Про ребятишек Коляша наверняка врал, и вообще, он не был настолько испуган, как хотелось ему изобразить.

— Про могилу ты правильно вспомнил, если что скрыл, так я тебя в деревянный макинтош одену. Если тебе есть ещё что мне сказать…

Швейцар сделал вид, что готов рассказать всё, что угодно, но подробности личной жизни директора гостиницы и то, как они там делят деньги, Сергея пока что не интересовали. Решив, что путного он больше ничего не добьётся, Травин выяснил, где найти коридорного, и швейцара отпустил. В прямом смысле — отодвинул локоть от шеи, и Коляша рухнул на землю, а потом вскочил и бросился бежать, причём не в ту сторону, куда он направлялся, выйдя из гостиницы, а совсем в другую, к реке. Наверняка к своим, рассказать про Травина, и это молодого человека вполне устраивало. Можно гоняться за каждым подозреваемым, потратить на это недели, а то и месяц, а можно подождать немного, и они заявятся сами. Бандиты будут думать, что легко справятся с одним неудобным человеком, ведь их будет много. С тремя он разделался, пришлют пятерых или даже полдюжины, можно будет устроить перекрёстный допрос тех, кто останется в живых. Численного перевеса противника Травин не боялся, уголовники пёрли напролом и тонкими тактическими ходами не отличались.

Смерть шулера и насильника показалась Сергею подозрительной. Навряд ли кто-то решил разобраться с Фёдором только из-за того, что Травин ему причиндалы отшиб и тросточку отобрал, значит, так совпало, что оказался длинноволосый в чём-то ещё замешан, и его порешили вместе с подельниками. Выстраивалась нехитрая цепочка, связывавшая Фёдора, автомобиль, Генриха Липке и Малиновскую. Кассир на станции Минводы, правда, утверждал, что артистку видел, но Травин помнил — от свидетелей, если спрашивать их вежливо, толку мало. Из источников информации, которые заслуживали доверия, лучшим пока что был следователь — Можейко наверняка знал много чего и про Фёдора, и про его делишки, и про то, кому он дорожку перешёл.

Швейцар не подвёл. Бежал он, правда, недолго, перешёл на быстрый шаг, тяжело дыша, а потом и вовсе взял извозчика, их около Цветника всегда стояло не менее полудюжины, и многих Николай знал по именам, а то и много чего ещё другого.

— В Горячую, — распорядился он, усаживаясь позади.

Кучер стегнул лошадь, и она неторопливо затрусила к трамвайному мосту. Вылезая у нужного дома, Коляша бросил извозчику полтину

— Жди, — приказал он.

Кучер отвернулся, чтобы скрыть досаду, но спорить не стал — постояльцы Бристоля приносили хороший доход, а поссорься со швейцаром, и будешь с рынка за двугривенный баб с провизией возить.

Дом Пеструхиных находился в дальней части станицы, на берегу речушки Юца, двухэтажное основное здание с флигелем и пристройками для скота было с трёх сторон обнесено частоколом, доходящим до самой реки. В двухэтажной постройке жили брат Пеструхина с семьёй и сам Панкрат, флигель занимал жилец. В его окнах горел свет, а хозяева уже ложились спать. Швейцар заколотил в дверь кулаком, через минуту наружу выглянула лысая голова.

— Панкрат где?

— Нет его, — лысый швейцара узнал, но внутрь пускать не стал.

— Найди, дело срочное.

— Кто там? — раздался из глубины дома женский голос.

— Да это Николай Ипатич из Бристоля, Паню ищут. Нет его, говорю же, как вчерась уехал, так и всё. Что случилось-то?

— Да ты его сыщи, и скажи, здоровяк, который Фёдора окоротил, спрашивал много. Артистку ищет. Так и передай, слово в слово. А не передашь, дело твоё, я что смог сделал.

— Коли увижу, — лысый захлопнул перед носом швейцара дверь.

Убедившись, что незваный гость уехал, он взял керосиновую лампу, спустился в подвал. Из-за близости реки его по весне подтапливало, но осенью грунтовые воды стояли низко, и помещение становилось сухим, но всё равно, запах тины чувствовался. Панкрат сидел за сколоченными из строганного дерева козлами, перед ним на газете лежали сало, хлеб и помидоры.

— Коляша тебя шукал, — сказал лысый.

— Чего хотел?

