– Она просто боится.

– Она просто алчная дура и вряд ли понимает, что делает. Злобная мерзкая сколопендра. Мир без неё не поблекнет. Найди выход.

– Я сделаю. Не волнуйся.

– Хорошо. Идём, а то они начнут что-то подозревать.

И Лалла ласково и заботливо погладила герцогиню по руке. Если бы была возможность, Рудена положила бы ей голову на плечо, но вокруг было слишком много народу. Она всего лишь кивнула давней подруге и служанке и, взяв себя в руки, выпрямилась, с достоинством заскользила по дворцовым коридорам, опираясь на руку одной из своих придворных дам. Прошлое вставало у неё перед глазами, но этого никто не мог видеть. Может быть, Лалла, её давняя наперсница, догадалась бы, потому что знала наверняка, но и она сейчас была поглощена собственными воспоминаниями, а заодно пыталась решить новую задачу. И тут уже обеим было не до боли. Когда сознание в напряжении, когда внутренний взгляд ищет выхода из лабиринта, первым сдаёт воображение, потом скорбь, а следом и страх. Любой страх, даже за себя, за свою жизнь. На него не остаётся сил.

В своих покоях Рудена едва дождалась, когда её разденут, и легла лицом вниз на постель. И дело было совсем не в Сурийне. По большому счёту очередная опасная любовница его величества была лишь временным затруднением. Этой не хватит ума стать серьёзной политической силой, так что много нагадить она не сумеет. Обдумав это ещё по пути, герцогиня отбросила сиюминутные мысли. Всё ведь уже решено. Но что-то продолжало давить, даже более того – раздавливать. Она и сама не понимала, что именно. Мысли об отце? Нет. Предчувствие скорого провала? Может быть. Но что же, если и так? Всё бросить, от всего отказаться? Она не отступится.

Поэтому, когда пришёл Немрад и попросил его принять, она встала, оделась, быстро привела себя в порядок и вышла в малую гостиную. Придворные дамы, обеспокоенные этим внезапным вызовом госпожи к его величеству – вызовом, который не закончился ничем, даже сколько-нибудь долгим разговором – шептались в уголке. Но прислушиваться они не будут. И им не покажется странной эта беседа её светлости с государственным секретарём. Он, конечно, выполняет получение государя. Зачем ещё он может здесь быть?

– Вы подчинитесь?

– Разумеется, я подчинюсь приказу моего мужа и государя.

– Ла-адно… Конечно, понимаю. Но у вас, уверен, ещё есть интересные бумаги. Отдадите?

– Нет. Если бы и было что-нибудь, отдала бы тогда, когда решила сама.

Немрад сузил глаза, словно прицелился.

– Значит, есть?

– Когда сама приму решение. А приму его в том случае, если вы тоже рискнёте встать на мою сторону в споре с его величеством.

– Я вас прикрою, ваша светлость. Ваша помощь мне нужна. Но отстоять вас в том случае, если государь примет решение вас наказать, я не смогу.

– Уж надеюсь. Вы же не планируете становиться императором, – высокомерно усмехнулась женщина. Но её собеседник нисколько не обиделся, даже не напрягся. Он смотрел одобряюще. – Я отдала вам главу Университета. Но имейте в виду: то, что попало мне в руки – лишь вершина айсберга. В это трудно поверить, но господа чародеи твёрдо настроились вершить политику. Если вы не одёрнете их самым жестоким образом, очень скоро они попытаются взять в руки судьбу трона.

– Допустим, это может быть так. Только до угрозы трону магам ещё долго идти.

– Не так долго, как можно подумать. Аппетит приходит во время еды.

Государственный секретарь посмотрел на неё с сомнением, в котором уже читалось согласие. И герцогиня поняла, что пробуждать в вельможных слугах императора уверенность, что любые сколько-нибудь могущественные силы могут хотеть только одного – отобрать реальную власть у государя, а следом и саму жизнь – правильные. Только так он и может сейчас думать.

В общем, он прав. В подавляющем большинстве случаев так оно и есть.

– Что вы предлагаете?

– Показывать магам их место уже поздно, это надо было делать на два-три поколения раньше. Значит, надо ослабить Университет. Другого пути я не вижу.

– Ваши мысли на этот счёт?

