После очередного щелчка нервы у пилота сдали, он сбросил скорость, начал отставать, дожидаясь броневик. Когда стекло кабины перед твоим носом начинает покрываться дырками, сложно не задуматься о бренности бытия.

— Сбрось чуть-чуть! — крикнул я Аннушке.

— Чего? Громче! — ветер свистит так, что ни черта не слышно.

— Сбрось скорость! Подпусти их! — ору я изо всех сил.

— Уверен?

— Давай!

Я выставляю винтовку в окно, разворачиваю стволом назад, припадаю к прицелу. Ветром аж уши к носу заворачивает, но машина сбавляет ход, становится легче.

Щёлк! Щёлк! Щёлк! Щёлк! Боезапас большой, а лёгкую броню эта ружбайка шьёт как бумагу. Увы, на ходу точно не прицелиться, пули ложатся «в силуэт», более-менее на удачу. «Ну, Геманта, где там твои кубики?» — думаю я.

То ли читерский артефакт срабатывает, то ли боги случайного распределения к нам благосклонны — броневик внезапно теряет управление, начинает вилять по дороге, слетает с неё, метров двести вспахивает поле рядом, потом переворачивается. Летят во все стороны куски разбитого об землю коптера, машина делает кувырок и встаёт на колеса.

Аннушка отчаянно тормозит, лихо с заносом разворачивается, и мы мчимся обратно. Пора познакомиться.

На этот раз у нас есть пленные. Не повезло водителю — моя пуля прошила бронированный стеклопакет, его шлем, его голову, подголовник противоминного кресла, плечо сидевшего сзади стрелка, заднюю стенку бронекапсулы и унеслась куда-то в пространство. Надеюсь, она не облетит планету и не вопьётся мне в жопу, вернувшись. Пробивная сила винтовки внушает.

Не повезло и пилоту — кувыркнувшийся броневик размолотил его тело вместе с хрупким лёгким коптером. Без шансов. В живых остались трое: стрелок с простреленным плечом, сидевший рядом с ним сзади боец, и что выглядит особенно перспективным — командир на сиденье справа. Полевые знаки различия неизвестной мне системы, но офицера видно сразу. Судя по возрасту и выражению лица — не ниже майора. От переворота машины они не пострадали, это вам не с эстакады упасть. Защищённые кресла с высокими подголовниками, пятиточечные ремни, прочный каркас кузова — всё сыграло в их пользу.

— Вылезать по одному, оружие оставить внутри, — сказал я громко.

Аннушка, присев, с интересом осматривает закреплённые на раме резонаторы — на мой взгляд, они похожи на фрагменты стальных часовых браслетов, соединяющих чешуйками звеньев невнятные плоские коробки под кузовом.

Экипаж не внял сразу, пришлось прострелить кузов ещё пару раз. Убедившись, что броня их никак не защитит, они неохотно сдались, вылезая наружу.

— По одному, я сказал!

Аннушка держит их на прицеле пистолета, я обыскиваю и связываю руки. Запрыгнув на кузов, убеждаюсь, что внутри остался только труп водителя, возвращаюсь и спрашиваю:

— Ну, что, сразу разговаривать начнём или сперва помучаемся?

Геманта с Кори испуганно наблюдают за происходящим издали, и мне бы не хотелось прибегать к методам экстренного полевого допроса. Они совершенно неэтичны, весьма неэстетичны и крайне далеки от конвенций о гуманном отношении к пленным. Зато очень экономят время.

— Я не очень много знаю, но расскажу всё, — сказал, к моему облегчению, офицер. — Только окажите сначала помощь моему солдату.

Он мотнул головой в сторону раненого стрелка.

— Без проблем, собирайтесь пока с мыслями.

Я осмотрел плечо — сквозная рана, чистый раневой канал, калибр мелкий. Кровь течёт, но умеренно, крупные сосуды не задеты. Ерундовое ранение, «в мясо», повезло. Вытащил из его же разгрузки индпакет, перевязал. Дело привычное, рука набита.

— Воевали? — отметил мою сноровку офицер.

— Не твоё дело, — отмёл я эту попытку контакта. — Выкладывай.

— Мы просто частная военная компания, наёмники, — сказал он. — Работаем по контрактам.

— Если ЧВК занимается поиском и ликвидацией гражданских, это уже совсем иначе называется, — сказал я строго. — Не наёмники, а наёмные убийцы. Статус военнопленного на вас не распространяется.

