Травин взял путеводитель, который ему продала дама с веером, на плане обвёл место возле горы Змейка, там, судя по газетам, строился бештаунитовый карьер. Он пожалел, что не взял с собой на отдых мотоцикл, такая мысль была, но при взгляде на карту РСФСР пропала. В любом случае, на ночь глядя поиски начинать он не собирался, если с женщинами что-то случилось, то один день ничего не решит. А если нет, глядишь, доберутся до Москвы и телеграфируют.

В подвале смена дня и ночи никак не наблюдалась. Снаружи доносился размеренный шум, похожий на чавканье калош по грязи, иногда в него добавлялся другой, более резкий и отчётливый, вот только на что он был похож, Варя сказать не могла. Она сидела, прислонясь к стене, и отчаянно пыталась не думать о плохом. А ещё она злилась на Зою, которая постоянно плакала.

Им дали еду и огарок свечи, в одну железную миску набросали куски мяса и овощей, большую часть посуды занимала подлива, в другой миске была вода, чистая и холодная, аж зубы стыли. Еду принесла женщина лет сорока, в чёрном платке и такого же цвета платье, Варя пыталась с ней заговорить, но незнакомка молча поставила миски возле двери, подожгла свечку высотой с палец, и тут же поднялась обратно. Внизу двери оказался проём высотой сантиметров пятнадцать, голова бы в него не пролезла, а вот миски — впритык. Зоя от еды отказалась, но воду выпила почти всю, Малиновская не успела отнять у неё миску и теперь жалела, жажду после наваристого мясного рагу она почувствовала не сразу, зато сильную.

Огарка свечи хватило на несколько минут, за это время Варя ещё раз осмотрела камеру, обошла её по периметру, но ничего стоящего внимания не увидела. Потолок перекрывали мощные, хорошо подогнанные доски, лежащие на квадратных балках, каменные стены были сложены из одинаковых блоков, почти без щелей, а земляной пол утоптан до твёрдого состояния. Она попробовала копнуть его миской, но ничего не вышло. Зоя смотрела на всё это и плакала, а потом уснула. Или, возможно, потеряла сознание.

Женщина в платке вернулась, как показалось Варе, часа через два, в сопровождении низкого мужчины, того, что спускался вниз в первый раз. Мужчина держал в руках обрез, женщина знаками показала, что надо поднести к двери ведро и миски, когда Варя это сделала, она открыла камеру, забрала их, переставила внутрь два ведра, одно пустое, а другое — с водой.

— Это, значит, чтобы вы не завшивели раньше времени, — грубо рассмеялся мужчина. — Пользуйтесь аккуратственно, часто менять не будем. А ну пошла вон.

Незнакомка быстро полезла наверх, там она на секунду остановилась, обернулась к Варе и провела большим пальцем по горлу, а потом скрылась. Мужчина закрыл клетку.

— Эта что, спит, болезная? — он кивнул на Зою. — Не померла?

— А вот если бы померла, тогда что? — с вызовом спросила Варя.

— Этого тебе, девонька, лучше не знать.

Мужчина на этот раз смеяться не стал, отцепил от крюка фонарь и запер за собой крышку люка.

Глава 18.

К тому моменту, как в дверь постучали, Сергей успел расчертить большой лист бумаги кружочками и стрелками, этому несколько лет назад его научила Кольцова, ей так лучше думалось. Травин мог держать подробности в голове, но подумал, что лишними записи не будут.

В центре он написал «Свирский», отвёл от режиссёра линию вниз, и подписал «Лукич». Счетовода он зачеркнул одной косой линией, рядом вывел «Беляев», и того зачеркнул двумя. Мёртв. Подумав, он Лукича и Беляева соединил пунктирной линией, Парасюк пропадал несколько раз, но одновременно с кем-то ещё только два. Второй раз — Малиновская и Зоя, они появились с другой стороны от счетовода, их тоже перечеркнула косая линия и знак вопроса. Надписи «Карьер», «Генрих», «Фёдор» и «Гостиница» он разместил вверху, от Генриха пошли две линии — к карьеру и счетоводу, от Фёдора — к гостинице и Малиновской, гостиница соединила практически всех. Наверняка начинать надо было с неё, точнее с тех, кто мог быть замешан — коридорный с крысиным лицом, швейцар, наверняка кто-то ещё, о ком пока что Травин не знал.