– Нужно, чтоб их заняли внутрицеховые проблемы. Только не уверена, что знаю, как этого добиться. О магии у меня самые поверхностные представления.

– То есть, конкретных предложений нет.

– Об этом стоило бы спросить у моего кузена. Он знаком с вопросом изнутри.

– Он расскажет то, что нужно? Даст дельный совет?

– Если его чем-нибудь поманить. Он, увы, тоже не бескорыстен.

– Это и хорошо. Бескорыстные всегда подозрительны. Но я предпочёл бы говорить с вами. И не об интригах в Университете. Государству это не нужно. Нам нужно, чтоб маги как следует работали, а если они увлекутся дележом власти, работа пойдёт прахом. Что предложите?

– Вы ведь уже поняли, что со мной работать не получится? Поняли? Отлично. Теперь пообещайте моему кузену место Высокого магистра, и он перевернёт мир.

– А это не будет шило, сменённое на мыло?

– Нет. Ума не хватит. На случай самой крайней необходимости могу предложить вам интересную запись нашего разговора. Её будет достаточно, чтоб казнить моего кузена за оскорбление его величества. Он редко думает, что говорит.

– Что-то мне не особенно нравится такой кандидат.

– Разве я тороплю? Всё, что я сказала – лишь материал для размышлений. Либо вы можете мне не поверить и бороться потом с последствиями. Предлагаю – подумайте.

– Я подумаю. Подумаю. И вы поразмышляйте. Его величество не простит, если поймёт, что вы его обманули.

– И в мыслях не было обманывать своего суверена. Он велел – я повинуюсь. Я буду заниматься сугубо женскими делами. Обещаю. И вы при желании можете забыть сюда дорогу. Вот только другого вельможу моего уровня на своей стороне вы будете очень долго искать.

– Вы отнюдь не так уникальны, как считаете. Полезны, согласен…

– И уникальна, как бы вам ни хотелось обратного. Но чтобы я захотела вам помочь в будущем, вы тоже должны будете что-то для этого сделать, а не просто бросать это своё «А ну-ка, живо!»

Немрад сморгнул. Сложно сказать, сколько в его взгляде и манерах было искреннего, а сколько – наигранного. Но это было и неважно. Раз он уже счёл нужным изобразить раскаяние, это о многом говорит.

– Да, я время от времени перегибаю. Приношу свои извинения. Думаю, наше дальнейшее сотрудничество можно будет построить на другом основании.

– И я надеюсь.

– Так вы уверены в своём кузене?

– Уверена в том, что этот говнюк способен продать всех и вся, так что лучшей кандидатуры не найдёшь.

Немрад снова заморгал быстрее, чем обычно. Занервничал. Должно быть, нечасто высокородные дамы позволяли себе такие выражения в его присутствии.

– Понял. Что ж, раз так… У меня для вас хорошие новости, моя госпожа – граф Агер-Аванда завтра прибывает в столицу. Я хотел попросить вас пообщаться с ним, возможно, что-то ему пообещать и запутать. Опасно просто и безыскусно его арестовывать, хотелось бы, чтоб повод выглядел убедительно…

– Уверена, ты предпочёл бы, чтоб гвардия вынула его из моей постели, вот был бы номер. Но это слишком даже для тебя.

– Я совсем не это имел в виду, ваша светлость, – испугался государственный секретарь, и Рудена испытала удовольствие, разглядывая, как меняются выражения его лица. Совершенно бессмысленное удовольствие, но всё же. – Я предлагал вам побеседовать с ним, делая вид, что вы готовы предать его величество и стремитесь к власти…

– Нет. Я такими вещами не играю.

– Мы могли бы взять графа жёсткой хваткой!

– Нет! Он – только один граф. Потом будет ещё один и ещё один. И ещё. Когда дойдёт до государя, мне будет уже не отмыться. Ты меня защищать не станешь.

– Стану.

– И чем это поможет? Я уже слишком глубоко увязну. Нет, Немрад, используй кого-то другого.

Он вздёрнул голову – коротко, нервно, как обеспокоенный конь.

– Подумай. До завтра. Игра трудная, но почётная.

– Будет совсем другая награда, чем та, что мне нужна. – Рудена искоса взглянула на своих дам. – Иди, Немрад, здесь мы не договоримся.