Водитель не умолкал ни на минуту. Он хотел как можно больше узнать про новоприбывших и щедро осыпал Остапа вопросами. Как зовут, откуда прилетели, сколько лет… Уставший и голодный, как зверь, собеседник отвечал неохотно.
— Слушай, Ржавый, у тебя есть чего-нибудь пожрать?
Тот вытащил из-за пазухи краюху серого хлеба:
— Держи. Это я в столовке спер.
Сожрав хлеб, Остап попросил воды. Ржавый пошарил под сиденьем и протянул ему фляжку. Щедрый глоток вызвал блаженную отрыжку.
— Хлеб сами печете?
— Сами. У нас хорошая пекарня.
— Значит, и пшеница тут растет?
— Растет, чего ей не расти. Земли на Карфагене плодородные, климат хороший. Урожай по два-три раза в год собираем. Бывало, воткнешь палку в землю, глядишь, а она уже плодоносит! А как у вас на Земле с урожаями?
— По-разному.
— Ясно. Я ведь тут и родился, на Карфагене. О Земле знаю только по рассказам жителей коммуны. Ну и в кино видел…
— В кино?
— Ну да. У нас есть видеосалон.
— Что, прямо с видаком и телеком?
— Прямо с видаком и телеком. Каждую субботу в шесть вечера у нас фильм показывают. Только новинок мало, все уже смотрено-пересмотрено, а с кассетами напряг.
— И какой жанр ты предпочитаешь?
— Боевики. «Кобра» — вот отличный фильм! Сталлоне там просто суперски играет, — Ржавый, подражая детективу Кобретти, произнес гнусавым голосом: — «Ты — болезнь, а я — лекарство».
— А «Рэмбо» видел?
— Конечно!
— Какую часть?
— А их что, много?
— Четыре… А, нет, пять!
— Я видел ту, где Рэмбо приезжает в городок Хоуп и местный шериф открывает на него охоту.
— Это первая и лучшая часть. Остальные можно не смотреть, муть полная.
— Сам-то любишь кино?
— Люблю. Я вообще-то режиссер по профессии.
— Да ну, заливаешь!
— Мамой клянусь.
— И какие же ты фильмы снял?
— «Хроники УГРО-6», например.
— Не слышал. А еще?
— «Легавый в отставке», «Легавый выходит на тропу войны», «Три мента», «Майор Вампилов».
— Боевики?
— Криминальные сериалы.
— И что это такое?
— Это как фильм, но сразу серий двадцать, а то и тридцать.
— Зашибись! Я бы тоже хотел сниматься в кино. Как думаешь, у меня бы получилось?
— Конечно, — не стал расстраивать парнишку Остап. — А если бы ты сказал, как отсюда выбраться, то я бы похлопотал, чтобы тебя взяли на главную роль.
— Нет отсюда выхода, — потухшим голосом сказал Ржавый.
— Жалко.
— А кого-нибудь из звезд живьем видел?
— Один раз Слая видел, когда он в Москву приезжал на какую-то премьеру.
— А Слай — это кто?
— Прозвище Сильвестра Сталлоне.
— Ух ты! И как он?
— Здоровый, сука!
— А еще кого видел?
— Шварценеггера.
— Зашибись! А как думаешь, кто кого заборет: Шварценеггер или Сталлоне?
Остап ухмыльнулся. Этот вопрос был едва ли не самым популярным в дни его юности.
Тогда кругом царили нищета, безработица, грязь. Единственной отдушиной были видеосалоны, где крутили американские фильмы. Уже в то время Луцык любил ужастики вроде «Кошмара на улице Вязов» и «Пятницы, 13-го», а Остап, как и его теперешний сосед по кабине, предпочитал боевики. Он просто обжал «Смертельное оружие» с Мэлом Гибсоном и усатым негром, имя которого выветрилось из памяти. Отличное кино. В меру экшена, в меру юмора. Не то политкорректное дерьмо, что сейчас снимают. Еще был отличный «Крепкий орешек» с Брюсом Уиллисом. Помятый жизнью офицер полиции Джон Макклейн против шайки немецких террористов внутри небоскреба «Накатоми Плаза», адреналин, пальба, злодейский злодей Ганс Грубер и в конце, как водится, победа добра над злом. Остап признавал только первые три части «Орешка», дальше пошла какая-то пурга. Особенно та серия, где Макклейн приезжал в Москву, «Крепкий орешек. Хороший день, чтобы умереть» называлась. Реальное днище!
