Книжные полки все в пыли, уборку очень давно не проводили, значит, мужчина жил один.

Пепельница полна окурков, наверное, хозяин был излишне курящим, но ленивым или пожилым, раз нечасто выбрасывал мусор.

Саблин прошёл в кухню, осматриваясь, но не подметил ничего интересного и вернулся в комнату:

– Ну, что скажешь, Глеб?

– Покойному за пятьдесят, – Бойко стоял рядом с телом и записывал что-то в блокнот. – Зовут Николаев Николай Фёдорович. Причину смерти назвать пока сложно. Нужно вскрытие.

– Когда это случилось?

– Предварительно, говорят, смерть наступила сегодня.

– Что с татуировкой?

– Она на теле, сантиметров десять. – Глеб откинул брезентовую ткань и указал на грудь покойного, где Саблин увидел знакомую татуировку: две большие буквы – АА.

От возникшего напряжения следователь почувствовал сухость во рту.

– Я, когда увидел, сразу вспомнил про дело полгода назад, – сказал Бойко. – У того покойного антиквара тоже на руке были две буквы – АА.

Саблин кивнул.

– Тебе так и не удалось выяснить, что они значат?

Следователь покачал головой:

– Нет.

– Может быть, это общество Анонимных Алкоголиков? – Бойко улыбнулся.

Капитан хмуро на него посмотрел.

– М-да, прости, – Бойко кашлянул, поправляя очки.

Саблин заметил: младший следователь всегда поправлял их, когда нервничал или чувствовал себя неуютно.

– Смерть насильственная? – спросил капитан.

– Не могу сказать, нужно вскрытие.

– А почему решили, что это убийство?

– Соседка по лестничной клетке возвращалась домой и увидела открытую дверь.

– И?

– И вот, посмотри. – Глеб наклонился над телом и слегка повернул голову покойного.

Вокруг рта было много запёкшейся крови.

Саблин наклонился ближе, почувствовав горький запах изо рта покойного.

Цианид?

Свою догадку следователь решил пока не озвучивать. Надо дождаться экспертизы.

– И что?

– Ему отрезали язык.

– Тьфу ты! – Саблин поморщился. – То есть он умер, а потом кто-то отрезал ему язык?

– Да, но в обратной последовательности. Криминалисты говорят, сначала язык, а затем несчастный скончался. Судя по запёкшейся крови, он был ещё жив, когда язык удаляли.

– Понятно. – Саблин провёл рукой по волосам, ощущая колючий ёршик ладонью. В этот раз его очень коротко постригли. – Кто-то уже связался с родственниками?

– Нет ещё.

– Глеб, нужно сделать срочно. – Следователь опять начал ходить по комнате, приглядываясь ко всему. – Надо опознать тело и посмотреть, не пропало ли что-то из квартиры.

У окна стоял стол, заваленный книгами и журналами.

Саблин вытащил из кармана одноразовые перчатки, надел их и подошёл к столу.

– Хорошо, – кивнул Глеб, – всё сделаем.

– Возможно, это ограбление, так как нет компьютера, или бытовая ссора, хотя… чтобы ссора привела к отрезанию языка… хм, это надо постараться. – Следователь наклонился, что-то внимательно рассматривая на столе.

– Но удаление языка не приводит к смерти, – заметил Бойко.

– Вот именно. Может быть, у него случился сердечный приступ после того, как язык отрезали. Мужчина немолодой всё-таки, но…

Глеб Бойко внимательно смотрел на капитана, ожидая продолжения фразы.

– Но что-то подсказывает мне, это убийство. Преднамеренное убийство. – Саблин выпрямился и обернулся.

– Господи! – от неожиданности Бойко перекрестился.

Саблин держал в руке окровавленный отрезанный язык.

Будильник неприятно затрещал у уха.

Филипп неохотно открыл глаза.

Сев на кровати, молодой человек позволил себе несколько секунд не вставать.

Часы показывали восемь утра.

Обычно он работал дома, занимаясь книгой. Однако периодически в издательстве назначались встречи, на которых ему необходимо присутствовать.

Сегодня был именно такой день.

Писатель побрёл в ванную.

Он включил горячий душ и посмотрел в зеркало.