Он постучал по Свирскому, и над линией, которая соединяла того со счетоводом, написал «деньги». Помреж Гриша сказал, что режиссёр и Лукич собирались что-то делить, наверняка не всё, что выделялось на картину, шло именно на неё, кое-что и в карманах оседало. То есть Лукич этот вполне мог вытолкнуть Свирского из окна, а тот в отместку счетовода утопить. Или гипсом забить до смерти. Только зачем это делать режиссёру, Сергей объяснить не мог, да и счетовод был человеком хлипким, скорее уж нанял кого-нибудь, да вот того же Беляева.

Молодой человек досадливо поморщился, Лукича надо было сразу писать в середину. Подумав, Фёдора и Генриха он тоже соединил — у первого был на Малиновскую зуб, второй, если что-то произошло, в этом участвовал. Ещё у Генриха был помощник, пацан, его Сергей загнал в угол, обозначив мини-Генрихом, парнишка и на вокзале отметился, во время съёмок, и у гостиницы во время отъезда. Неспроста.

— Иду, — крикнул Травин.

Лиза должна была подойти с минуты на минуту, но девочка бы стучаться не стала. Он распахнул створку, на пороге стояла соседка, Маша Горянская.

— Я хотела с вами поговорить, Сергей, — женщина решительно шагнула в комнату.

— С Толей что-то случилось?

— Нет, с ним всё в порядке, — она села на стул, сложив руки на коленях и строго глядя на Травина, — спасибо, что вытащили мужа на охоту. Правда, он мне все уши прожужжал, как вам было хорошо и как он здорово отдохнул, в отличие от предыдущих дней, и нога у него снова разнылась, но я как-нибудь переживу. Речь пойдёт о Лизе.

— С ней что? — Сергей был уверен, случись что серьёзное, ему бы сказали сразу.

— Я с ней поговорила.

— Вы не поверите, я с ней тоже разговариваю. Правда, раньше с этим были проблемы, но сейчас всё наладилось?

— Проблемы? — Маша не поняла.

— Когда я её подобрал, она вообще ничего не говорила. Думали, немая.

— Вот. Когда вы сказали, что подобрали девочку, я думала, обычную беспризорницу. А оказывается, на её глазах её дядю и тётю убили, а потом она одна в этом доме жила, считай, на месте преступления.

— Ну я вам так скажу, родственники те были одно название, они её кем-то вроде прислуги держали, не думаю, что этот случай её жизнь ухудшил, скорее наоборот.

— Да, она мне рассказала. Ей ведь всего восемь? А выглядит на десять почти, и очень умная, не чета моим оболтусам, те хоть и старше, а рядом с ней словно малыши.

— Мария Алексеевна, — Сергей улыбнулся, — вы вокруг да около не ходите.

— Хорошо, — гостья выдохнула, — в общем, девочке нужна мать. Постойте, я скажу. Вы, выходит по всему, живёте опасной жизнью, с бандитами воюете, я думала, простой почтовый служащий, а оказывается, и в милиции служили, и стрелять приходилось после этого. Она, кстати, уверена, что это вы убийц её дяди и тёти казнили, а не милиционеры. Говорит с гордостью, как будто это само собой разумеется. А ещё отыскали тех, кто убил вашу сотрудницу, и Лиза уверена, что и их вы наказали со всей строгостью. Я не буду вас осуждать, наше советское правосудие иногда слишком мягкотело, когда дело касается воров и убийц, но такая жизнь не для неё. Мало того, что у вас на неё нет достаточно времени, представьте, что будет, если с вами что-то случится.

Травин рассмеялся.

— Знаете, — сказал он, — я уж было подумал, вы мне невесту пришли сватать. Могу вас успокоить, профессия моя исключительно мирная, а мою биографию и личное дело вы вполне можете изучить в своём учреждении.

— В каком? — в глазах Маши промелькнуло что-то знакомое, такой взгляд иногда бывал у Черницкой.

— Послушайте, Лиза — девочка не из болтливых, и если она это всё вам выложила, значит, не только у вашего мужа привычка всё про всех знать. Сами мне сказали, помните? Так вы что, Лизу думаете себе забрать?