Но что делать сейчас, думает Саня, она не может представить, как пишет сопроводительное письмо на hh: меня заинтересовала ваша вакансия, вакансия мне подходит, мне понравилось ваше предложение, я в восторге от ваших условий.

Что я здесь делаю, думает Саня. Дрейфую, ничего не делаю.

Все из-за жары. Саня еще раз принимает душ, надевает майку и шорты, сворачивает коврик и ложится на гладкую плитку.

Лето кипит, варит заживо. На улицах нет никого, жар пустоты.

Невозможно двигаться, только ждать вечера.

К вечеру все выходят во двор. Дети до ночи пинают мяч о забор. Взрослые жарят шашлыки на обочине. Открыта дверца машины, громко играет попса.

Мы спускаемся и садимся на лавочку, смотрим закат.

Закаты здесь яркие, деревенские, мы любим смотреть, как в небе появляются тонкие красные разрезы, как они расплываются вширь, как умирает солнце.

Во всей Европе плюс сорок, говорит женщина из компании шашлычников, этой планете осталось недолго.

Радует, что не одни мы страдаем, отвечает мужчина.

Все смеются.

Саня зевает: такой вечер, невыносимые дни, сонное лето.

Каждое утро Саня открывает hh и листает вакансии. Скучные офисные предложения.

На самом деле она не хочет уходить из школы, но и продолжать тоже невозможно. Она не знает, что делать, не может решить.

Надо что-то менять, говорит она, но ничего не меняется.

Саня лежит на полу и ждет вечера, ждет прохлады, дождя. Рядом лежит раскрытая книга, спутница дня. Не застеленная с утра постель, простыни пахнут нашими телами, потом, теплом, ночным кремом.

Кураторка Катя пишет: в Обнинске открывается новая школа, не хочешь попробовать? Хочу, отвечает Саня.

Она едет утром, от станции берет такси: отдаленный район, новый жилой комплекс и школа. Саня идет по гравийной дорожке, звонит в ворота.

Пахнет ремонтом, всюду строительные материалы, на полу разлита краска.

Директорка Арина Николаевна — молодая и позитивная, ее широкая улыбка не сходит с лица. Она размахивает руками, у нее тысяча идей. А как здорово будет их реализовывать! — восклицает она.

Она задает вопросы, предлагает решать сложные кейсы, Саня тушуется, в какой-то момент ей хочется отойти в сторону, не быть захваченной восторженными эмоциями, их слишком много, думает Саня, это пугает.

Саня возвращается домой и падает на кровать.

Что со мной не так? — спрашивает она меня.

Она уверена, что провалила собеседование, но через неделю Арина Николаевна добавляет Саню в чат школы. Потом приходит письмо с оффером: тридцать два часа в неделю и классное руководство.

Ну уж нет, смеется Саня. Пишет Арине Николаевне, что не готова взять такую нагрузку.

И хорошо, говорю я, не надо будет снова переезжать.

Мы ходим к реке посидеть на траве. Река называется Лужа. Лужа неглубокая, песчаное дно, водоросли, течение. Взрослые и дети стоят по колено в воде, брызгаются, кричат. Воздух наполнен разноцветными каплями воды, смехом.

Саня смотрит по сторонам, ест вишни. Косточки падают на землю, как капли дождя.

У Олеши есть метафора: когда ешь вишни, кажется, что идет дождь.

Саня ест вишни, чтобы вызвать грозу.

К реке подъезжают мальчики. Они бросают велосипеды и бегут купаться. Среди них Беляков. Он здоровается и улыбается.

Как твои дела? — спрашивает Саня.

Нормально, гуляю вот.

Саня кивает.

Отец перевел меня в интернат, говорит Беляков, так что со следующего года буду учиться в Медыни.

Ох, говорит Саня, мне жаль.

Да не, все нормально, год отучусь и пойду работать.

Он говорит об этом ровно, без сожаления, кажется, Беляков умеет принимать события лучше, чем Саня.

Саня смотрит на реку: Беляков разбегается и ныряет. Воды по колено, но ему достаточно, он выныривает и смеется.

Я видел вот таку-у-ую водорослю, кричит он, и вот такусенькую рыбку, запутавшуюся в ней.

