* * *
Ехали долго, ныряя на Дорогу и выныривая на зигзаги, а потом впервые на моей памяти остановились не тут, а там. В смысле не в срезе, а на Дороге.
— Смотри, солдат. Это мало кто видел.
Дорога ныряет под свод конструкции, образованной четырьмя сходящимися вверху арками из чёрного матового камня. Мы встали прямо в середине, вокруг туман, и мне не по себе.
— Что это?
— Перекрёсток.
— Чего с чем?
— Да хрен его знает, если честно, — призналась Аннушка. — Одного ничто с другим ничтом. Но здесь можно повернуть и остаться на Дороге.
— На той же самой?
— Без понятия. Может быть, повернув, ты окажешься в другой Вселенной, где всё похоже, но чуть-чуть не так… А может, ничего не произойдёт.
— А ты поворачивала?
— Несколько раз. В некоторые места иначе не попадёшь.
— И как?
— Да чёрт его пойми, солдат. Если это другая Вселенная, то и ты другой, а значит, не заметишь разницы. А если та же, то разницы просто нет. Ладно, хватит метафизики. Мне тут как-то не по себе.
Аннушка решительно вывернула руль, и мы повернули направо.
* * *
Ехать по брусчатке старого города на машине гораздо удобнее, чем ковылять на костылях. Мы снова там же, где были, в локали с Мораториумом.
— Вот, я же говорила, что найду, — сказала удовлетворённо Аннушка. — Теперь можно собрать тут всех, кому не по пути с Конгрегацией, Коммуной, Альтерионом и прочими большими игроками в «Хранителей». Их тут не достанут.
— И что они будут делать? — я оглядел пустую площадь.
— Для начала просто жить. Это, солдат, поверь, уже много. Беглых корректоров не сожрёт Конгрегация, синеглазых детишек Костлявой не сунут в мозгоёбку Школы, кайлитам не отгеноцидят с плеч их бедовые рыжие бошки…
— Чтобы жить, надо что-то жрать, для начала.
— А, ты об этом… Не переживай, найдут пропитание. Кайлиты четверть века на Эрзале выживали почти натуральным хозяйством; корректоры могут ходить, где вздумается, и подбирать, что плохо лежит; у Костлявой аж две глойти — переквалифицируется из кланлидерши в караванщицы, не пропадёт.
— А ты?
— Что я?
— Вот, допустим, собрала ты всех здесь, сказала: «Правьте и владейте, плодитесь и размножайтесь». Типа миссия выполнена, ладно. Чем дальше займёшься?
— Своими делами, солдат.
— То есть всё на этом и закончится?
— А ты как хотел?
— Я хотел, чтобы нет.
— Не любишь законченных историй?
— Ненавижу!
— Тогда разводи костёр. Думаю, доски с тех лесов как раз подойдут на топливо.
— Костёр? Зачем?
— Ты же не думаешь, что я куда-то двину не жрамши? Приготовим ужин, выпьем (я как раз захватила бутылочку виски), переночуем…
— И что дальше?
— Ну, смотри. Кто-то делает гранж и травит им людей, превращая в одноразовых глойти. Мне чертовски хочется открутить этим деятелям их делалки. Это раз.
Аннушка подняла кулак и отогнула на нём палец. Средний.
— Откуда-то высрались уроды на комспасовской технике, у которых акков хоть жопой жуй, причём не нашедшие лучшего занятия, чем пытаться меня грохнуть. Это не то, что можно просто проигнорировать, и это два.
Второй палец — указательный, и теперь она показывает знак V.
— Конгрегация, как выяснилась, творит какую-то херню с корректорами и коллапсами, и в этом, оказывается, по уши был замешан мой старинный приятель Калеб и мой бывший… во всех смыслах, Мелехрим. Я, конечно, не корректор, и плевать мне на их игры, но это, сука, уже личное.
Пальцев стало три.
— Оказывается, корректоры стерильны не от природы, а их сделали такими в Школе. Я не то чтобы планировала становиться матерью, это как-то не идёт к моему образу жизни, но, блин! Такие вещи нельзя делать не спрашивая! И теперь уже я хочу спросить: «Какого чёрта?» и намереваюсь получить ответ.
Она отогнула мизинец, пальцев стало четыре.
— И последнее по очереди, но не по значению — я просто обязана узнать, что это за рыжая баба, двойник Ольги. Та была моей лучшей подругой, и я должна себе и ей хотя бы это.
Аннушка отогнула большой палец и помахала в воздухе пятерней.
— А ещё, — сказала она, — я практически уверена, что всё это как-то связано.
— То есть, — осторожно спросил я, — мы не напишем тут «Конец»?
— Нет, солдат, — рассмеялась она. — Мы напишем:
«Продолжение следует».
