– Витя на кухне, пьет в одиночку, – сказала мать Павлу. – Самое время и место сам понимаешь для чего.

И Павел решительно потянул жену за руку и сам на нее, как на обмякшую тряпичную куклу стал натягивать пеньюар, потом протянул бокал шампанского из остатков бутылке. Она хлебнула и выплюнула кусок стекла, снова заплакав.

– Ничего, сейчас на кухне попьешь нормальную воду или вино из холодильника. Как раз Виктору составишь компанию. Должна же ты получить нормальный секс в ночь после свадьбы. Нельзя тебя разочаровывал, – Павел грустно улыбнулся и поцеловал все еще вздрагивающую от рыданий девушку.

В полумраке кухни, где верхний свет не зажжен, а только свет над кухонным островом лежал головой на столешнице бара Виктор, пытаясь удержаться на высоком стуле. Прохлада мрамора, запах специй, просыпанных во время готовки переносили его мыслями во времена, когда он был женат. Правда, длилось это недолго. Он был тогда начинающий астрофизик на смешной зарплате, а она – средней руки бизнесвумен, впрочем, пышнотелая и решительная.

«Хватай и держи» – основной принцип как бизнеса, так и брака. И другой на его месте стал бы при такой супруге кем-то средним между альфонсом и домохозяином – под прикрытием увлеченности своей профессией, не приносящей дохода. А он был воспитан на хорошей литературе, поэтому хорохорился, пытался что-то доказать жене. Поэтому готов был рисковать, чтобы сравняться с женой по доходам. Так и попал в лапы Иллариона, который для начала поручил молодому ученому раздобыть карту аэрофотосъемки со спутника обширного участка вблизи Тюмени, и очень хорошо заплатил. Это повысило самооценку парня, он пару раз возразил по-мужски «комнатной диктаторше». На этом и кончилось время супружества.

Зато началась эпоха знакомства с умным и даже мудрым криминальным авторитетом. Потом, когда тот создал легальный бизнес, как раз таки Илларион сделал их с Павлом компаньонами. Правда, Виктор был в роли скорее не адвоката, хотя заочно уже заканчивал юрфак, а того, кто умеет ладить с клиентами и их находить.

Их адвокатская контора не только зарабатывала, но и отмывала деньги. Ведь за такие услуги можно платить наличными по договоренности. Конечно, каждый из них двоих хотел выделиться, засветиться перед шефом. Они часто конкурировали по части женщин.

Виктор мог бы «сдать» Пашку шефу, когда пошли слухи о кастрации некоего насильника. Ведь утром после той ночи Паша был явно в таком состоянии, что ему пришлось накладывать макияж и румянить щеки, таким он был больным, когда доплелся в офис. С бодуна так себя не чувствуют, хотя спиртным от партнера и несло.

Но поднаторев в юриспруденции, Виктор решил свою догадку приберечь, как козырь в рукаве. И теперь ему хотелось бы, чтобы Павел отдал ему на ночь молодую жену, эту чудесную девочку. Конечно, совокупление было бы связано с риском для Виктора. Но за бонус в виде такой красотки он был готов хранить тайну своего партнера.

И потом, стучать шефу – как-то это не «по – пацански». Витя даже самому Павлу ни разу не заикнулся о том, что понял, что с ним что-то случилось, когда тот пришел в контору под кайфом, и часто отлучался «к зубному» за добавочной порцией обезболивающего.

Ищейкам Илларион Виктор соврал, что Павел беседует с клиентом, оставался в офисе все время, что ничего в нем не изменилось. И вот только сегодня, когда его друг-соперник женился на чудесной девушке, явно обеспечивая себе алиби, Виктор сидел и думал – правильно ли он поступил, не раскрыв имя лже-насильника. Ему было жаль девчонку, такую красивую и счастливую.

В огромной кухне, где вся мебель была, как из Версаля и над островом висели медные кастрюли, не было ничего, на чем можно было бы растянуться и заснуть. В спальне для гостей уложили Иллариона и рядом – Нану, в другой спальне разместилась охрана. В гостиной спала «царица Тамара».

Виктор мог бы взять такси и отправиться домой. Но почему-то сидел и ждал.

И был уверен, что молодая жена Пашки будет его. Сейчас. Эта мысль заставляла его бодрствовать.