Ада Викторовна говорила, что в интернат попадают те, кого выгоняют из школ, кто стоит на учете в полиции, ну такие, морщилась она, которым ничего не светит.

Саня таращится на Белякова, на людей, плескающихся в речке, чувствует это влипание в водоросли, удары о мелкое дно.

Мы сидим на траве у реки, едим вишни, щелкаем косточки в траву. Неожиданно на руки падают большие капли, сначала одна, потом еще и еще.

Саня поднимает голову: неужели дождь? Небо раскалывается черно-синей полосой, и через несколько секунд громыхает. Капли сыплются уже не по одной, а целой стаей, толпой.

Неужели дождь, повторяет Саня.

Идет долгожданный дождь.

Саня вынимает из рюкзака учебники и кладет в него футболку, шорты, зарядку.

Максимум на три дня, говорит она мне.

До конца не останешься? — спрашиваю я.

Скорее всего, мне будет неловко среди незнакомых людей и я захочу сбежать.

Разве вы не знакомы?

Знакомы по «Зуму», но это другое.

Все образовательные сессии проходят онлайн. Это год пандемии. Год приличного верха и неприличного низа, включенных камер и выключенных микрофонов, размытых фонов и черных квадратов. Летнее обучение — первая очная встреча. На нее едут учителя из нескольких регионов.

У автостанции стоит заказной автобус. Огромный красавец-инопланетянин среди родных уродливых пазиков.

Саня садится к окну. Автобус постепенно наполняется голосами, зачитывают список группы, ждут опаздывающих. В общий чат летят сообщения из Многоярославца, Твери, Малой Вишеры. Участники из Сибири и северных регионов собираются в Москве, у метро «Аннино» колонна автобусов.

Святичи — это такое место, говорит Юра, что-то в нем есть, каждый оставляет там часть себя, чтобы другой нашел. Кто-то находит схожие кейсы, кто-то — друзей, кто-то — наставников, кто-то открывает блочно-модульное планирование, кто-то — спасительное распиздяйство, оказывается, так тоже можно работать.

После каждой сессии участники программы заполняют лист обратной связи. Нет рефлексии — нет урока, говорят организаторы. Вы можете сократить подачу нового материала, опрос, задания, но рефлексию сокращать нельзя.

Рефлексия — как женщина, думает Саня. Урсула Ле Гуин в работе «Исчезающие бабушки» спрашивает, почему в культурном каноне так мало женщин. И сама отвечает: их сокращают мужчины.

Рефлексию сокращать нельзя, Саня запомнила.

Автобус выезжает из города и летит по асфальтовой дуге. Небо спокойное, как лицо Нинель Иосифовны, когда она входит в класс. Свет в воздухе такой прозрачный, что Сане кажется, будто это вода.

Саня выпивает стакан теплой воды — так начинается утро, с ритуалов.

Саня любит утра. Утром мир пахнет мелом. В нем много пространства. Полно тишины. Открытий. А к вечеру все закрывается: цветы, магазины, люди, — и мир опять становится громким и гетеросексуальным.

Проведи это лето так свободно, как сможешь, говорю я Сане в мае.

В июне Вера Павловна определила Саню в младшую группу школьного лагеря. Нужно было сидеть в кабинете истории с восьми до трех, помогать Татьяне Васильевне и Ирине Александровне, учителям началки, присматривать за детьми. Сопровождать первоклашек на обед, на прогулку, рисовать, читать, спрашивать.

Татьяна Васильевна говорит с детьми как с насекомыми. Кто у нас будет читать про жучка-а-а-а? Валя будет читать про жучка-а-а. Что Валя скажет нам про жучка? Жучок большо-о-ой. Какой Валя у-у-умница, какой большо-ой, как жучок.

Ирина Александровна исполняет роль плохого полицейского. Так, рявкает она, сейчас все закрыли свои ротики и молча рисуем. Кто откроет рот, будет иметь дело со мной, говорит она басом и смеется. Смотрит на Саню, подмигивает.

Саня спускается в учительскую. Там сидит Евгения Евгеньевна.

Давайте сбежим, предлагает Саня.

Надо обойти видеокамеры, включается Евгения Евгеньевна. У Веры Павловны на столе три монитора, она все видит.

Ох, пугается Саня, я ничего не замечала.

Вот так, нужно отрепетировать маршрут побега.