Меня тобой так размазало, Айлин. Ты бы знала, что творишь…

Упираюсь локтями в колени. Смотрю на нее. Кожа яркими-яркими пятнами. Как можно быть одновременно такой трусихой и творить такую дичь, Ручеек?

Айка делает глубокий вдох, смотрит на мои руки. Собравшись, вскидывает взгляд. Ловлю его.

Он чуть живой. Вау. Чем заслужил?

— Я хочу свободы, Айдар.

Честно говоря, я не ожидал. Внешне — вскидываю брови в удивлении. Внутри… Обвал конструкции.

А если дам, то что? Пожалеешь меня?

— Какой свободы? У нас ребенок общий. И я по-прежнему хочу, чтобы Сафие жила рядом со мной.

Не даю ни себе шанс еще немного побыть влюбленным дураком, ни ей облегчить душу. Ты впряглась во взрослые игры, девочка моя. Я с тобой по-взрослому. И ты со мной так же. Так к чему уже назад сдавать?

Несемся друг на друга. Скорость — бешеная. Давай без этого. Давай наконец-то встретимся лбами.

Айка сжимает губы, крутит головой из стороны в сторону.

— Нет. Этого не будет, Айдар. Мы с Сафие уедем куда-то. Но не к тебе.

Новости.

— Куда это вы уедете? — Вместо ответа — взгляд. Мне кажется, там боль. Мурашки по коже. Хочется дернуть, но сбивает ее высокомерное:

— Я еще не решила.

— Решаешь не ты.

Выдыхает. Смотрит снова на руки. Что ты там увидеть хочешь?

— Ей не нужен такой отец, как ты. — Лупит.

— А какой нужен?

— Нормальный.

Молчим. Сжигаем друг друга глазами.

Не знаю, за что мне она. За какие грехи. За гордыню, наверное. Потому что иначе не объяснить. Уничтожает веру, а я не могу из головы выбросить. Из сердца. Из жизни.

— Нормальный — это…

— Да любой.

Истерит. Взмахивает рукой и встает с кресла. Ходит по спальне. Я слежу. Останавливается у кровати берет в руки тюбик. Крутит. Смотрит на него. Дрожь возвращается. Снова вижу, что дыхание частит…

— Правда мало денег положил, да? — Сам не знаю, зачем спрашиваю. Наверное, для реакции. Извлечь хочу максимум. Планомерно спускаемся от высоких эмоций, которые питают плотно и до отказа, к маленьким дозам злости и ненависти. Опять таки… Ну что ж.

Айка смотрит на меня. Краснеет сильнее.

— Да я ни за какие деньги тебя не хочу. Тошнит.

Размахивается и бросает в меня лубрикантом. Я поворачиваю голову, но уголок все равно чиркает по виску. Улетает дальше. Смотрю на тюбик, слыша за спиной частое дыхание.

Оглядываюсь.

Попадаю в шторм.

Мне бы тоже сказать, что тошнит, но это же неправда. Даже зная, что предательница, не могу не хотеть.

— А кого хочешь?

— Лишь бы не тебя.

Улыбаюсь.

И отцом, я так понимаю, тоже любого сделать готова. Лишь бы не меня.

Не повезло тебе с родителями, Сафие. Прости нас. Когда-то. А пока…

— На что готова, чтобы я тебя отпустил? — Спрашиваю, ощущая себя безвозвратно мертвым. Айка, кажется, не ожидала. Дыхание сбивается. Глаза становятся шире.

Что ты смотришь, как будто за шанс хватаешься? Нет у нас с тобой шансов. Это тоже игра всё.

— Я сделаю всё. Просто скажи.

— Всё?

Кивает.

Да ничего, на самом деле.

Ты уже всё сделала. С тобой не могу. Без тебя сдохну. И будет, как хотела. Дочка — полусирота. Ты — свободная птица.

— Сядь для начала.

Киваю обратно на кресло. Она слушается. Вот теперь тошнит, да. От того, что вдвоем делаем. Тянусь за телефоном. Открываю и вбиваю нужное мне имя.

Листаю ряд фото. Тычу на рандомною. Показываю ей.

Она смотрит, кусая губы. А я пытаюсь понять: узнает или нет.

— Кто это? — Спрашивает, хмурясь.

Может и правда не знакома. Она и не должна. Это пока ничего не доказывает.

— Секретарь вашего горсовета. — Делаю паузу. Айка молчит. Чего ты ждешь, интересно? — Не знакомы?

Медленно ведет головой из стороны в сторону. Ловлю в глазах вспышки. То ли боится, то ли надеется…

— Значит, познакомитесь. — Произношу и самого трясет. Тормознуть хочется. Держусь. — Я тут узнал, что есть люди, которым я мешаю…

Отключаю эмоции. Или убеждаю себя, что отключаю. Слежу за реакциями.