Этот фильм он смотрел уже в кинотеатре. Большой экран, суперзвук, мягкие удобные кресла, но все равно ощущения были не те. В районном видеосалоне, где видак то и дело жевал пленку, а зрители пялились в небольшой экран телевизора, все выглядело покруче! Однако пятый «Орешек» запомнился ему надолго. Он смотрел этот фильм с Джей.
В тот период Остап ходил бобылем, а его подруга юности только что рассталась с очередным парнем, носившим странное имя Ярополк. И однажды они решили по-дружески сходить в кино. А дальше, как водится, поцелуи в темном кинозале, пивко, то-се… Встречались они ровно месяц. Трахались под «Enigma», ходили в киношку, на концерты. Ни о каких обязательствах или серьезных отношениях речи и не шло. Потом Остап улетел на съемки в Болгарию, Джей вернулась к своему Ярополку, и все тихо-мирно закончилось. И никто не знал об их романе, кроме Кабана, которому режиссер как-то проболтался по синей дыне. Но тот клятвенно пообещал держать язык за зубами.
Так вот, на первом свидании Остап и Джей тоже обсуждали, кто же победит в драке: Слай или Шварц. Она топила за Сталлоне, Он — за Арнольда. В итоге победила дружба: решили, что их обоих победит Чак Норрис.
В общем, ответ на вопрос Ржавого выплыл из глубин памяти сразу же. Но он не принял компромиссный вариант и настаивал на выборе из двух предложенных кандидатов.
— Тогда Сталлоне.
— Почему? — искренне удивился Ржавый.
— Ты «Рокки» видел?
— Раз двадцать!
— Вот и думай. Слай отлично боксирует, а Шварценеггер — тупо гора мускул, он только и умеет, что из пулемета по врагам шмалять.
— Логично. Но насчет Норриса я все же не согласен.
— Это еще почему?
— Не выглядит он крутым.
— Вот еще! Чак Норрис настолько крут, что убил Гуфа!
— Кого?
— Проехали, — Остап вытянул шею и радостно добавил. — Вернее, приехали. Вон контейнер.
Грузовик с грохотом остановился. Но стоило всем покинуть машину, откуда ни возьмись нарисовались трое крепких молодчиков. Молодые, бритые наголо, вооруженные карабинами «времен очаковских и покоренья Крыма». На них были черные, наподобие арестантских, робы. Они остановились метрах в десяти и о чем-то перешептывались. Неподалеку стоял их транспорт — телега, запряженная ослом.
— Опа-а, коммуняки! А вы случайно не заблудились? — проговорил один из бритоголовых, жилистый детина с рассеченной бровью.
— А тебя что, здороваться не учили? — спросил Ржавый.
— Здорово.
— И тебе привет, Фунт. Мы за контейнером приехали. Он принадлежит коммуне.
— Неужели? И где на нем написано, что он ваш?
— Слушай, давай не будем ссориться.
— А кто здесь ссорится?
— Ты. Вечно в драку лезешь. Недаром Лаптев тебя из Маяковки выгнал.
— Ваш Лаптев — мозгодуй тупорылый, но ты-то мужик умный, должен понимать, что мы первыми контейнер нашли, а значит, он наш.
— Без обид, Фунт, у меня приказ, и я его выполню в любом случае.
— Беспределом попахивает.
— Я все сказал.
Фунт обратился к своим подельникам.
— Нет, вы слышали?
— Кажется, кто-то слегка обозрел, — прогундосил один из молодчиков.
Остап смотрел на Ржавого и удивлялся. Еще недавно этот рыжий парнишка казался ему чушком, мальчиком на побегушках, но теперь это был совсем другой человек. Волевой и решительный. В его глазах пылал злой огонь, мышцы напряглись. Он был готов в любой момент пустить в ход оружие. Наверное, сказывалось воспитание в суровых условиях Карфагена, где каждый должен уметь постоять за себя и близких. А вот Остап конкретно забздел.
— Ржавый, давай по-хорошему, — предложил Фунт.
Его собеседник прищурился:
— А то что?
Вместо ответа бахнул выстрел, и Скелет рухнул наземь с простреленной башкой. Курок спустил стрелок, залегший на крыше контейнера. Следом чечеткой заговорили остальные три карабина, их жертвой стал Карим. Две пули попали ему в грудь, одна угодила в лоб.
Коммунары и Остап, не сговариваясь, бросились к грузовику и укрылись за кузовом.
— С-с-с крыши с-с-стреляли, с-с-суки, — констатировал Мона.