— Я ему талдычу, что хрен к нему кто вернётся, — сказал безнадёжно старик, — но он не слушает, конечно. Дурной.

— Грём мудр! — не согласилась стена.

— Не знаю, что он там наворотил с предками, но драпали они отсюда бегом и потомкам завещали «дурного грёма» не касаться. Так что дело безнадёжное. Я бы и сам свалил, но не могу. Не умею, да и поздно уже, старый совсем.

— А как тебя сюда занесло-то?

Оказалось, что нынешний дед, будучи в годах ещё молодых, раздобыл как-то маршрут до Родины. Он описывал процесс обретения оного так уклончиво, что я сразу предположил, что где-то спёр. Ведомый любопытством, а более того — желанием наживы, он решил посетить покинутую альма-матер с целью проверить, не осталось ли там пригодных к реализации материальных ценностей.

— Я думал, — вздохнул он, — брешут старики-то про дурной грём. Пугают.

Не будучи сам «человеком фрактала» — среди грёмлёнг такие редкость, — он нанял какого-то глойти, пообещав ему долю в добыче, и отправился по родным местам. Где и попался.

— Глойти-то он сразу грохнул, — пожаловался дед.

— Образец был утрачен в результате исследовательской работы, — не согласилась стена, — требовались данные по изучению феномена взаимодействия со структурами фрактала.

— Угу, для этого ты и разобрал его на органы!

— К сожалению, полученных данных недостаточно. Кто из вас является глойти?

— Не говорите ему, опять расчленит нафиг, — предупредил дед.

— Не надо расчленять Доночку! — подпрыгнула наша бабуся. — Я ничуточки не глойти! И не похожа даже!

— Грём более не заинтересован в деструкции глойти. Этот метод исследования исчерпал себя на предыдущем экземпляре.

— Да брешет, не слушайте. В общем, теперь он хочет, чтобы грёмлёнг вернулись. Поэтому хочет отправить вас за старейшинами, а чтобы вы не свалили, возьмёт кого-нибудь в заложники.

— И как мы должны уговорить старейшин грёмлёнг, которым насрать на наших заложников? — удивился я.

— Грём не интересует методика. Грём интересует результат! — провозгласила стена.

— Дурной! — констатировали мы с дедом хором.

— Эй, железяка, — сказала Аннушка, — а для чего тебе люди вообще?

— Мои системы чрезвычайно устойчивы, а ремонтные боты весьма совершенны. Однако за прошедшие годы накопился износ, приводящий к постепенному снижению функционала. На сегодня запас резервных узлов практически исчерпан, производство новых приостановлено вследствие выхода из строя ряда критических модулей. Уровень деградации составляет восемнадцать с половиной процентов и нарастает. Согласно прогнозу, через семьдесят три года ситуация станет необратимой. Мне нужен срочный ремонт. Его могут осуществить только создатели.

— Так они померли все давно!

— Грёмлёнг легко восстановят утраченные компетенции. Даже единичный экземпляр был полезен, пока не достиг стадии критического износа.

— Ну да, я его чинил, где мог, — развёл руками старик, — но это капля в море. А что мне делать-то оставалось? Он бы меня грохнул. Этики в нём вообще не предусмотрено.

— А выключатель? — спросил я.

— Не, — вздохнул тот, — сам бы давно вырубил, но эта тварь распределённая и с самопочинкой. Рубанёшь, к примеру, кабель — прибежит бот и обратно скрутит, да ещё и током долбанёт, падла. Так что встряли вы, ребята.

— Ладно, грём, — сказала Аннушка. — Как ты себе это представляешь?

— Согласно плану, я верну вам автомобиль, и вы покинете срез, оставив одного члена группы. Если вы не вернётесь к сроку, он будет уничтожен болезненным способом. Если вернётесь с представителями народа грёмлёнг, он будет отпущен. Если вернётесь без них — срок будет продлён для следующей попытки. Я учитываю, что миссия может не быть выполнена сразу.

— Оставьте меня, — вызвалась Донка, — я старенькая и скоро умру. Эй, мелкий!