И лишь однажды он задремал, и тогда ему привиделась паутинка платья невесты, сквозь которую он продирался в какую-то кущу буйно цветущих деревьев и кустов – некий сад, полный роз, лилий, пионов и ярких крупных птиц. Саму девушку он не видел, но словно бы ее платье открывала вход в эту страну блаженства. Проснувшись, Виктор стал думать, чтобы сделал он сам потом, утром. Увел бы ее у Пашки? Это опозорило бы адвоката Иллариона – жена ушла к другу с утра. Тогда как же поступит Павел с женой утром? Убьет!

Что ему останется сделать, чтобы она не проговорилась? Устроить ей автокатастрофу? Или он придумает другой способ убрать ее незаметно.

Холодный пот выступил у него на спине. Сонечка ему не просто понравилась, она его околдовала. Все время, пока она танцевала на свадьбе, Виктору хотелось схватить ее в охапку и спрятать от всех. Он хотел ее защитить и оградить. Та роль спасителя, которая ему не светила в прежнем браке, наконец, замаячила на горизонте. Чувства его были затронуты. Особенно мучило его желание прикусить мочку уха с сережкой. Никогда раньше у него не было такой фантазии ни с одной женщиной. Ему нужны были нюансы, ему нужно было смакование этого рта, похожего на большую круглую вишню, пленяли темные ресницы и брови при естественном светло русом цвете волос, ямочка в уголке рта справа. Словом, ему казалось, что это милый ребенок, которого могут обидеть и даже уничтожить. Он сгорал от желания действовать. Но как?!

Сперва в кухню заглянула мать Павла, поэтому Виктор не удивился, когда через пару минут дверь на этот кухонный стадион открылась, и в нее кривясь и прихрамывая, вошла та, по которой он страдал – во всех смыслах этого слова.

Болезненно морщась, с полусогнутыми, как у медведя, ногами плачущая Софья не выглядела соблазнительно. Она решила вынуть из холодильника лед и запихать его внутрь влагалища, чтобы унять саднящую боль.

В полумраке она открыла холодильник, припала губами к открытой пачке яблочного сока со всхлипами и прорывающими сквозь глотательные движения. Свет их приоткрытой дверце рельефно освещал сквозь ткань ее красивую, растопыренную, как у козочки грудь и кровавое пятно на пеньюаре между бедер.

И тут все соображения и расчеты улетучились. Виктор слез со своего табурета и облапил Сонечку сзади еще до того, как дверца холодильника закрылась, и стало темно. Плача, Соня не услышала его шагов. Но, дернувшись из его объятий инстинктивно, она тут же затихла, вспомнив о том, зачем ее сюда послали.

Виктор сел на пол по – восточному, увлекая Софью за собой, и стал ее баюкать, как ребенка, повторяя «Ш-ш-ш, тихо, маленькая».

Не было в этом ничего зазорного, ведь Соне было так явно больно, что это отрезвило до того словно пьяного от желания мужчину.

Так что зависший, как пчела над цветком Ангел Софьи даже умилился. Он явно видел, что Виктор именно влюбился в чужую жену, а не просто ее возжелал.

Неужели Пашку не кастрировали? Не может быть – это он был у Наны… вслух размышляя, сказал он.

Софья перестала плакать и уставилась на него в свете от холодильника с надеждой.

– А, ты в курсе того, что…! Нет, это он меня горлышком от бутылки, чтобы его не разоблачил Илларион, – шепотом сказала она ему куда-то в грудь.

– Больно? Давай положу тебе льда туда.

Мужчина выпростал колени, легко поднялся из своей йоговской позы и пошел за льдом. Пересыпал его в кухонное полотенце и, раздвинув ноги девушки, положил туда холодный мокрый сверток.

Софья вскрикнула, попыталась потерпеть, но быстро откинула лед – от него все слегка занемело, но внутри стало еще больней.

Тогда Виктор наклонился над ее нижними губами и стал целовать у нее все между ног, пальцами лаская клитор. И от этого боль стала превращаться в желание.

В это время на цыпочках к двери на кухню подошел Паша и стал наблюдать, ожидая развития событий по своему сценарию.

Это было круче любого порно по домашнему кинотеатру – видеть в полумраке, как та, которую ты хочешь, но не можешь, по твоей же воле отдается другому…