— Иногда приходится делать то, что нужно. Приказ есть приказ.

— И что это был за приказ?

— Найти и доставить в расположение. При невозможности ликвидировать.

— Кого?

— Её, — офицер кивнул на Аннушку.

— С какого хрена, блин? — возмутилась она.

— Мне не сообщают, званием не вышел.

— Он врёт, — сказала внезапно Геманта.

— Уверена? — спросил я.

— Я кайлитка. Он офицер высокого ранга…

— Звания, — поправил я.

— Да, наверное. Он знает причины, просто не хочет говорить. Надеется вас обмануть, думает, что убивать всё равно не станете.

— Видите, — сказал я с упрёком командиру, — а я ведь не хотел делать вам больно.

— Это не поможет, — покачал головой он, — я тренирован переносить боль, а мои бойцы ничего не знают.

— Ну, как вы уже наверняка догадались, я не могу не попробовать. Девочки, вам бы лучше отойти подальше, отвернуться и заткнуть уши…

Не знаю, как там он тренирован, но с лица сбледнул, и пот на лбу выступил.

— Не надо, — сказала Геманта, — мне он расскажет сам. Ведь правда?

Она присела, коснулась руки офицера и заглянула ему в глаза.

— Дай ей шанс, — сказала мне Аннушка. — Кайлиты умеют промывать мозги, сам знаешь.

Мы оставили их вдвоём, отведя подальше от других пленных. Пока они общаются, я наскоро допросил солдат, а Аннушка деловито выкрутила из резонаторов два акка. Один отдала мне, что, как я понимаю, более чем щедро. Теперь точно хватит на хороший протез. Первым делом займусь, как только эта гонка закончится, надоело ковылять.

Бойцы про задание знают мало, и тут я склонен им верить. На кой чёрт что-то рассказывать, раз с ними офицер катается? Они подтвердили, что это аж целый подполковник. Для понимания уточнил их командную структуру — аналогична нашей, так что подпол — это довольно много. Кстати, он нам, и правда, соврал — никакая это не ЧВК, а хоть и небольшая, но армия. В чём разница? Они воюют не ради денег, а ради политических целей руководства, выполняя приказы. Иногда приказ может быть мотивирован коммерческими интересами третьих лиц, но всё же это не бизнес. Да, местами сложно отличить, но, поверьте, разница есть. Я бы их охарактеризовал как «ГосЧВК», то есть организация, притворяющаяся частной, потому что настоящие интересанты не хотят иметь официального отношения к происходящему. У нас такого тоже хватает.

Численность у них небольшая, но снабжение отменное — это я и сам по технике понял. Мотаются по Мультиверсуму, решают задачи. Какие? Это у командира спрашивать надо. Их уровень — стрелять, куда покажут.

В целом, мы довольно продуктивно побеседовали, бойцы, видя издали, каким соловьём поёт утонувший в зелёных глазах кайлитки командир, не запирались.

Убивать пленных мы, разумеется, не стали бы. Но с офицером всё равно вышло нехорошо.

— Ох! — вскрикнула Геманта и отпрыгнула в сторону. — Что с ним?

Военный вдруг смертельно побледнел, опрокинулся на землю, вытянулся, встав на мостик, как будто у него столбнячные судороги, забился в приступе, пустил пену, закатил глаза… И умер.

— Блокада сработала, — сказал раненый стрелок. — У офицеров, говорят, ставят. Если чего лишнего начнёт болтать, сразу тапки паркует.

— Что ж вы раньше не сказали, придурки? — разозлился я.

— Да мы точно не знали же. Это секретно так-то, просто слухи ходят. Ветераны брешут, раньше вообще взрыв-пакеты в СИБЗ встраивали, а кнопка у командира. Так что это ещё ничего…

У бойцов забрали оружие и оставили в пустом срезе. Жестоко? Да как сказать. Они бы нас не пожалели. Кроме того, я уверен, что их найдут и эвакуируют. Исходя из сложившейся у меня картины, получается, что в Мультиверсуме их командование оперирует очень даже свободно. Если уж они Аннушку раз за разом вычисляют, то своих солдат уж точно найдут. Если захотят. А не захотят… Ну, мы их нянчить не нанимались. Велели передать руководству, что если оно не уймётся, то мы к ним придём сами. Потому что Аннушка теперь знает, где их искать, и однажды они проснутся как я — с ботинком на горле и стволом у носа.