В нём отразился невыспавшийся молодой мужчина с тёмными взъерошенными волосами. Серые глаза, так неохотно открывшиеся, осматривали небритый подбородок и скулы.

– Кажется, кому-то нужен отдых, – прокомментировал вслух Филипп.

Он встал под душ и почувствовал, как появляются силы.

Из ванной молодой человек вышел в бодром настроении, но бриться так и не стал.

Завтрак, состоящий из одного крепкого кофе, он совместил с одеванием.

Затем, положив в карман куртки свёрток с печатью, вышел на улицу.

– Доброе утро, Филипп, – окликнул его звонкий голос.

У подъезда стояла соседка, милая пожилая женщина, с маленькой собачкой на поводке.

– О, доброе утро, Мария Степановна!

– На работу? – проявила интерес соседка.

– Да.

– Хотела тебе сказать, если ты ещё не смотрел почтовый ящик, то там тебе письмо.

– Что? – писатель притормозил и внимательно взглянул на соседку.

– Вчера днём я видела, как мужчина положил тебе в почтовый ящик послание.

– Мужчина? – переспросил Филипп. – Какой?

– Такой пожилой интеллигентный человек. Я его впустила в подъезд, он сказал, к тебе. Уточнил, какой у тебя номер квартиры, и положил в ящик письмо.

– И всё?

– Всё, а что ещё?

– Он больше ничего не сказал?

– Нет, ничего, – покачала головой Мария Степановна. – Но был очень любезен, спросил, не надо ли мне помочь, ведь я шла с сумками, поинтересовался, на какой этаж мне и в какой квартире я живу, пожелал приятного дня. Очень интеллигентный мужчина, очень. Твой знакомый, да?

– Да, – Филипп слегка запнулся с ответом, – мой коллега.

Было совершенно очевидно, соседка видела, кто положил записку в почтовый ящик. Того самого таинственного Колю.

– Ну ясно, ясно, – закивала соседка. – Все сейчас в электронной почте и интернете, а вы письма пишете, – засмеялась она.

– Да, вот такие мы старомодные, – Филипп улыбнулся, направляясь к машине. – Спасибо вам, Мария Степановна, побегу.

– Не за что!

Соседка зашла в подъезд, и дверь за ней закрылась.

Припаркованная машина стояла рядом.

До издательства писатель домчался за пятнадцать минут.

Он поднялся по лестнице на второй этаж, где в большом открытом пространстве сидели сотрудники.

Худощавый и сутулый корректор Андрей Грецкий окликнул его.

– Привет! – Филипп подошёл к рабочему месту Грецкого. – Как дела? Всё нормально?

– Да-да, вот сижу, работаю с самого утра, – пожаловался корректор.

– Понятно, – писатель присел на край стола Грецкого.

Через открытые окна в помещение осторожно задувал свежий ветерок, с улицы доносились звуки проезжающих автомобилей.

Город находился в приятном летнем томлении.

– Ты к Симе? – спросил Андрей.

– Да, договорились на сегодня.

– Я видел его, он у себя.

– Тогда пойду, – Филипп подмигнул Грецкому.

Писатель вышел в коридор и, пройдя по нему до конца, постучал в дверь кабинета Серафима Марковича, главного редактора, которого коллеги между собой ласково называли Симой.

– Да! – послышался громкий голос.

Филипп приоткрыл дверь:

– Можно?

– Да-да!

Главный редактор сидел за столом, глядя в монитор компьютера. Он махнул рукой, приглашая молодого человека зайти.

Серафим Маркович Дятловский был мужчиной средних лет, полного телосложения, с лысеющей головой и маленькими, но внимательными глазами.

– Итак, – спустя несколько минут сказал Серафим Маркович, переводя взгляд на Филиппа.

– Мы договаривались о встрече сегодня.

Дятловский поёрзал в кресле:

– Да-да, я помню. Смирнов, я прочитал те главы, которые ты прислал.

Филипп замер и внимательно посмотрел на издателя.

– Да, наконец-то прочитал. М-да… – Дятловский причмокнул и подвигал бровями. – Ты знаешь моё отношение к тебе, Смирнов. А уж тем более к твоему дяде.

– При чём тут он? – Филипп с укором посмотрел на главного редактора.