— Чего тебе? — отозвался дедок.

— У тебя спирт есть? Контакты протирать, или что там ещё…

— Хоть топись в нём.

— Тогда Доночка даже не заскучает!

— Не, плохая идея, — не согласился я. — Не хочу никого оставлять электрическому дураку.

— Грём не примет в заложники неполноценную особь, — отрезал голос в стене. — Ни старую, ни повреждённую.

— А какую примет? — спросил я.

— Останется молодая женщина. Согласно имеющейся у меня информации, таковые представляют наибольшую ценность у биологических существ.

— Замётано, — сказала Аннушка, вставая. — Где там наша тачка? Провожу ребят в путь-дорогу. Надеюсь, тут хорошо кормят.

— Сдурела?

— Верь мне, солдат. Я знаю, что делаю!

Многострадальный «кукурузер» стоит в подземном гараже.

— Ты уверена? — спросил я Аннушку. — Может, силовой прорыв? Вон, пистолеты наши на сиденье валяются…

— Не-не, не бери в голову, солдат. Просто поверь мне, ладно?

— Как скажешь. Донка, ты же, если что, сможешь привести меня обратно?

— Не вопрос, служивый, — снисходительно ответила бабуся, — ежели я где была, то всегда туда вернусь. Если, конечно, трезвая. Если пьяненькая, то могу и не вспомнить.

— Доночка, дорогая, — обратилась к ней Аннушка, — ты же помнишь, как мы с тобой познакомились?

— Такое забудешь, — захихикала старушка, — отменно зажгли!

— Думаю, тебе стоит обновить впечатления.

— В смысле?

— Давай, садись, а то эта хрень нас точно подслушивает.

— Доночка ничего не поняла, — жалобно сказала глойти.

— Потом поймёшь, жми давай, пока он не передумал.

Модерновые стальные ворота разъехались в стороны, я нажал на газ, машина выскочила на длинный прямой выезд, и Донка, тяжело вздохнув, выдернула нас в туман Дороги.

— Чего-то она мне сказать хотела, — сказала глойти грустно, — а я не догоняю. Доночка и молодая-то умненькой не была, а теперь ещё и старенькая.

— А как вы с ней познакомились? Может, в этом дело?

— Сейчас, выйдем на зигзаг… Да туда, туда, неужто не видишь? Крути штурвал, рулила!

Я уже почти уверенно вывел машину на смутно прорисовашийся в тумане съезд. Колеса подпрыгнули, мир зажёгся роскошным пламенным закатом над непереносимо красивыми горами.

— Давай передохнём, служивый, — попросила глойти, — там, чуть подальше, парковочка будет насиженная. Можно костерок развести, Доночку покормить…

— Знакомый путь?

— Да, тут раньше часто караваны ходили. Теперь нет — срез, куда вёл маршрут, коллапса врезал. Незачем стало. Но место хорошее, безопасное. Вон, видишь, туда заезжай, где навес.

Площадка похожа на место отдыха дальнобойщиков — большая асфальтированная парковка с заметённой пылью разметкой, облезлые брошенные здания без стёкол, некогда, вероятно, бывшие кафе и мотелем, и даже кирпичный уличный сортир, куда немедля устремилась, охая, Донка.

Я загнал машину под бетонный козырёк навеса — тут, похоже, была заправка, но колонки демонтированы и разобраны, из их остатков кто-то соорудил примитивные дровяные печки. И даже дрова лежат кучкой. Я растопил одну из жестяных конструкций, поставив на импровизированную конфорку чайник. Заварю лапши, поедим горячего, а то и правда живот подвело.

Когда Донка вернулась, мы уселись с мисками на пол открытого багажника и заработали ложками.

— Эх, сейчас бы водочки… — грустно сказала бабуля. — Да нету. Нету ведь, служивый?

— Нету, — подтвердил я. — Да и нельзя тебе, нам же ещё ехать.

— Совсем Доночка никакущая стала, — пригорюнилась она, — а когда-то могла любого перепить… Ну, кроме Аннушки, конечно.