем, говорит Юра.

Гоша пьет вино залпом, стакан за стаканом. Юра танцует ирландский танец ногами. Доски пола трещат, диван прыгает. Жанна раздает всем снежинки из синей бумаги, она сама сделала.

Гоша ставит пустой стакан и говорит: у меня проблема, ребята, я пью каждый день.

Все перестают смеяться, замолкают. Становится неловко.

Пью каждые выходные стабильно, продолжает Гоша, вот так, не могу справиться.

А я вообще забила на уроки, говорит Николь, не успеваю их подготовить, математичка заболела, и меня поставили заменять алгебру, а я историк. Я прихожу, и мы просто разговариваем, я им рассказываю всякое, они мне рассказывают всякое.

А мы сейчас проходим индустриализацию, вклинивается Арсений, тема скучная, убогая, но я им внушаю, что Маркс — крутой чувак, он кое-что понял про вещи. А они? А они не знают даже, кто такой Ленин.

А ты?

А я говорю: а на площади у вас кто стоит, идите смотрите.

Катя хлопает в ладоши и снова просит обозначить настроение. Появляются горы, ледяные вершины, ледовитый океан, лыжи. Стало хуже или лучше, не может понять Катя.

Сварилась картошка, все успокоились и едят. Жанна заваривает синий чай.

Это что за чай?

Это тайский.

Надо же. А картошка?

Картошка турецкая.

А русское что-нибудь есть?

Есть русские сказки.

Ха-ха.

А мы ничего не производим, только импортируем, говорит Оля.

Вы заметили, в «Пятерочке» скупили весь сахар. Я сахар не ем, это же яд, но вчера не удержалась, спросила старушку, зачем ей столько, у нее целая тележка, пачек десять. А она сказала, что в свободной стране живет, что хочет, то и покупает, имеет право.

Давайте напишем права учителя, предлагает Юра. Пусть каждый выскажется.

Учитель имеет право:

— приходить в школу в плохом настроении;

— уволиться, когда захочет;

— чего-то не знать;

— не проводить перемены в классе;

— не брать нагрузку больше 18 часов;

— не открывать родительский чат после рабочего дня.

Саня возвращается домой: два с половиной километра в темноте без навигатора. На знакомой дороге сворачивает к гаражам, оглядывается, лезет в сугроб. Стена с граффити: робот на месте, шар почти улетел. Саня пририсовывает роботу бабл: «Вот такое нынче время, человечность — это бремя». Надпись карандашом почти не видно, но Саня будет знать, что она есть. Надо проговаривать, что внутри, думает Саня.

Саня идет в класс. Еще в коридоре она слышит, как они дерут глотки.

Саня выдыхает и резко открывает дверь. По классу летит швабра, за шваброй — Горленко, за Горленко — грязная тряпка. Саня закрывает дверь.

И заново: Саня открывает дверь, петли скрыпят, как снег у Гоголя. Саня просовывает голову, потом тело, продвигается боком, шаг за шагом по минному полю.

Ту-ту, кричит паровоз из мальчиков, Ян за Царапкина, Царапкин за Алешина, бабка за дедку, дедка за репку, Дэн налетает на шкаф, а на шкафу бутылка с водой. Бутылка падает, когда Саня уже совсем рядом. Вода медленно катится по полу, разливается лужа. Лужа лежит под партой, как Саня после семи уроков. Сане сразу хочется лечь. Ноги слабеют, мысли хотят варить макароны.

Мальчики садятся на ряд у окна. Смотрят на Саню. Как она отреагирует. Даже отомстить нормально не можете, говорит Саня. На среднем ряду рисует Анжей, спит Смирнова, Алешин делает селфи. Ряд у стены пустой, там девочки, но девочек нет.

Где все?

Курят за школой.

Саня выглядывает в окно, курилку не видно.

Ладно, начнем, говорит Саня.

Саня загружает картинку с часами, сползающими с поверхностей, как желе, спрашивает: что вам снится?

Мальчики отрываются от телефонов.

Мне снилось, что я получил пять по литре, это вещий сон?

Будем надеяться.

Что я улетел отсюда нахрен, из этой деревни.

Куда?

Куда угодно, лучше подальше.

А тебе?

Мне ничего, пожимает плечами Дэн.

Ты просто не помнишь.

Может, не помню, обычно это такой бред, зачем помнить.

Верно, в снах часто отсутствует логика, привычная нам, но есть логика сна. В этой логике работали поэты, художники, психоаналитики. И еще один чертовщинный писатель.

В класс залетают девочки, толпятся у двери, одна толкает другую, и все хохочут.

Почему опоздали?

Были в столовой.

Они врут, они курили!

Сам ты врешь, вот, посмотрите, — Осипова показывает недоеденный коржик.

Все прыскают, Саня кивает, садитесь, мол, все хорошо. Девочки садятся на ряд у стены, сами с собой, а не как должны, с мальчиками, не как показывала Зинаида Денисовна.

Че за фигня, спрашивает Вилкина про картинку.

Это сон.

О, мне тоже снились часы, это к чему?

Это может быть что угодно.

Нет, а вы как думаете, скажите.

Я думаю, что мы прочтем один текст и вы все поймете.