— Говорит, здоровяк, о котором ты брехал, артистку ищет и спрошает много.

— Брешет собака твоя, — Панкрат отложил нож, упёрся ладонями в колени, — значитца, не угомонится никак, гнида. Ну а я-то тут при чём?

— Мне откуда знать, как сказал, передаю.

— Кумекаю, скурвился Коляша, выдал меня с потрохами, может и адресок назвал, раз сам прискакал. Ты, ежели тебя пытать обо мне начнут, говори, мол, не видел и не слышал, а я в рассвет уйду. Передам весточку только, пусть Мотя сбегает, отнесёт писульку, что я ему наговорю, и чтоб сразу обратно. А как здоровяк этот здесь появится, на порог не пускай.

Глава 19.

Травин искать Панкрата не собирался, по крайней мере на ночь глядя. Он купил продуктов, раздобыл на первом этаже чайник кипятка, вернулся в номер и отлично поужинал. Лиза поначалу отнекивалась, говорила, что наелась у Горянских, но потом перебралась за столик и умяла полфунта ветчины с булкой и маслом.

— Тётя Маша заходила, — сказал Сергей, очищая десятое по счёту варёное яйцо от скорлупы, — говорит, хочет тебя забрать.

— Они хорошие, и тётя Маша, и дядя Толя, но я никуда не собираюсь, — Лиза налила второй стакан молока, насыпала туда сахар, — если только ненадолго пожить, в гости. Представляешь, у нас завтра урок истории, так мы пойдём в поход по революционным местам. А в одном месте я уже побывала, в комнате дяди Толи и тёти Маши товарищ Киров жил. Может даже на той же кровати спала. Это я в путеводителе прочитала. А тётя Лена куда подевалась?

— Завтра утром зайдёт.

— Ты ей напомни про фотографии.

Лена Кольцова про фотографии забыла напрочь. Уговорившись с Травиным встретиться следующим утром, она отправилась в водолечебницу. Для свободных отдыхающих сеанс стоил двадцать копеек, Кольцова сначала окунулась в серные горячие воды, а потом, через час, после двух бокалов вина, в радоновые. Минеральная вода обволакивала тело, и должна была, по уверениям врачей, успокоить не только разум, но и душу, существование которой марксисты отрицали. Однако из галереи Кольцова вышла в всё в тех же сомнениях.

В Москве Пузицкий намекнул, что собирается окончательно вернуться к своей жене Ларисе, и хочет разорвать их с Леной отношения, но ещё перед отъездом до Кольцовой доходили слухи, что он увлёкся другой женщиной, тоже из балетных. Пузицкий был из интеллигентной семьи, окончил Московский университет, занимал видную должность в ОГПУ и очень не нравился Янине Иосифовне, то есть подходил Лене идеально. Одно время она даже подумывала развестись с Кольцовым и выйти за него замуж, но, похоже, этого уже не случится.

Кроме Пузицкого и привычного мужа Пашки Кольцова, у Лены был ещё один мужчина, бывший красный командир, теперь работающий в Совнаркоме, он был её старше на десять лет, неженат, и встречались они уже полгода. Замуж за него Лена не собиралась, её вполне устраивали эпизодические отгношения. И вот теперь она встретила Травина, и чувства, утихшие несколько лет назад, готовы были разгореться вновь. Похоже, сам Травин так не считал и относился к теперешним отношениям как к обычной интрижке, Лену это задевало, а она привыкла добиваться своего, чего бы ей это не стоило. Мурочку, странную женщину телеграфиста-белогвардейца, Кольцова тут же посчитала соперницей и наверняка какой-нибудь шпионкой. То, что она тому же Сергею объясняла женской интуицией, на самом деле объяснялось причинами личного характера. Иначе говоря, мещанской ревностью.

Ещё одним препятствием для их с Травиным безоблачного счастья оказалась девочка Лиза. Кольцова видела её всего раз, но и этого хватило — Лиза, судя по всему, была та ещё оторва, она вертела как хотела какими-то двумя мальчиками-близнецами, те разве что не дрались за её внимание, а пигалице всего ничего, лет девять. Но Лена решила, что как-нибудь с этой проблемой справится, в крайнем случае, Пашка Кольцов будет сидеть не с одним ребёнком, а с двумя. План получился железобетонный. Оставалось только Сергея к нему привлечь, об этом Лена думала до полуночи, ворочаясь в кровати, и только тогда кое-как заснула.