Они ожидаемы. Айка замирает. Взгляд слетает вниз с моего лица на шею.

Что ж такое? В глаза — нет? Страшно?

Та давай. Доиграем уже.

— Не понимаю…

Мямлит, заводя сильнее. Усмешку мою отмечает. Фокусируется на ней, потом взгляд снова летит вниз.

— Не только тебе я не нравлюсь, представляешь? — Молчит и трясется. Черти рычат и скалятся. Держу за цепи. Бьют копытами. — Мне нужна информация. И заодно компромат. Спать со мной противно, давай вернемся к тому, с чего начали. Пошпионишь…

Вижу, как сглатывает. Снова перед глазами учащенно мигающие красные сигналки. Я игнорю. Рвущиеся из руки цепи оставляют раны на ладонях. Слышу тихое:

— Как?

Усмехаюсь. Раз. Два. Три. Разжимаю.

— Будет не сложно. Всего лишь хвостом перед ним повилять. Соблазнишь. Переспишь. Мне — видео и информация, которую прошу. Тебе — свобода. Идет?

Сам не верю, что сказал. Но получается, что да.

Молча впитываем слова. Я и она. Жду…

Кажется, что вокруг нас пространство трескается, грозит обвалом. Но я лично не боюсь. На нее смотрю. Размышления затягиваются.

Поднимает взгляд. Спокойно просит:

— Повтори…

Я психую. Что-то не то… Что-то, блять, не то…

Дергаю плечами, руками развожу.

— Что помешало с первого раза услышать?

— Повтори. Пожалуйста…

Айка просит еще раз. Осознаю, что треск не снаружи, а внутри.

Не могу.

Отвожу взгляд. Сжимаю челюсти. Она закрывает глаза и тянется за водой. Это я сначала так думаю, потом понимаю — не пить.

Берет стакан. Взвешивает. Размахивается.

Я ребром кисти отбиваю, она подается к столу. Дышит быстро-быстро. Смотрит — прямо-прямо. Плюет в меня:

— Я тебя ненавижу. Что ты со мной сделал? За что ты это со мной сделал…

— Я с тобой что сделал? А ты со мной что?

Улыбается. А мне вдруг страшно.

Впервые так, наверное.

Черти по углам. Забились.

В голове проносится: а вдруг ошибся? Я хватаю мысль за хвост. Она с размаху бьет в затылок.

По коже мороз. В руках дрожь. Не могу.

— Айка, ладно. Стоп. Отмотали.

Тянусь через стол. Поймать хочу. Она отталкивает. Замираем.

Между нами — болото непростительных грехов и ошибок. Я чувствую все ее эмоции, но не подлость.

— Отмотали? — Айка хмурится и переспрашивает. — Куда отмотали, Айдар?

Хочу встать, она тычет в меня пальцем и встает сама. Заходит за кресло. Стискивает его до побелевших костяшек. Пятна покрыли шею, плечи, грудь. Мне кажется, ее изнутри разрывает.

И меня тоже. Поздно пугаюсь. Поздно думать начинаю.

Смотрю в глаза. Вижу, как наполняются слезами.

Блять.

— Сядь, пожалуйста…

Прошу тоже поздно.

Она приподнимает кресло и громко бросает его назад. Дергаюсь.

Айка мотает головой, окидывает взглядом комнату. Тормозит на мне.

— Куда отмотали, Айдар? Куда?! — Кричит. А мне кажется, что стекла вылетают. — Может быть туда, где мне двадцать было? Аллах. Мне двадцать было!!! Я испугалась! Я не знала, как правильно!!! Я хотела всем помочь. Всех спасти. Я думала, так будет лучше! Наум сказал, ты меня простишь… Отец сказал, я плохая шлюха, если… Если уговорить тебя не могу. Потом ты сказал, что моя задача не в том, чтобы лезть в серьезные дела. Вы все считали меня просто…

— Айка…

— Да замолчи ты! Ты всё сказал уже!

Молчу.

Она опускает голову. Сжимает губы, дышит часто. Рычит, снова на меня смотрит.

— Ты меня ненавидишь… — Произносит, наверное, впервые вслух. Это страшно звучит со стороны. Когда внутри — другое. — Что бы я ни делала — ненавидишь. А дочку мою хочешь. Но я тебе ее не дам, — мотает головой. Снова опускает. — Не дам тебе ее… Я все сделала, а ты… Ты не собирался меня прощать. — Хмурится, опять смотрит на меня. Радужки расплываются за влагой. Мне кажется, что вдвоем прозреваем. Но в разном. — Никогда не собирался…